Сергей Булыга - Шпоры на босу ногу
Зато сержанту было очень хорошо! И он громко сказал:
– За дам! До дна!
– О, нет-нет! – засмущалась Мадам. – Я же больше не пью!
– Ну, хоть чуть-чуть! – громко и почему-то волнуясь воскликнул сержант. – Это уже тогда только мы, кавалеры, до дна! Итак!.. Нет! – вдруг опять спохватился сержант. – Нет, не так! А как это будет по-местному? Ну, подскажите же!
– За… пекных панн! – ответила Мадам и вдруг быстро-быстро заморгала.
Но сержант этого не заметил. Он очень увлеченно продолжал:
– Да-да, вот именно! За пекных панн! До дна!
Мужчины выпили. Утерлись, сели и опять принялись за еду. Внутри всё горело! Да, действительно царский напиток, подумал сержант. А какова игра! И дама старшая! Кстати, червовая. А это ему было про трефовую, чтобы он опасался трефовой. Ну да это просто ерунда! Дам бояться – в лес не хо… О, Боже мой, спохватился сержант, да он же уже пьян! Надо закусывать, закусывать! И он опять взялся закусывать. Закусывал и думал: правильно, спешить нельзя, банк никуда не денется, но прикуп уже кончился, все карты розданы, теперь важней всего не пронести и раньше времени не раскрываться, то есть держите карты ближе к орденам! Или хотя бы к медалям…
А где медаль, спохватился сержант. И вспомнил, где, и нахмурился. И посмотрел на Мадам. И увидел, что она весьма не в духе. То есть она уже совсем не улыбается, а просто смотрит на огонь. И уже губы у нее поджаты. Э, нет, так не годится, подумал сержант и перестал закусывать, быстро собрался с мыслями и начал – очень бодро – так:
– Да, водка, конечно, не дамский напиток. Да и мороз какой! А вот забавный случай про вино! Мадам, послушайте, это действительно забавно! Итак, девятый год, Мадрид. Лето, жара просто невыносимая. Иду по улице. Один. Вдруг смотрю…
Но Мадам вдруг сказала:
– Простите меня, господа, но я действительно никогда в жизни не пила водки. И теперь у меня страшно болит голова. Я с вашего позволения немного отдохну.
– О, да, конечно! – был вынужден согласиться сержант. – Без всякого сомнения, конечно, отдыхайте! А чтобы вам было удобнее…
– Нет-нет-нет! – воскликнула Мадам. – Вот этого совсем не надо! Оставайтесь в шинели! Это же все же зима!
И сержант не решился настаивать. И он так и остался в наполовину расстегнутой шинели, но ему от этого не было холодно. А, может, и было, а он просто этого не чувствовал. Он же тогда думал только о Мадам, то есть о том, что она очень надежно устроилась – за Буцефалом, который как за бруствер защищает ее от ветра, дующего со стороны леса. Мало того – Буцефал также еще задерживает тепло, идущее от костра. Но и это не все, потому что седло Буцефала сейчас служит Мадам подушкой, а вальтрап сенником, то есть матрасом. Ну а одеяло у нее свое – это ее белая шуба. Шуба такой длины, что из—под нее даже валенок Мадам не видно. А валенки, думал сержант, это такие особого приготовления северные сапоги из очень-очень толстого овечьего фетра. Так что, думал дальше сержант, Мадам замерзнуть не должна…
И вдруг Чико спросил:
– Так что, сержант, может, еще?
– Как знаешь, – равнодушно ответил сержант.
– Знаю! – солдат налил и передал ему стопарик, потом тихо сказал: – За тех, кто с нами шел, но почему-то не дошел!
Сержант вздохнул. Выпил до дна. Потом поел мяса. Потом сухарей. Потом всё это заел снегом. На душе у сержанта было очень невесело и совершенно одиноко, вот он и молчал. Пить ему больше не хотелось. Водка, конечно, царская, думал сержант, но ведь он не царский подданный, и потянулся за бараниной. Но и баранина тоже, видно, была не французская. Хмель уходил, пальцы опять стали мерзнуть. Сержанту всё это очень не нравилось и он покачал головой.
