Мишель Зевако - Последняя схватка
Стражи никак не могли успокоиться. Их глаза были налиты кровью и в глазах этих явно читался вызов: «Ну, кому не сидится на месте?!»
Фауста замерла рядом с д'Альбараном. Словно окаменев, она украдкой наблюдала за Эскаргасом и Гренгаем. Пока рядом с ней был Пардальян, она почти не обращала на них внимания. Однако женщина отметила, что раньше они не вели себя столь грубо и сурово.
«Это Пардальян настроил их против меня, — подумала Фауста. — Вот они теперь и стараются».
Так и было на самом деле.
Несколько минут герцогиня не сводила со своих тюремщиков горящих глаз, которые, казалось, обладали волшебной силой и могли проникать в самые потаенные уголки человеческих душ. Фауста сосредоточенно рассматривала двух стражей, будто оценивала крепость их мышц и твердость их характеров.
А Гренгай и Эскаргас даже не заметили, что их пристально изучают. Оба они наконец успокоились, обрели свой прежний вид и завязали между собой негромкую беседу — как и положено людям, которые не туги на ухо и, слава Богу, умеют вести себя в приличном обществе.
Но вот Фауста встала с места. Она улыбалась. И улыбка эта не была ни зловещей, свойственной иной раз госпоже герцогине, ни обворожительной, усмирявшей и очаровывавшей строптивые сердца. Нет, это была почти детская улыбка, немного насмешливая и удивительно простодушная.
Раскованной походкой кавалериста, чуть покачиваясь и поводя плечами, Фауста вразвалку двинулась к Гренгаю и Эскаргасу. На их глазах загадочная красавица мгновенно превратилась в разбитного малого.
Двумя руками — своими белыми, нежными ручками — она схватила тяжелый деревянный табурет и со всего маху поставила его возле стражей. Плюхнувшись на него, женщина решительно взяла оловянную кружку, бесцеремонно протянула «тюремщикам» и, все так же улыбаясь, панибратски заявила:
— Что-то и меня жажда замучила!.. Плесните-ка мне, ребята!
Эскаргас и Гренгай оторопели.
«Черт возьми!..» — одновременно подумали они.
И пихнули друг друга локтями, желая этим сказать:
«Осторожно… Гляди в оба!..»
Но Пардальян велел им вести себя почтительно — особенно с этим господином — и не отказывать пленникам ни в чем… кроме одного: не открывать им дверь раньше назначенного часа. И «ребята» наполнили кружку Фаусты… Как водится, до краев. И себя, разумеется, не забыли.
— Ваше здоровье, молодцы, — воскликнула герцогиня, подняв кружку.
Они чокнулись с ней и вежливо ответили:
— За ваше здоровье, сударь.
Оба залпом осушили свои кружки. И глазом не моргнув, Фауста тоже выпила все до дна. Как и они, она удовлетворенно крякнула. И тоже поставила локти на стол. Наконец, как и они, запустила пальцы в тарелку и аппетитно захрустела бисквитом.
Завязался разговор.
Изображая веселого парня, не очень воспитанного и без всяких предрассудков, Фауста очень ловко стала расспрашивать своих «тюремщиков».
Но и они неплохо играли свои роли. Охотно отвечая на все ее вопросы, оба делали вид, что ни о чем не подозревают.
На самом же деле они были предельно внимательны и осторожны. Да иначе и быть не могло: Оба знали, что имеют дело с женщиной. И не просто с женщиной, а с великосветской дамой, с герцогиней. Будь они даже простаками, которыми прикидывались, и то бы сразу поняли, что дама не может так себя вести. Значит, она притворялась… и притворялась блестяще.
Не зная помощников Пардальяна, Фауста пыталась судить о них лишь по их ответам. Но мало ли чего они могли наболтать? Поэтому она больше полагалась на свои глаза, чем на уши.
Но составить представление о Гренгае и Эскаргасе Фауста опять-таки могла только по их внешнему виду. Оба они прикидывались простофилями, и она неизбежно должна была прийти к неверным выводам. Так оно и случилось.
«Они бедны и всю жизнь кому-то служат, — подумала Фауста. (И одно из этих умозаключений было правильным.) — Если предложить им сто тысяч ливров, они ошалеют и выпустят меня отсюда. Надо их подпоить — а потом рискнуть».
И она принялась наливать им кружку за кружкой. Они пили, а про себя посмеивались, сообразив, что она ждет, когда они опьянеют. Женщина и не подозревала, как много вина им нужно, чтобы лишь слегка захмелеть. Играя свою роль, она пила почти наравне с ними. И они были уверены, что скоро она просто свалится под стол.
Они даже прикинулись, будто вино уже ударило им в головы. Пустых бутылок было так много, что притворство стражей выглядело вполне правдоподобным. Фауста решила, что пора действовать. Она наклонилась к ним и вкрадчивым голосом произнесла:
— Послушайте, вы же бедны… А я могу вас озолотить. Что вы скажете, если я…
Тут они поняли, что немного ошиблись: она хотела не споить, а купить их. Ломать комедию больше не имело смысла. И оба они оглушительно расхохотались, не дав герцогине договорить.
— Слышь, Гренгай, молодой человек считает нас нищими, — сквозь смех проговорил Эскаргас. — Каково, а?
— Как он заблуждается бедняга!.. — покачал головой Гренгай. — Клянусь святым Евстахием, моим верным заступником, что вы ошибаетесь, сударь… Глубоко и безнадежно ошибаетесь!
И они гордо продолжали, перебивая друг друга:
— Это мы-то нищие?!
— Да у каждого из нас по сто тысяч ливров!..
— Именно во столько оценены наши плодородные земли!..
— С которых мы имеем неплохие доходы!..
— По шесть тысяч ливров на брата ежегодно!..
Они заключили хором:
— Черт побери!.. Да какая же это нищета, если получаешь шесть тысяч ливров ренты в год!..
Фауста уже не улыбалась. Снова неудача! Губы красавицы задрожали, и ей пришлось стиснуть зубы, чтобы не разразиться бранью. Впрочем, герцогиня быстро взяла себя в руки и, подавив приступ бешенства, снова с добродушным видом взглянула на Гренгая и Эскаргаса. И тут же пошла на другую хитрость.
— Так вы богаты? Тем лучше!.. — воскликнула женщина. — Но что значат какие-то сто тысяч ливров по сравнению с миллионом?.. Я же предлагаю вам целый миллион!..
Эскаргас и Гренгай оторопели и сдавленными голосами повторили:
— Миллион!.. Ничего себе!.. Тысяча чертей!..
Она еще ближе придвинулась к стражам, гипнотизируя их своим магнетическим взглядом. И чарующим голосом сказочной феи почти пропела:
— Да, миллион!.. Целый миллион, понимаете?.. Откройте эту дверь — и он ваш. Я даю вам эти деньги!..
Магическое слово «миллион» оглушило мужчин будто удар тяжелой дубины. Они побледнели и переглянулись.
И короткого этого взгляда было достаточно: Гренгай и Эскаргас поняли друг друга без слов.
Не сводя с них глаз, Фауста улыбалась, хотя и задыхалась от волнения. Они же вскочили, как на пружинах, и в едином порыве бросились к двери. И Фауста возликовала; в душе у нее грянули победные фанфары.
