Михаил Голденков - Тропою волка
— Это Багров! — крикнул Чернов, выхватывая саблю, но его негромкий голос тут же утонул в шуме третьего падающего дерева. Огромная ель рухнула прямо посередине колонны, разбив карательный отряд на две части. Сухо пальнула картечница. Из-за стволов затрещали мушкеты. Пули и картечь валили людей Чернова одного за другим. Каратели метались, кричали, падали убитыми и ранеными, пытаясь принять боевой порядок. Сам Чернов упал на землю, повалив коня и спрятавшись за ним. Над его немецким рейтарским шлемом с ярким пером свистели пули и картечь. Тут же из-за янтарных стволов сосен и темно-зеленых лап елей вылетела партизанская конница и с диким воем устремилась на врага. Как и предполагал Кмитич, каратели дрались с отчаянностью обреченных, понимая, что поднять руки и сдаться в плен здесь невозможно. Партизаны рубили и кололи врагов, стреляли в упор из пистолетов и мушкетонов. Но и те огрызались, отстреливались, остервенело бросались на партизан с саблями. Елена, увлеченная боем, выскочила на дорогу, выстрелила почти в упор в конного карателя. Тот вывалился из седла.
— Назад! — крикнул ей Кмитич, махая рукой. Елена кивнула, мол, все понятно. Кмитич устремился на Чернова — он сразу узнал его: Чернов был облачен в черные немецкие рейтарские латы офицера, на гребенчатом шлеме торчали яркие красно-желтые перья. Смуглое лицо Чернова выглядело, впрочем, спокойным. Он, распоряжаясь, что-то коротко выкрикивал и размахивал саблей, строя своих людей для обороны… Кмитича опередил Василь. Он с обнаженной саблей первым бросился на московитского полковника. Тот пару секунд молча сидел на коне, словно оценивая Василя. Затем Чернов усмехнулся, не спеша вытянул руку с пистолетом, словно издеваясь, и выстрелил. До Василя было слишком близко, чтобы промахнуться из длинноствольного кавалерийского пистолета. Парень взмахнул руками и выпал из седла.
— Подымите Василя! — крикнул Кмитич. «Получи и ты пулю, гад!» — процедил он, хватаясь за седельную кобуру — до Чернова было также близко, Кмитич не мог промахнуться. Но… в кобуре пистолета не оказалось! «Как же я забыл! Пистолет у Елены!» — чертыхнулся Кмитич на самого себя. Он с саблей устремился в погоню за Черновым, чей конь уже перемахнул через упавшую ель. Похоже, царский полковник не желал сабельного боя, куда как лучше, чем саблей, владея кнутом и удавкой. Конь Кмитича был не столь резвым, как у его врага, и оршанский князь проскакал между деревьями в обход заваленной тропы… Сосны и ели мелькали перед глазами Кмитича, но он, словно ястреб, вцепился взглядом лишь в одну цель — убегающего полковника Чернова.
— Чернов! — кричал Кмитич. — Остановись! Сразимся!
Но главарь карателей не желал сражаться в честном бою. В принципе, само понятие «честный бой» для Чернова разительно отличалось от аналогичного понятия для Кмитича. Для царского карателя честным поединком считался «китайский поединок», где главное — обмануть врага, обойти сзади, ударить в спину, поразить его спящим… Все это не считалось постыдным, а воспринималось как хитрый ход — ты его перехитрил, значит, ты сильнее… Сейчас же Чернов полностью полагался на своего скакуна, а конь Чернова был и в самом деле добрый, лучше, чем у Кмитича.
