Эрнест Капандю - Рыцарь курятника
– Это залог счастья.
– Не говорите так!
– Разве лучше, чтобы я думала и молчала, чем думать и говорить?
– Скажите мне, хорошенькая нимфа, разве убийственное наслаждение охотой приводит вас и ваших подруг в глубину лесов?
– Не всегда… между нами есть одна, бывающая в лесу вследствие совсем противоположного чувства.
Разговаривая таким образом, король и нимфа дошли до «гостиной цветов» и сели на мягкий диван. Король все держал руку нимфы в своей.
– Та, о которой вы говорите, – продолжал он, – может быть, нежная Венера, отыскивающая среди лесной зелени какого-нибудь нового Адониса? Вы молчите?
– Я думаю.
И нимфа слегка вздохнула.
– Адониса, – повторил король.
– Да… Адониса… очаровательного! – Нимфа вздохнула опять и печально покачала головой. – Ах, как жаль, – сказала она. – Какое это несчастье!
– Почему? Какое несчастье?
– Потому что между бедной нимфой и прекрасным Адонисом расстояние слишком велико…
– Расстояние?
– Которое невозможно преодолеть.
Она вздохнула в третий раз.
– Ничего нет невозможного, – с жаром сказал король. – Всякое расстояние сокращается, когда любовь простирает над ним свои крылья.
– Увы! Любовь поднимается очень высоко, – отвечала хорошенькая нимфа, – но она не долетает до трона.
– До трона! – повторил король. – Что я слышу?
– Молчите! – сказала нимфа в большом замешательстве.
– Почему я должен молчать?
– Потому что этого никто не должен знать.
– Даже я?
– Оставьте меня!
Она хотела встать, король осторожно удержал ее.
Они были одни в «гостиной цветов».
– Ответьте мне только, – продолжал король, – в какой части земли можно встретить эту очаровательную и чувствительную нимфу?
– О! У вас нет никакой надобности искать ее в другом полушарии. Редко прекрасный Адонис охотится в лесах, в окрестностях Парижа, без того, чтобы чувствительная нимфа не явилась ему… Но, однако, есть одно место, которое она предпочитает…
– Как оно называется?
– Сенарский лес.
– Сенарский лес! – с жаром повторил король. – О! Не употребляйте во зло волнение, которое испытываю я. В этом лесу я встретил привлекательнейшую женщину, которая заставила забиться мое сердце от любви и надежды…
– Молчите! Молчите!
– О! – продолжал король с еще большей нежностью и одушевлением. – Скажите мне, знаете ли вы очарователь-ную амазонку Сенарского леса, которая при каждой охоте является в различных видах?
– Да, я ее знаю.
– И близко?
– Очень.
– Сделайте мне милость, – попросил король, целуя руку нимфы, – снимите маску.
Молодая нимфа стояла перед королем спиной к двери. Быстрым движением она сняла маску, закрывавшую ее лицо.
– Ах! – воскликнул король, любуясь прелестными чертами сенарской незнакомки, – это была правда…
Он встал и снял свою маску.
– Король! – испуганно проговорила нимфа. – Ах! Он знает все!..
И она убежала из залы. Король, покраснев от удивления, удовольствия и волнения, бросился за ней, не надев даже маски. Нимфа исчезла в толпе, но из ее руки выпал носовой платок, обшитый кружевами. Двадцать рук опустились в одно время, но Людовик XV проворнее всех своих придворных бросился и схватил тонкую батистовую ткань, затем он осторожно бросил ей платок, так как не смог достать рукой до хорошенькой нимфы. В этом вежливом движении, чисто французском, придворные узнали восточный обычай.
– Платок брошен, – сказал Ришелье.
– Платок брошен! – повторили десять голосов.
Через десять минут вся зала говорила: «платок брошен», и мадам Рошшуар, рассчитывавшая зажечь в сердце короля истинную страсть, упала в обморок от горя, не достигнув своей цели. Лица многих присутствующих омрачились, и скоро все произносили одно имя – одни с восторгом, другие с завистью, бешенством и презрением.
Это было имя мадам Ленорман д'Этиоль.
Оставив короля, она из легкого кокетства уехала с бала.
ХХХV МеркурийКороль пригласил Ришелье в свою карету. Они были одни. Король возвращался в Версаль; дорога была длинной, и разговор можно было вести спокойно.
– Любезный герцог, – говорил влюбленный король, – я в полном восторге.
– Я очень рад, государь.
– Я не хочу отрицать этого! Я в восхищении, я влюблен! Сердце мое трепещет… Словом, я болен… очень болен от любви…
– Успокойтесь, государь, скоро в наших руках будет лекарство от этой болезни.
– Вы так думаете, друг мой?
– Я это знаю определенно.
Король c сомнением покачал головой.
– Это мне кажется трудно, даже очень трудно, – сказал он.
– Почему? – спросил Ришелье.
– Говорят, что д'Этиоль без ума от своей жены.
– Тем лучше.
– Как?
– Тем легче будет его обмануть.
– А если он любит свою жену?
– В таком случае надо усыпить его бдительность.
– И все-таки я боюсь, чтобы он не наделал шуму.
– Есть средство не слышать его, если он захочет говорить.
– Какое средство, друг мой?
– Надо доказать ему, что для поправки здоровья ему решительно необходимо попутешествовать.
– Что это вы! Послать его в изгнание…
– Нет, государь, не в изгнание, а просто покататься: эта прогулка будет ему даже приятна… И предписана доктором… Он, должно быть, болен, бедняжка, ему просто необходимо подлечиться.
– Вы большой повеса, герцог де Ришелье! – с восторгом проговорил король.
Герцог поклонился.
– Я преданный слуга вашего величества, – отвечал он.
– Итак, вы думаете, что мадам д'Этиоль не отвергнет меня?
– Я думаю, что она с нетерпением ждет, когда вы предложите ей вашу любовь.
– Ришелье!..
– Это мое убеждение!
– Вы не сомневаетесь ни в чем, любезный герцог.
– Могу ли я не верить успехам вашего величества?
– Молчите, льстец!
– Я, однако, должен сказать еще кое-что вашему величеству.
– Что такое?
– Если завтра вечером мадам д'Этиоль приедет в Версаль…
– В Версаль? – вскричал король.
– Да, государь, если она приедет, надо ли ее ввести в малые апартаменты?
– Я скажу Бине.
– Она приедет.
– Ришелье! – воскликнул король, смеясь. – Вы – дьявол!
– Пусть так, – отвечал герцог, – но признайтесь, государь, что на этот раз дьявол держит ключи от эдема. Позволите ли вы мне, государь, выйти здесь из кареты?
– Зачем?
– Для службы короля, – смеясь, отвечал Ришелье.
– Мне нечего возразить, выходите.
Ришелье дернул за шнурок, карета тотчас остановилась.
– Когда я вас увижу? – спросил король.
– Завтра, государь, – отвечал Ришелье, уверенный в том, что он говорит. – Завтра я вам скажу, в котором часу.
Лакей отворил дверцу, Ришелье вышел. Карета опять понеслась, ее провожали три кареты с двенадцатью гвардейцами верхом, две другие кареты ехали позади: это были кареты герцога Ришелье; они остановились и ждали. Отворив дверцу первой кареты, Ришелье проворно вошел и сел.