И тут же Чико сказал:
– Э, рано вы, сержант! Поход еще не кончился. Поэтому… Давайте за самое сокровенное! – и снова протянул ему полный стопарик.
А что есть самое сокровенное, растерянно подумал сержант, принимая стопарик, кто может это совершенно точно сказать? Оно же на то и сокровенное, чтобы никто, даже ты сам не мог… или, по крайней мере, не решался бы его высказывать! Вот именно! И поэтому сержант не стал загадывать – и даже не смотрел в ту, в ее сторону! – а просто взял и выпил. Как воду! Правда, опять внутри все загорелось. Сержант сгреб пригоршню снега, заел, и только уже после этого начал закусывать по-настоящему. Чико спросил:
– А если не секрет, сержант, а как вы познакомились с этим щедрым казаком? У нас еще… Полфляги! Так как?
Сержант долго молчал, раздумывал… А после все же рассказал – правда, не вдаваясь в подробности, кратко. Чико, все это очень внимательно выслушав, ничего не сказал. Он смотрел на огонь и молчал. Сержант подумал: он, наверное, сочувствует. Только чему, тут же подумал он дальше, сочувствовать?! Эполетам, что ли?! Но что эполеты! Сержант сердито хмыкнул и протянул Чико пустой стопарик. Чико налил, они еще раз выпили, и сержант, уже не закусывая, сразу заговорил:
– Да, вот так тогда было! В Тильзите. И поначалу, признаюсь, мне было очень обидно. Я же ведь заслужил: Иена, Прейсиш-Эйлау, Фридланд. И это только в последнюю кампанию! То есть сразу я, конечно, сильно злился. А потом вдруг подумал: какой я полковник? Или какой я сержант? Я же это просто я, вот что я тогда подумал! Потому что это вот как: разве это важно, кем ты называешься – полковником, сержантом, генералом или даже маршалом? Ведь какие бы ни были на тебе эполеты и в какой бы мундир тебя ни обрядили, ты все равно остаешься собой – прежним, тем самым и ничуть не изменившимся! Ты – это всегда только ты, и никакие звания тебя от самого себя, а от других тем более не оградят. А если возразить, что, мол, в больших чинах… Так ведь и это ложь! Я видел, как маршалы орут на генералов, а уж что до полковников, так я сам это на себе испытал! А потом, когда я опять стал сержантом, я скоро понял, что это не так уж и плохо. Да-да! Ведь тогда стало как? А вот как: я – просто сержант, никто против меня не интригует, никто мне не завидует. И мало этого, я же все же не просто сержант, а заслуженный, меня сам император узнаёт в лицо на каждом смотре! И моему лейтенанту это прекрасно известно, и поэтому, от греха подальше, он никогда ко мне не цепляется, и вообще ко мне только на «вы». Не служба – рай! И так прошло пять лет, и всё, казалось бы, как-то уже наладилось… А потом, это случилось в мае… мне вдруг открылось, что это будет моя последняя кампания. А вот вернут мне в нее эполеты или нет, это мне не открыли. Не захотели! И я опять очень разозлился, не скрою! А потом все-таки успокоился и подумал: а чего это я злюсь, а зачем мне эти эполеты? Я же иду в свой последний поход, может, мне там уже отмерили и даже выкопали два шага в длину и приклад в ширину? А я как попугай: эполеты, эполеты! Она же, ну, та женщина, она же не открыла мне, буду я жив после этого похода или нет. Это же я уже сам после решил, что нужно думать, что вернусь. Потому что если будешь думать иначе, то и себя погубишь да еще и товарищам будешь мешать. Вот я и думал о лучшем. Думал вот о чем: о том, что пора возвращаться домой. А разве я неправильно подумал? Что человеку в этой жизни нужно? Эполеты? Ордена, медали? Нет! Человеку нужен только свой дом. В доме жена. Да, еще дети, конечно. Вот и всё. Так, Чико? Или разве нет?
