Эдмундо Конде - Яд для Наполеона
Когда Жюльен собирался покинуть борт, на плечо ему опустилась рука капитана.
— Помните: утром я снимаюсь с якоря. С вами или без вас.
— Я помню. — Жюльен, наклонив голову, собрал волосы на затылке и перевязал их черной лентой.
— На всякий случай я велел приготовить шлюпку, — сказал капитан и, понизив голос, с искренним участием спросил: — Вы серьезно полагаете, что достигнете своей цели и сможете доставить его на борт?
Оказалось, что капитан, несмотря на участие в не самых праведных делах, ощущал себя в большей мере французом и патриотом, чем многие другие.
— Вы строите смелые предположения, — туманно ответил Жюльен. — Мои люди будут здесь в условленный час. Это все, что могу сказать.
— Извините, мсье, последний вопрос. Мы с вами никогда не были знакомы?
— Может быть, в другой жизни, капитан, — вместо прощания сказал Жюльен и, перемахнув через борт, ловко спустился по канату вслед за Огюстом.
— Удачи, — буркнул себе под нос много повидавший на своем веку капитан.
Оба друга, а вместе с ними Жером и Батист, вплавь добрались до набережной. Они были одеты во все темное и стремительно перемещались в ночи подобно теням, скользящим в тумане. Миновав Джеймстаун, группа ступила на дорогу, что вела вверх и вглубь острова — на равнину, где на высоте более пятисот метров над уровнем океана находился Лонгвуд-хаус.
Им предстояло пройти восемь километров по серпантину, окаймленному скупой растительностью и скрывающему множество коварных расселин и крутых обрывов. Стволы одиноких деревьев сгибались к земле под мощными порывами ветра. Ливень становился все сильнее. Разыгравшееся ненастье пришлось как нельзя более кстати, сделав четверку смельчаков невидимками. Тихой лунной ночью им не удалось бы с такой легкостью преодолевать сторожевые пикеты. Непогода же загнала караульных в укрытия и отнюдь не способствовала повышению бдительности.
В какое-то мгновение с одной из вулканических вершин вдруг полыхнуло светом. Нервы у Жерома и Батиста были напряжены, и они тотчас выхватили из ножен шпаги. Жюльену стоило немалых трудов убедить братьев, что непосредственной угрозы нет, — это Аларм-хаус, и у британцев там сигнальная пушка.
На последнем пикете Тургуты вдвоем справились со стражей, умело воспользовавшись преимуществами неожиданного нападения. А боевой сноровки им было не занимать. Непревзойденные фехтовальщики, обнажив клинки, продемонстрировали, что не зря оттачивали мастерство владения холодным оружием, будто всю жизнь готовясь к исполнению миссии на затерянном на краю света маленьком острове.
— Ах, ты так! Так получи же!.. — только и доносилось до слуха Жюльена и Огюста, оставшихся снаружи, у входа в караульное помещение.
Через мгновение, когда друзья ворвались внутрь, Тургуты уже одолели находившихся там трех часовых. Все вместе они сняли с поверженных противников обмундирование, связали их и заткнули рты кляпом. Огюст, Жером и Батист переоделись в форму, забрали ружья пленников (от штыков пришлось отказаться, чтобы невзначай не выдать себя блеском металла) и сверху накинули непромокаемые армейские плащи. Когда они, наконец, вышли на равнину, стрелки часов показывали десять минут третьего.
Глазам их предстала каменная стена, которой англичане обнесли Лонгвуд и ближайшие окрестности. Общая протяженность ограждения составляла шесть с половиной километров, и зрительно определить за ним диспозицию постов внутренней охраны не представлялось возможным. У Жюльена были сведения о том, что несколько последних месяцев стену охраняют не так строго. Вполне вероятным и даже весьма правдоподобным было предположение, что теперь по внутреннему периметру вообще нет ни дозоров, ни секретов. Наверняка Жюльен знал лишь то, что ночью часовых выставляют вокруг самого Лонгвуд-хауса — на расстоянии двадцати четырех метров от дома, то есть по границам сада.
Дождь и ветер не ослабевали. Группа двинулась в направлении сторожки дежурного офицера. Огюст, Жером и Батист, заняв позицию для атаки, постучали. Дверь открыл заспанный вояка в красной шинели британской армии. Увидев на пороге «сослуживцев», радушно улыбнулся. Однако после удара Огюста его улыбка погасла, и на лице беспечного стража застыло совсем иное выражение. Его тело оттащили от входа, и, пока Жюльен переодевался, остальные обследовали помещение. Нагорье было расположено у подножия утеса, другим своим склоном отвесно обрывавшегося к морю. В противоположной стороне, более чем в километре, пролегала непроходимая расселина, а за ней вздымалась неприступная гора. Справа, приблизительно в полутора километрах, находился поселок Дедвуд, где стоял пятьдесят третий полк.
Выйдя из сторожки, четверка стала дожидаться очередной смены караула у дома. Примерно через час, невдалеке от них, прошествовали четверо караульных. Жюльену, едва сдерживавшему собственное нетерпение, пришлось теперь призвать к сдержанности и своих соратников, чтобы они дали новым часовым заступить на пост, а смененным — беспрепятственно вернуться в расположение полка в Дедвуде. В тот момент, когда Жюльен подал взмахом руки команду к переходу в наступление, буря разъярилась пуще прежнего. Сейчас ото всех требовались наивысшая сосредоточенность и умение ни на миг не выпускать из поля зрения товарищей.
Жерому и Батисту, в чьи функции входило прикрытие, выпала обязанность убрать часовых, спрятать тела в кустах и занять два поста по границе сада. Жюльен и Огюст, в свою очередь, нейтрализовав двух других солдат, должны были, с учетом возможного удаленного наблюдения, привязать их к стволам ближайших деревьев. Таким образом, создавалась видимость, будто в четырех ключевых точках дом продолжали охранять караульные.
Каждый выдвинулся — решительно, спокойно и без суеты — по направлению к «своему» часовому. На долю Жюльена выпал тот, что располагался вблизи окон салона нижнего этажа, обращенных на запад. Еще издали он удивился, что свет был виден только в одном окне, а второе оставалось темным. Что это могло означать? Ведь оба окна, по его сведениям, находились в салоне. Продолжая двигаться вперед, Жюльен вышел на солдата, который, увидев лишь мундир, что-то сказал по-английски. Судя по тону — задан шутливый вопрос. В ответ Жюльен выбросил вверх руку с ружьем, потрясая им в воздухе на манер триумфального приветствия. Часовой загоготал, а Жюльен, приблизившись на расстояние боевого контакта, оглушил его коротким ударом приклада. «Томми» рухнул как подкошенный. Жюльен поднял бесчувственное тело и крепко-накрепко привязал к дереву.
В поле зрения Жюльена находились только два соратника, действовавшие по бокам. Батист с поручением уже успешно справился, а Огюст как раз в те мгновения доводил дело до победного конца.