— Вот же дьявол! Уйдет же! — в сердцах крикнул самому себе Кмитич, видя, что его конь начинает заметно отставать. Шум боя уже не долетал до ушей Кмитича — в погоне он углубился в чащобу. Лес, правда, резко оборвался. Теперь сосны из стройных и длинных стволов превратились в корявые одинокие деревца. Зеленые ели вообще исчезли, а перед глазами замелькали ольха, береза, осока и прошлогодний жухлый вереск, только что показавшийся из-под стаявшего снега. Копыта коня зачавкали по влажному мху. Кмитич осадил своего скакуна: впереди виднелись бурые кочки болота. Оршанский князь окинул взглядом болотистую местность. «Тут можно и утонуть», — подумал Кмитич и стал медленно и осторожно продвигаться вперед. Чернов уже был едва виден, его конь мчал прямо через болото, разбрызгивая воду и грязь.
— Ну, что! Взяли? — кричал радостно главарь карателей, торжествуя.
И вдруг… московитский полковник, уже праздновавший успех, словно шухнул в пропасть вместе с конем. Падение было таким резким, что Чернова выбросило из седла, и он пролетел вперед, ввалившись в серо-бурую жижу болота. Сразу понял: под ногами нет никакой опоры — сплошная трясина. «Назад!» — лихорадочно соображал Чернов. Он попробовал повернуться, разгребая руками болотную топь, но лишь больше погружался в нее. Рядом, в двух-трех шагах, судорожно дергал головой и шеей конь, также пытаясь выбраться. Но, как и хозяин, несчастное животное не находило опоры. Чернов быстро отстегнул пояс, саблю с кинжалом, резким рывком повернулся на живот, но это мало что дало, лишь еще глубже осел он в трясину в своих тяжелых латах. Вокруг московитского полковника была лишь сплошная бурая жижа и ни кустика, ни куска земли, ни деревца… Но вдруг… Рядом по твердой земле стукнули лошадиные копыта… Чернов повернул голову. Невдалеке верхом сидел Кмитич, со спокойным, ничего не выражающим лицом взирая на Чернова сверху вниз.
— Помоги! — процедил Чернов. — Не хочу тонуть в этой грязи! Лучше расстреляй меня! Повесь лучше!
Кмитич спрыгнул на землю, встал на колени, протянул руку и зацепил коня Чернова за уздцы, с силой потянул к себе. Животное, чуя помощь, подалось в сторону Кмитича, отчаянно дергая шеей. Оршанский полковник с рычанием от натуги, упираясь коленями в мокрую прошлогоднюю траву, потянул к себе коня. Тот нащупал, наконец, передними ногами твердую землю и стал с помощью человека выбираться на берег. Видя, что конь спасен, Кмитич поднялся на ноги, вытер пот со лба. Первое интуитивное желание было помочь выбраться и этому мерзавцу, чтобы привести его в отряд. «А зачем его вытаскивать? — мелькнула мысль. — Ведь мы его все равно казним. Так пусть остается здесь. Пристрелить бы его, да нечем. Нехай кикиморы болотные его судят. Если утонет в трясине, то это будет самое подходящее для этого убийцы наказание». Кмитич забрался обратно в седло.
— Дай руку! Помоги же! — сдавленно выкрикнул Чернов. Кмитич не ответил. Он, собираясь уезжать, лишь оглянулся. Чернова же этот молчаливый литвин вдруг вверг в холодный ужас. Лучше бы литвин издевательски смеялся, оскорблял, но только не молчал с таким вот безучастным лицом! Это была настоящая пытка, пытка, до которой сам Чернов никогда бы не додумался.
— Сволочь! — заорал он. — Ну, хотя бы убей меня! Пристрели! Если нет пистолета — заруби саблей! Слышишь! Ты что, оглох?! Убей меня как солдат солдата!
Кмитич вновь молча посмотрел на Чернова сверху вниз. Московит сорвал все еще сидевший на голове круглый немецкий шлем, ухватив его за перья, и попытался швырнуть в Кмитича. Шлем, мелькнув ярким пером, глухо, словно пустая кастрюля, брякнулся у ног коня. Оршанский полковник вновь спрыгнул на землю, пнул шлем, и тот улетел обратно в болотную топь.
