Олеся Луконина - Чёрная маркиза
— У меня три корабля, — невозмутимо поправил Грир, продолжая вышагивать к берегу.
Деревня, как и раньше, казалась пустынной, словно вымершей.
— Вы запретили им выходить из своих домов, не так ли? — Грир сверху вниз посмотрел на Жозефину, явно забавляясь. — И они не выходят, будто послушные трусливые овцы. Что же здесь у вас за мужчины, если они оставляют женщину на растерзание пиратам?
Нахмурившись, Жозефина передёрнула плечами, сильнее кутаясь в шаль, и сдержанно проронила:
— Мои люди знают меня. И доверяют мне, вот и всё.
Дидье почти не слышал их, глядя не по сторонам, а себе под ноги, на ведущую к пристани дорогу, где он раньше знал каждый камушек. Чувство восторженного ликования ушло, осталась лишь горькая опустошённость. Такая же, какую он всем существом почувствовал в душе своего отца.
В душе Франсуа.
Какую он безошибочно угадывал в душе капитана «Разящего».
И Морана.
— Холодно, — почти беззвучно прошептал он и незаметно поёжился.
Но Моран услышал и заметил.
Его ладонь мягко сжала локоть Дидье, и синие тревожные глаза заглянули ему в лицо:
— Эй… ты в порядке?
Дидье только помотал головой, то ли подтверждая это, то ли отрицая, и опять уставился вниз, на серый прибрежный песок, заскрипевший под их сапогами.
— Не знаю, — промолвил он глухо и ощупью нашёл тонкие пальцы Морана, переплетая их со своими. — Спасибо тебе… за то, что ты там сказал… сказал, что я не мог…
Он осёкся, почувствовав, как Моран так же крепко сжимает в ответ его руку, и услышал его будто охрипший голос:
— Но это же правда. Ты не способен… на злое.
«Сама любовь…» — вдруг вспомнил Дидье другие его слова, которых он тогда даже и не разобрал толком. Он резко остановился, а Моран с размаху наткнулся на него, ухватившись за его плечо и близко-близко посмотрев ему в глаза. Чёрные волосы его трепал речной ветер, обветренные губы были плотно сжаты.
Сердце у Дидье странно дрогнуло и забилось.
Грир обогнал их, на ходу похлопав Дидье по спине, и его каблуки простучали по сырым почерневшим доскам пристани. Он чуть приподнял треуголку, прощаясь с Жозефиной, остановившейся чуть поодаль. И свистнул давешнему похожему на галчонка мальчишке, со всей прытью выпрыгнувшему из качавшейся у причала шлюпки, которую, по-видимому, караулил здесь по приказу Грира. Тот небрежно швырну ему сверкнувшую в воздухе серебряную монетку.
Все трое молчали, пока самоходная шлюпка не пришвартовалась к борту «Маркизы». Кэл и Сэмми, приняв швартовы и дождавшись, пока их капитан и гости подымутся на палубу брига, немедля растворились где-то в глубинах трюма, боязливо на этих опасных гостей покосившись.
А Дидье всё так же молча провёл Грира и Морана в свою каюту.
Он не боялся того, что ему придётся держать ответ перед капитаном «Разящего» за угон «Маркизы» и за своё самоуправство. Он устало присел на край дубового стола и просто сказал, подняв голову и открыто глядя в глаза Грира, по-прежнему непроницаемые:
— Видит Бог, я не хотел причинять тебе столько хлопот, кэп, и вовсе не думал, что вы отправитесь выручать меня. Но я не знаю, что бы я делал, если б вы не пришли. Прости меня и… спасибо.
Он чуть прикусил нижнюю губу и глубоко вздохнул. Он ждал, что Грир сейчас привычно ругнётся, но никак не ждал его короткого тихого вопроса, попавшего ему в самое сердце:
— Как ты выжил тогда, garГon?
Дидье даже задохнулся, подавшись назад и потрясённо уставившись на Грира, не веря своим ушам. В полумраке каюты, освещённой лишь крохотным огоньком хитроумной лампады близнецов, лицо Грира, как всегда, казалось высеченным из камня, брови сошлись у переносицы.
— Я… — пробормотал Дидье, сглотнув. — Ассинибойны откочевали… поэтому я просто пошёл вниз по реке… по течению…. вниз и вниз… и наконец вышел к морю.
Он на миг зажмурился, мучительно вспомнив, как это было. Как он, стараясь не думать о том, что оставил позади себя, потеряв счёт дням, упорно шёл вдоль берега по чащобе, сторонясь людей, ловя руками рыбу во впадающих в реку ручейках, выкапывая съедобные коренья и собирая ягоды с кустов. Ему повезло — в его кармане тогда оказались нож и огниво.
Живот у него прилип к спине, одежда превратилась в лохмотья и едва прикрывала исхудавшее тело. С голодухи ему мерещились наяву разные видения, слышались голоса… песни. И потому, когда он вывалился из прибрежных кустов на каменистый обрыв, под которым вдруг распахнулась сияющая, безграничная, свободная бирюзовая даль, то сперва тоже решил, что всё это ему примстилось.
А потом просто упал на колени перед этим чудом.
Перед морем.
И разрыдался.
— Там был корабль, — отрывисто продолжал Дидье, опустив голову. — Бриг «Ровена». Они увидели меня и спустили шлюпку. Взяли на борт. — Он незаметно перевёл дыхание. — Там был боцман… старик Гроув. Бывший каторжник, бывший доктор. Он научил меня моряцкому делу… и это он рассказал мне про галеон, когда умирал. А потом… потом появилась «Маркиза». И Тиш. — Он почти беспомощно развёл руками и поднял глаза, пытаясь улыбнуться. — Вот и всё. Ничего страшного не произошло, patati-patata! Мне повезло. Я… — Он перевёл взгляд на Морана и закончи на выдохе: — Я любил.
— Да уж, повезло, — губы Грира искривились в непонятной усмешке, и Дидье решительно кивнул:
— Сам ли ты любишь или любят тебя — только ради этого стоит жить, кэп.
Моран в своём углу молчал как каменный, и Дидье опять запнулся. Он прекрасно понимал — если сейчас наконец решится проделать то, что давно собирался, капитан «Разящего» больше его не пощадит, несмотря на своё странное к нему благоволение… но он просто обязан был это сделать, да и всё тут!
— Кэп, — сказал он с глубокой грустью, — мне, право, грешно роптать на судьбу. Ты же знаешь жизнь и людей. Проклятье, ты разговариваешь со мной, ты расспрашиваешь меня, ты… — Он набрал полную грудь воздуха и выпалил: — Но почему ты никак не хочешь поговорить с самым близким тебе человеком?
Повисло ошеломлённое молчание, а потом оба его собеседника заговорили одновременно.
— Это с кем же? — ощетинившись, как рысь перед броском, процедил сквозь зубы Моран, враз ожив, а Грир, не глядя на него, так же угрюмо осведомился:
— Ты о ком толкуешь, парень?
Дидье возвёл глаза к потолку в сокрушённой досаде. Волки, чёртовы волки, злые, упрямые, гордые… Они так и будут щериться друг на друга до второго пришествия Христова!
Нет, он больше не желал этого видеть!
— Поищите повнимательнее, может быть, найдёте, — бросил он ехидно и сердито, выскальзывая за дверь каюты одним неуловимым молниеносным движением и так же мгновенно опуская снаружи засов.
