Николай Свечин - Московский апокалипсис
В этих условиях Пётр и Саша-Батырь и упустили своих невест. Невозможно разорваться надвое: и освободить женщин, и спасти Кремль. Дело заключалось даже не в приказе начальства, хотя, конечно, Ельчанинов распорядился как надо. Слишком велика и ответственна была задача, и слишком мало имелось сил для её выполнения.
Десятого октября корпус Мортье начал покидать Москву. Шёл сильный дождь, и это радовало партизан: сапёрам труднее будет поджигать намокшие фитили. Кремль по-прежнему строго охранялся, и французы довершали там свою чёрную работу. Вечером три дезертира привели русских к замурованным воротам Боровицкой башни. Здесь несли караул испанцы. После недолгих переговоров сержант-француз, начальник караула, был убит и испанцы начали разбирать завал. В одиннадцатом часу ночи в узкий лаз пробралось два десятка смельчаков — партизаны из отрядов Бершова, Отчаянова и Иванова (с Тишинки). Унтер-офицеры надели мундиры со всеми наградами. Командование принял на себя сам Ельчанинов. Его хором пытались отговорить от этого «для пользы дела», но он пресёк разговоры. Сказал, что как разведчик уже не нужен и теперь является просто офицером. И, значит, его место в атакующей колонне…
Партизаны, крадучись, разошлись по Кремлю и вступили в рукопашные схватки с подрывными командами. Найдя приготовленный подкоп, они внезапно нападали. Бились белым оружием, чтобы не поднимать шума. На Царской площади «отчаянные» перекололи командный пункт сапёрной роты. Во время этой схватки погиб Иван Чайкин: его зарубили топором. Пётр взял у убитого им капитана план Кремля и поразился: повсюду стояли чёрные кресты. Были заминированы не только башни со стенами, но и Арсенал, и даже Ивановская колокольня.
Тут издалека, со стороны Калужской заставы, раздалось три пушечных выстрела.
— Это они сигнал подают! — догадался Саловаров. — Сейчас взорвут!
— Где заложено? — торопливо спросил Отчаянов, отбирая у Петра план.
— Бежим к Ивану Великому! — крикнул тот и первым сорвался с места.
Неожиданно со стороны Арсенала вспыхнула перестрелка, и сразу же раздался первый взрыв. Он был чудовищной силы. Волной обжигающего воздуха «отчаянных» швырнуло на землю. Из построек вокруг выскочили рамы вместе со стёклами, по небу летели вырванные двери и куски крыши. С грохотом рушились стены, во многих местах вспыхнул пожар. Партизаны, оглушённые и ошарашенные, с трудом поднялись на ноги, и сразу же рвануло у них за спиной.
Повторно брошенный наземь, Ахлестышев потряс головой. Гул в ушах не прекращался… Он опёрся на локоть и с трудом оглянулся. Прямо перед ним горела и осыпалась Тайницкая башня. Столбы дыма вперемешку с искрами понимались над Константиноеленинской и обеими Безымянными башнями. Петровской не было вообще. Отсутствовала и красавица Водовзводная, всего пять лет назад выстроенная заново. На её месте чадила груда развалин.
— Всё, — горько произнёс каторжник, оборачиваясь к своим. — Не успели!
— Вставай, твоё благородие! — перебил его Голофтеев. — Неколи хныкать — Иван-то Великий ещё цел!
А Сила Еремеевич просто взял Петра подмышки, поставил на ноги, да ещё и подтолкнул в спину.
Пять человек бросились к колокольне. Возле Архангельского собора путь им преградил вражеский патруль. Его перебили в мгновение ока… Ахлестышев оказался у подножия Ивана самым первым. В правой руке он сжимал кирасирский палаш, в левой — отобранный у сапёров смоляной факел. Прямо под фундамент уходил подкоп. Такие же норы виднелись и под Успенской звонницей, и под Филаретовой пристройкой. По земле во все стороны протянулись толстые, пропитанные порохом и серой проводники[83]. Пётр принялся рубить их сплеча, чтобы пущенный по ним огонь не достиг минных зарядов. Тут из лаза выбрался огромного роста сапёр и кинулся на каторжника. Рядом с ним Пётр был не более чем подросток… Гигант занёс над головой топор на длинной рукояти. Увернуться от удара уже не получалось. Ахлестышев заслонился палашом, но что он против топора? В последнее мгновение сзади француза вырос Саша-Батырь. Сильным толчком он сбросил противника обратно в подкоп и сам упал следом. Не раздумывая, Пётр прыгнул в яму. Вокруг, сколько видел глаз, стояли штабеля из пороховых бочек. Саша со своим соперником, пыхтя как два медведя, молча боролись на земле, и никто не мог взять верх. Из подкопа уже набегали на них пять или шесть французов. Ещё секунда и друзей закололи бы, но тут Пётр поднёс факел к ближайшей бочке. Сапёры сразу застыли, как вкопанные. Даже борцы прекратили своё занятие и повернули головы к Ахлестышеву.
— Умрём вместе, или как? — по-французски поинтересовался Пётр у перепачканного землёй офицера.
— Ты ведь не сделаешь этого, — хладнокровно ответил тот, вынимая шпагу.
— Угу… — каторжник приблизил огонь ещё на вершок к бочонку.
— Не взрывай!! — раздалось сразу несколько умоляющих голосов. — Мы сейчас уйдём!
— Сукины дети! — рявкнул каторжник. — С русскими силой меряться? Всех к богу отправлю! Бросили оружие на землю!
Сапёры незамедлительно выполнили приказ. Офицер, заискивающе улыбаясь, сказал:
— Можно, мы уйдём? Вы же нас отпустите? А лучше бегите вместе с нами. Через три минуты всё здесь взлетит на воздух!
Не слушая его далее, Ахлестышев бросился по галерее. Французы посторонились, пропустили его и ринулись к выходу, мешая друг другу. Верный Батырь, не отставая, летел за Петром. Вскоре галерея вывела их в квадратный зал, почти целиком заставленный бочками. Из пустого угла к ним вела дорожка из пороха. Запаленная с конца, она наполовину уже сгорела. Огонь быстро бежал к мине, ему осталось преодолеть две сажени. Не раздумывая, Пётр пал на колени и стал палашом проделывать в дорожке разрыв. Батырь выплясывал на другом краю, затаптывая пламя своими сапожищами. Несколько секунд страшного напряжения — и огонь, добежав до разрыва, затрещал и потух.
У-ф-ф-ф… Пётр сидел на земле и не имел сил подняться. Ватные ноги не держали, в глазах расходились круги. Отброшенный в галерею факел освещал картину вокруг. Бочонки с порохом выстроились в три ряда: десятки, если не сотни пудов… Каторжник задрал голову и посмотрел на Сашу-Батыря. Весь мокрый — тоже, что ли, от страха? — тот ошарашенно разглядывал огромную мину, едва не поднявшую их на воздух. Налётчик зажал ладонью рот и издал короткий смешок. Пётр хихикнул в ответ… Секунда — и беглые разразились вполне истеричным хохотом. Великан схватил товарища в охапку и принялся отплясывать «барыню».
— Пусти! — взмолился Пётр. — Мне бы того… до ветру… Едва ведь не окочурились!
Саша поставил его на землю, хотел сказать что-то весёлое, но не успел: рвануло.
