Мишель Зевако - Последняя схватка
— А теперь, сир, я прошу разрешения удалиться. Королевская служба. Ваше Величество, спешные дела!
— Что ж, ступайте, шевалье, — улыбнулся Людовик. — Служба есть служба. Что бы ни случилось, я выполню свое обещание: буду лично присутствовать на свадьбе графа де Вальвера и потребую, чтобы господин д'Анкр дал за невестой двести тысяч ливров. — И с тонкой усмешкой добавил: — Это будет мне тем более приятно, что таким образом я проучу маршала и вознагражу графа за доблесть и верность престолу.
Но вдруг юноша обеспокоенно спросил:
— А вы уверены, что маршал согласится?
— Совершенно уверен, сир, — твердо ответил Пардальян.
— А вдруг он откажется? — засомневался Людовик.
— Не откажется, сир, — усмехнулся шевалье.
— А если заупрямится? — в волнении взглянул на собеседника король.
— Тогда Вашему Величеству достаточно будет повторить ему мои слова, и он станет как шелковый, — отчеканил Пардальян.
— Черт возьми! — воскликнул король, язвительно заулыбавшись. — Пожалуй, мне даже хочется, чтобы он сначала воспротивился… Я бы много дал, чтобы посмотреть, какое впечатление произведут на него эти слова.
— Можете на это не рассчитывать, сир: он сразу согласится и даже не пикнет.
Проговорив это с непоколебимой уверенностью, Пардальян пожал руку, дружески протянутую ему монархом, поклонился и двинулся к двери.
Людовик XIII проводил посетителя до выхода из кабинета. Это была третья по счету высочайшая милость, оказанная шевалье, еще более невероятная, чем первые две. Украдкой наблюдая за королем, Пардальян понял, что любезность Его Величества не была бескорыстной, поскольку монарх сгорал от желания поведать гостю что-то такое, о чем юноше было неловко говорить — или же он не знал, с чего начать. И вот Людовик всячески оттягивал миг расставания.
Пардальян не ошибся. Когда они уже были у дверей, король остановил шевалье. В глазах юноши светилось детское любопытство. И, наконец решившись, он застенчиво произнес:
— Итак, шевалье, вы уходите… даже не намекнув, что это за приятный… за замечательный сюрприз — как вы сами изволили выразиться — который собирается сделать мне граф де Вальвер?
Пардальян весело рассмеялся и сказал:
— Но, сир, какой же это будет сюрприз, если вы заранее все узнаете?
— Это верно, — вздохнул король, досадуя и улыбаясь одновременно.
— А кроме того, — серьезно добавил Пардальян, — граф де Вальвер уже не раз рисковал жизнью; возможно, и сейчас он идет по лезвию ножа только для того, чтобы преподнести вам этот прекрасный подарок. Не могу же я лишить графа удовольствия лично объяснить все Вашему Величеству! Поставьте себя на место Вальвера, сир. Каково бы вам было, если бы кто-нибудь оказал вам такую медвежью услугу?
— Вы правы, шевалье, — так же серьезно ответил король. И грустно добавил: — Но ждать до вечера… Я просто изведусь!
— Что ж, раз вы так нетерпеливы, можете выиграть несколько минут, если выйдете на набережную, как только начнет смеркаться… Не исключено, что вы станете свидетелем прелюбопытнейшего зрелища, — хитро усмехнулся шевалье.
— Я так и сделаю!.. — вскричал Людовик. — Ну, ступайте, шевалье, и да хранит вас Бог.
— Аминь! — с самым серьезным видом отозвался Пардальян.
И отправился к капитану гвардейцев. Тот был тронут и польщен визитом — и принял шевалье как самого дорогого гостя. Приятная беседа с Витри позволила Пардальяну, как он сам выразился, «славно скоротать часок». А потом капитан почел за честь проводить шевалье до парадного подъезда Лувра.
Еще с час Пардальян прогуливался возле дворца. Потом шевалье неспешно зашагал по набережной. Он прошел мимо Лувра, через Новые ворота проник за отремонтированную стену Карла V, оставил позади недостроенный еще дворец Тюильри… Слева от Пардальяна струилась река, а справа высилась крепостная стена сада Тюильри.
В ограждении, отделявшем набережную от Сены, была калитка. Пардальян подошел к ней и остановился, внимательно изучая реку и проложенную вдоль нее дорогу. Он, однако, так и не увидел тех, кого с таким нетерпением высматривал. Завернувшись в плащ, шевалье прикрыл полой лицо, шагнул к парапету, спокойно уселся и, свесив ноги над грязной водой, принялся терпеливо ждать: он зорко следил за рекой, за прибрежной дорогой — за другой дорогой, вливавшейся прямо в улицу Сент-Оноре возле обители капуцинов.
Лицо Пардальяна было мрачным, разочарованным и просто пугающим…
XXV
ПАРДАЛЬЯН ПРЕДУСМОТРЕЛ ВСЕ, КРОМЕ…
— Черт бы их побрал!..
— Чтоб им провалиться!..
Так энергично, хоть и не слишком благозвучно, Эскаргас и Гренгай выразили свое крайнее возмущение подлостью пленников, которых оставил на их попечение Пардальян.
Верные слуги вращали глазами, скрежетали зубами, размахивали кулаками… Там, за дверью, находились Фауста, д'Альбаран и двое его подручных.
— Ты слышал, Гренгай, что сказал господин шевалье? — прорычал Эскаргас.
— Черт побери, что я, глухой, что ли? — проревел Гренгай. И, чтобы продемонстрировать, что со слухом у него все в порядке, он повторил:
— Если мы упустим эту проклятую герцогиню, переодетую всадником, нашему Жеану конец, вот что сказал господин Пардальян. Она, верно, спуталась с дьяволом; ведь каждый знает, что женщина, которая носит мужской наряд, запросто может загубить свою душу.
— Чтоб ей гореть в адском огне до скончания веков!.. — с чувством произнес Эскаргас. — Черт возьми, Гренгай, нам надо глядеть в оба!.. И если эта, как ты выразился, проклятая герцогиня и ее сообщники попытаются нас обмануть…
— Мы им устроим веселую жизнь! — вскричал Гренгай. — Не сомневайся, Эскаргас, уж меня-то, урожденного парижанина, этим чужакам не обмануть!
— Да и я стреляный воробей, меня на мякине не проведешь, — заявил Эскаргас. — Ну пошли, Гренгай, — вздохнул он.
— Пошли, Эскаргас, — откликнулся Гренгай.
Они вернулись в погреб. Войдя в это «узилище», Гренгай запер за собой и своим другом дверь на два оборота и сунул ключ в карман. Оба стража были похожи на свирепых догов. Крепкая дверь была надежно закрыта. Но этого им показалось мало, и они уселись между столом и этой дверью, словно преграждая к ней путь.
С резким стуком «тюремщики» поставили шпаги между ног: каждый крепко сжимал тяжелый эфес, давая понять безоружным пленникам, что в любую минуту готов пустить в ход смертоносный клинок. Эскаргаса и Гренгая мучила жажда. Вскоре, налив до краев две кружки, они залпом их осушили, снова наполнили и опорожнили единым махом. Потом резко поставили кружки на стол. Не будь сии сосуды оловянными, они бы разлетелись на мелкие кусочки. А так кружки лишь погнулись.
