Виталий Гладкий - Меч Вайу
Человек в плаще вошел в комнату совершенно неслышно. Но едва он сделал шаг, направляясь к хозяину дома, как тот молниеносно вскочил на ноги, и обнаженный акинак остановил свое острие в полулокте от шеи любителя ночных прогулок, поспешившего открыть лицо.
– Уф! – перевел дыхание мужчина и небрежно швырнул акинак на пол. – Это ты, Фиск…
– Ха-ха-ха… – засмеялся вошедший. – Испугался… Приветствую тебя, Коллимах.
Актер Коллимах с высоты своего внушительного роста пренебрежительно и зло взглянул на ночного гостя.
– В следующий раз, Фиск, без предупреждения не входи, – холодно процедил он сквозь зубы.
– Если, конечно, не хочешь безвременно отправиться к праотцам.
– Ну-ну-ну, – примирительно коснулся его руки Фиск. – Не будем ссориться. Виноват. Я и сам по пути к тебе натерпелся страху вдоволь… – он коротко рассказал о своих злоключениях. – Трудно стало работать, – пожаловался, присаживаясь рядом с Коллимахом. – Увеличили число воинов ночной стражи, а сикофанты[106] расплодились, словно зеленые мухи на помойке. Шагу нельзя ступить, чтобы господину не донесли.
– Ничего, потерпи… – Коллимах наполнил скифосы. – Выпей.
Виночерпий Дионисия, меот по прозвищу Фиск, был доверенным лицом царя сколотов Скилура.
Сатархи, в один из набегов на берега Меотиды захватившие его мать, продали Фиска знатному сколоту в возрасте четырех лет. Ему повезло: вскоре, по достижении восьми лет, юного меота определили в военную школу, организованную царем Скилуром по образу и подобию спартанских, – ему нужны были верные, хорошо обученные воины из разных, не сколотских, племен. Таким образом дальновидный царь исподволь готовил лазутчиков, чтобы еще больше укрепить свое положение в Таврике, в нужный момент вносить смуту и разлад среди сопредельных племен и не допускать их объединения против государства сколотов.
Оторванные от родины, не знающие родительской ласки дети тем не менее обижены не были, о чем строжайше приказал царь Скилур. В совершенстве владея родным языком, зная обычаи своего народа, благо наставниками у них были опытные воины-соплеменники, будущие лазутчики воспитывались в духе почитания сколотских обычаев и святынь – подолгу пели неписаные законы паралатов, затаив дыхание, слушали древние легенды и сказания, прославляющие гордых и воинственных предков сколотов.
Во время обучения их определяли в легкоконные отряды, совершавшие тайные набеги на апойкии эллинов, а также несущие сторожевую службу в степной Скифии. В одном из таких набегов на Калос Лимен меот Фиск едва не потерял левую руку – легкий кожаный щит не сдержал копий гоплитов.
Подлечившись, меот Фиск вскоре очутился на невольничьем эмпории, где его всучили за бесценок хмельному Дионисию. И с той поры многие тайны херсонеситов становились известны царю Скилуру благодаря чрезмерной болтливости председателя коллегии по чеканке монет.
Актер Коллимах, натура противоречивая и небесталанная, тайным осведомителем сколотов стал благодаря случаю. После смерти отца тогда еще совсем юный певец хора в полной мере ощутил на себе презрение чистокровных граждан Херсонеса. Чтобы получить самую скромную роль, ему приходилось терпеть насмешки и унижения, а когда он впервые надел маску Сострата в комедии Менандра «Брюзга», публика его освистала, и вовсе не за плохую игру – полуварвар на сцене театра был явлением не столько необычным, сколько нежелательным, оскверняющим, по мнению эллинов, устои священного искусства.
Но нашлись люди, подобравшие ключи к сердцу замкнутого молодого актера. Исподволь, не торопясь, где увещеваниями, где с помощью матери, никогда не забывавшей, что она – дочь вождя одного из племени сколотов, а где при помощи дорогих подарков им удалось склонить Коллимаха на сторону царя Скилура. В тот день, когда он дал клятву верности царю сколотов, ему улыбнулась удача – наконец, после долгих мытарств, он получил главную роль в трагедии Эсхила «Прометей прикованный». И этот подарок судьбы Коллимах счел добрым предзнаменованием, подтверждающим правильность его выбора. Правда, тогда он еще не знал, в какую сумму это вылилось его доброжелателям. Но когда однажды, уже будучи признанной знаменитостью, он заупрямился, ему не преминули об этом напомнить…
Коллимах был связником, так как рабы – осведомители сколотов – не имели права выходить за стены города. И свою тайную роль он играл не менее превос-ходно, чем главные роли в трагедиях на сцене театра.
– Какие новости принес? – спросил Коллимах у Фиска, безмятежно потягивающего вино.
– Новости важные, брат, – Фиск отставил скифос в сторону. – Правда, я пока толком не разобрался во всем услышанном. Но это и не моя задача. К Дионисию пожаловал главный жрец храма Аполлона Дельфиния в Ольвии Герогейтон…
ГЛАВА 26
Марсагет устало смахнул пот с лица и опустился на кучу камней для пращей. Кто-то из телохранителей заботливо пододвинул ему седельную подушку, но вождь даже не взглянул в его сторону. В ушах стоял неумолчный звон: выпущенный из баллисты камень вскользь ударил по шлему, и теперь Марсагет в мыслях благодарил Великую Табити за оказанную милость – прийдись удар чуть левее, и шлем раскололся бы, как яичная скорлупа. Вместе с черепом…
Атейополис догорал. Горшки с зажигательным составом, переброшенные через валы дальнобойнымие катапультами сармат, сделали свое дело: деревянные хижины ремесленников неподалеку от стен превратились в золу, в акрополе не успевали тушить крыши. Сгорел и весь запас дров, и теперь каждая щепка была на вес золота – воинам нужна горячая еда, чтобы поддерживать силы. От бедняцких хижин Атейополиса остались одни столбы – ремесленники сами, без подсказки военачальников и вождей, разбирали свои хижины на дрова, чтобы было на чем сварить обед защитникам Старого Города.
Долгожданный дождь принес осажденным некоторое облегчение, но ненадолго: ливень с градом наполнил опустевшие цистерны для воды, притушил пожары, но не смог охладить яростного стремления сармат покончить с Атейополисом в ближайшее время. Лагерь Дамаса напоминал разворошенный муравейник: с виду бестолково мечущиеся среди шатров темные фигуры воинов сливались в многочисленные колонны, гибкими жалящими щупальцами тянувшиеся к валам, а также к стенам акрополя. Прикрываясь огромными, сколоченными из жердей осадными щитами, сарматы почти без потерь докатывались к укреплениям и, приставив лестницы, стремительно взбирались наверх. Камни пращников не могли нанести им существенного урона; кипяток, который защитники Старого Города лили на головы врагов, попадал, в основном, на бычьи шкуры, натянутые поверх жердей осадных щитов, а мелкие брызги только горячили и так обозленных донельзя сарматских воинов. Рукопашные схватки на валах были жаркими, кровопролитными.
