Массимо д'Азельо - Этторе Фьерамоска, или турнир в Барлетте
Обедня кончилась; тринадцать юношей вышли из церкви вслед за Просперо Колонной и отправились к нему в дом, где сразу же сели завтракать, чтобы не драться натощак.
Среди условий, выработанных совместно итальянцами и французами, было следующее: каждый воин, попавший в плен, вместо того чтобы следовать за своим победителем, мог откупиться с оружием и лошадью за сто дукатов. Каждый итальянец сдал эти деньги синьору Просперо; мешок с деньгами, в котором было тысяча триста дукатов, был погружен на одного из мулов, отправленных на поле боя со всякими припасами и утварью, какая могла понадобиться. После завтрака все вместе отправились в крепость, где в зале для танцев их ожидал Великий Капитан. Он напутствовал итальянцев несколькими словами и приветливым видом сказал, что ожидает их к ужину приготовленному на двадцать шесть человек, дабы французы, если они забудут захватить с собой выкуп не легли спать голодными. После этого участники турнира спустились во двор, где слуги держали стоявших в ряд лошадей. Рыцари сели в седла и выехали по двое, предшествуемые трубачами и сопровождаемые многочисленными друзьями и толпой любопытных.
ГЛАВА XIX
Как раз посередине между Барлеттой и лагерем французов, там, где равнина постепенно переходит в возвышенность, среди невысоких холмиков расположена квадратная площадка, шагов в триста, образованная, по всей вероятности, древними отложениями. Там не растут ни кусты, ни трава, а почва — мелкий гравий и слежавшийся, затвердевший от времени песок — надежна для лошадиных копыт. Это место и выбрали для поединка. Враждующие стороны отрядили накануне людей, чтобы заровнять поле и обозначить его границы канавой и валунами. А на холме, откуда было видно все поле битвы, под сенью густых падубов были устроены места для судей и натянут навес в красную и белую полосу. Перед ним, на самом видном месте, красовалось двадцать шесть копий со щитами всех участников поединка и доска с их именами, написанными крупными буквами. Крестьяне и небогатые землевладельцы, сгорая от любопытства, сошлись сюда из окрестных сел и деревень еще до восхода солнца и расположились на холмах. Зрители поважнее сидели на траве, вместе со стариками и женщинами; остальные же — бедняки, молодежь и ребятишки — устроились на деревьях; среди зеленой листвы яркими пятнами мелькали их лица и одежда.
Прекрасное это было зрелище (особенно для тех, кто сидел в конце поля, спиной к равнине и лицом к морю); сочетание цветущей природы и оживленных, взволнованных людей радовало глаз; справа к небу тянулись мощные падубы, и их темная зелень смешивалась с яркой, свежей листвой молодняка; чуть подальше виднелся Кварато, вернее — только его ворота с башней, прилепившейся к скале, и дорога, вьющаяся внизу; посередине лежало поле, отведенное для поединка, а за ним — берег Адриатического моря, город и крепость Барлетта, разноцветные здания на синем фоне водного простора; еще дальше — мост и остров святой Урсулы, вершина горы Гаргано и голубой бесконечный простор. Слева же холмы постепенно становились все выше и выше; а против места, предназначенного для судей, на волнистой, поросшей молодою травой равнине росли, красуясь пышной листвой, статные дубы, увитые густым плющом. Пелена ночного тумана, разорванная предрассветным ветерком, клубилась теперь высоко в небе причудливыми облаками чуть тронутыми золотыми лучами восходящего солнца. Более плотные слои тумана еще лежали в долине как белоснежное пуховое покрывало, из которого то тут, то там выступали кроны самых высоких деревьев и вершины холмов. Солнечный диск вот-вот должен был появиться из моря и уже заливал небо красноватым пламенем, но земля, озаренная лишь слабыми отблесками сияющего неба, оставалась еще в тени. Наконец на горизонте вспыхнула ослепительная искра, стала расти, расти, — и вот величаво выплыл огненный шар, и свет его разлился по земле, возвращая всем предметам цвет и очертания и отражаясь в зыбком зеркале моря. Отряд пехоты, пришедший спозаранку, удерживал народ за пределами поля, и все зеваки расположились кучками вокруг; в особенности тесно сгрудились они возле многочисленных навесов, под которыми расставлены были скамьи и столы и шла торговля вином и съестными припасами. Среди торговцев находился и хозяин харчевни Солнца, Отрава, хорошо известный читателю; он раскинул походную лавчонку на самом видном месте, в тени деревьев, и к нему уже собрались его обычные посетители солдаты. На переносных железных жаровнях грелись исполинские сковороды; стол из грубо отесанных досок держался на нескольких кольях, вбитых в землю и служивших ножками; на нем громоздились большущие корзины с рыбой, артишоками и разными овощами, уже подготовленными для стряпни. Сам хозяин в двух фартуках и белоснежном колпаке, засучив рукава, держал под мышкой горшок с мукой, в одной руке — блюдо с сырым мясом, а в другой — щипцы, которыми жаркое держат над огнем; он собирался готовить самое любимое блюдо жителей Южной Италии и в то же время без умолку балагурил, смеялся, сыпал вопросами, отвечал всем разом, замолкал лишь затем, чтоб запеть; «Ах, прелесть моя, Франческина», — или заорать во всю глотку: «А вот кому рыбок! Вот рыбки, что за рыбки! Кто хочет живых плотичек? Денег, что ли, у вас нет, или вы ослепли?» И все эти возгласы разносились на полмили вокруг.
Наконец толпа, теснившаяся на холмах, загудела еще громче, привлекая к себе взоры остальных: из уст в уста пронеслось известие, что показался отряд французов. Несколько мгновений спустя французы в самом деле появились из-за холма, на повороте дороги, и выстроились в боевом порядке в верхней части поля лицом к морю. Потом воины и сопровождавшие их друзья и близкие — числом примерно сотни в полторы — спешились и оставили коней на попечение слуг, а сами поднялись туда, где под сенью падубов восседали судьи, и присоединились к ним в ожидании прибытия итальянских рыцарей. Вскоре над дорогой, ведущей из Барлетты, встало облако пыли, в котором то и дело, как молния, поблескивало оружие; итальянцы не заставили себя долго ждать. Зрители, которые разбрелись было во все стороны, столпились теперь на границах поля; каждому хотелось протолкаться вперед, несмотря на то, что пехотинцы, стоящие на страже, с вежливостью, обычной для солдатни всех времен, били пиками и копьями по земле, а нередко и по ногам, оттесняя назад захлестывающий их людской поток.
Итальянцы прибыли, построились лицом к противнику в таком же порядке, как и французы, а затем тоже сошли с коней и поднялись на заросший падубами холм.
После взаимных приветствий и обмена любезностями оба распорядителя, синьор Просперо и Баярд, сошлись для переговоров и решили прежде всего отобрать по жребию тех, кому придется стать судьями поединка.
