Патрик О'Брайан - Военная фортуна
Напряжение снизилось до терпимого уровня. Стивен положил пистолет на пол и перетащил Дюбрея в уборную, в сидячую ванну.
— Прямо-таки кончина Тита Андроника, — сказал он с оттенком черствой жестокости, опуская тело в ванну.
Он обнаружил, что сильно потрясен, и удивился почему. Он даже не обыскал Дюбрея. Почему бы и нет? В явных и тайных битвах трупов он видел предостаточно, с сотню и всё же это убийство вызывало у него отвращение. Это было странно: он должен был или убить или быть убитым, а Дюбрей был тем, кто до смерти замучил Каррингтона и Варгаса. И все же это было, и он обнаружил, что читает чисто механически, едва осознавая что-либо важное… глупость собственного поведения и поведения врагов и все — с благими намерениями. Утро, наполненное чрезмерным насилием, физическое и, возможно, моральное истощение, были очевидными причинами такого состояния, и все же было странно, что он не мог справиться со своими мозгом и заставить его ответить на вопрос.
Что же делать дальше? Он задавал себе этот вопрос снова и снова. Единственным выходом было покинуть отель, в холле которого полно французов, что невозможно. Тем не менее, он точно должен забрать эти документы и Диану, но как только Джонсон вернется, «Асклепия» перестанет служить убежищем. Настоящий тупик.
Он слышал, как вернулась Диана. Она разговаривала с кем-то, и на мгновение он подумал, что с Джонсоном, вернувшимся раньше, чем предполагалось, возможно, будучи предупрежден предательницей Пег, но затем Стивен понял, что это голос Хирепата.
Он пошел к ней, дверь за дверью и они встретились в столовой. Ее лицо выражало обеспокоенность и удрученность.
— Мне очень, очень жаль, Стивен, любимый, но Эндрюса не было в коттедже, — сказала Диана, едва увидев его. — Он вернулся в Галифакс с картелем, которым отправили почти всех военнопленных.
— Не бери в голову, дорогая, — сказал мягко Стивен — он почувствовал безграничную жалость к ней, и не мог сказать почему. — Хирепат с тобой?
— В гостиной.
— В холле есть французы?
— Да, настоящая толпа, разговаривают и смеются, некоторые в военной форме, но ни Понте-Кане, ни Дюбрея.
Они прошли в гостиную. Хирепат поприветствовал Стивена и бросил на него обеспокоенный взгляд, но Стивен отделался неопределенным «здрасьте» и сказал, что должен написать записку.
— В моей комнате есть письменный стол, — сказала Диана, открывая дверь и показывая направление.
Какое-то время он бессмысленно пялился на бумагу, а потом написал:
«Джек, мне пришлось убить двух французов. Внизу еще французы и я не могу выбраться — они попытались убить меня сегодня утром. Я должен вытащить Диану отсюда любой ценой, а также некоторые бумаги и себя, если это вообще возможно. Уоган не подходит — только не говори этого Хирепату — не подходит и „Асклепия“. Чоут или отец Костелло, который должен поженить нас, могли бы найти Диане убежище. Я сам не свой. Джек, сделай, что сможешь. Верзила-швейцар может оказаться другом».
— Мистер Хирепат, — сказал он, возвращаясь, — могу ли я попросить Вас передать письмо капитану Обри, как только вы увидите его? Это крайне важно для меня, в ином случае я бы не осмелился побеспокоить вас.
— С радостью, — сказал Хирепат.
Они остались одни, Диана передвигалась по комнате, зажигая свечи и задергивая занавески. Время от времени она посматривала на него, а потом сказала:
— Боже мой, Стивен, я никогда не видела тебя в таком подавленном состоянии и таким бледным. Ты что-нибудь ел сегодня?
— Ни крошки, — сказал он, пытаясь улыбнуться.
— Я мигом закажу еду. А пока ее несут, ложись на мою кровать и выпей. Я думаю, уж с этим ты справишься. Налей и мне тоже.
Так он и сделал — сейчас его голова просто раскалывалась, но сказал:
— Никакой еды.
— Тебе не нравится, что я пью, не так ли? — спросила она, наливая бурбон.
— Да, — сказал он. — Ты просто портишь цвет лица, Вильерс.
— Виски влияет плохо?
— Алкоголь огрубляет кожу, уверяю, это — факт.
— Я пью немного, только когда взволнована, как сейчас, или чтобы поднять настроение. И поскольку я тоскую с тех пор, как приехала сюда, то осмелюсь сказать, что должно быть поглотила несколько галлонов. Но с тобой, Стивен, мне не будет грустно. — После длинной паузы она заговорила снова. — Помнишь, много лет назад ты спросил меня, читала ли я Чосера, а я переспросила: «Грязного старого Чосера?». А ты укорял меня за такие слова? Но, по крайней мере, он действительно говорил:
«От пьяной женщины не жди отказу,
Распутники тем пользуются сразу».
— Диана, — резко оборвал ее Стивен, — знаешь ли ты кого-нибудь в Америке… Есть ли у тебя проверенный друг, которому ты можешь доверять, и к которому можешь бежать?
— Нет, — сказала она удивленно. — Ни души. Как я могла, в моем-то положении? Почему ты спрашиваешь?
— С твоей стороны было очень любезно написать мне вчера письмо, очень, очень приятное письмо.
— Да?
— Оно ко мне так и не попало. Я нашел его в столе у Джонсона, рядом с твоими брильянтами.
— Ох, Боже мой, — воскликнула она, смертельно побледнев.
— Очевидно, мы должны бежать прежде, чем он вернется, — сказал Стивен. — Я написал Джеку, посмотрим, что он сможет сделать. Если ничего, то что ж, есть и другие возможности.
Вероятно, они и были: но какие, кроме безоглядного бегства в темноту? Его мозг не мог, не способен был справиться с проблемой быстро и решительно: мыслить четко и здраво было не в его власти.
— Я и не беспокоюсь, — сказала Диана, беря его за руку. — И не подумаю, пока ты рядом.
Глава восьмая
— Могу я видеть капитана Обри? — спросил Майкл Хирепат.
— Как вас представить? — спросил швейцар.
— Хирепат.
— Вы не мистер Хирепат.
Глядя в эти черные холодные глаза, Хирепат ответил:
— Я — сын Джорджа Хирепата. Принес капитану записку от доктора Мэтьюрина.
— Посещение запрещено. Я отнесу ее.
Индеец вскоре вернулся вместе с сестрой милосердия и уже более дружелюбным тоном сказал:
— Поднимайтесь, мисс покажет вам дорогу.
— Мистер Хирепат! — вскричал Джек, протягивая руку. — Сердечно рад вас видеть. — Дверь захлопнулась. — Проходите, присаживайтесь рядом с кроватью. Доктор не ранен?
— Нет, не то, чтобы ранен, сэр, скорее странно заторможен: я бы сказал, ошеломлен.
— Вы заметили французов, выходя из отеля?
— Да, сэр. Это их излюбленное место встреч, в холле сидело восемь или девять, военных и гражданских.
Бывший капитан всегда казался Майклу Хирепату могучим, а сейчас, сев в постели, — и того больше: он выглядел еще массивнее, шире и сердитее, чем когда-либо на борту «Леопарда». Затем, после мрачной, задумчивой паузы Джек сильным, решительным голосом сказал:
