Дмитрий Дашко - Лейб-гвардии майор
До Азова осталась пара переходов, и там, собственно, все только и начнется. Новоприобретенный город-крепость всего лишь отправная точка для следующих, смею надеяться, великих дел. А иначе нельзя, иначе все труды будут впустую. Я взялся за такой гуж, что не каждому под силу. Отступать поздно. Или история нашими стараниями меняется, или… даже загадывать не хочу. Не желаю, и баста! Мы должны добиться всего, что задумали. Прочь сомнения, долой страх.
Уверенный марш наших полков не остановишь. Но меня мучил простой вопрос: что ждет нас впереди, хорошее или плохое? А может, и то и другое сразу? Нет худа без добра, но и добра без худа, как подсказывает опыт, тоже не бывает. Вопрос в пропорциях. Чего-то щедрая судьба отвалит полной мерой, а чем-то обделит. И только от нас зависит, чего будет больше. На этом и строится мой расчет.
Россия моего будущего никогда не встанет на колени, никому не позволит превратить себя в оплеванное посмешище. Мы будем уважать других и будем давать им жить, хорошо жить. Более того, позаботимся, чтобы наши соседи жили процветая, но это процветание не будет происходить за наш счет. Это ведь так мало… всего ничего. Маленькая пригоршня счастья для огромной измученной страны, которую так часто пытались унизить. Я рос в ней и знаю, что это значит. Мой долг не допустить того, что когда-то случилось. Сейчас одна из тех развилок, за которой все будет по-другому. И пусть простят меня те, чье мнение не совпадает с моим. Я искренне желаю всего только лучшего, а оно и впрямь враг хорошего.
Мне не хочется замыкаться в рамках маленькой уютной страны, которую можно пересечь из конца в конец на велосипеде за несколько дней. Я хочу видеть необъятные просторы. Только они делают нашу душу такой сложной и неспокойной. А отсутствие однообразного покоя – это ведь и есть сама жизнь.
Жаль, не в наших силах устремить взгляд за горизонт времени и прочитать отведенную нам главу в книге судеб. Впрочем, наверное, оно и к лучшему. Ты сам выбираешь свою дорогу и идешь по ней до конца.
В одном я уверен на все сто. Нас ждет война. Война настоящая, не похожая на стратегическую игрушку или примитивную стрелялку-бродилку.
Война, где пули летят и жалят, будто осы, а укус заканчивается раной или смертью. Война, где ядра разрывают тела в клочки, а осколки гранат впиваются, причиняя неимоверную боль.
Я изменился, стал другим. Прежний Игорь Гусаров, прожигатель жизни, так и не сподобившийся завести ни котенка, ни ребенка, стал человеком, который по личному почину взвалил на себя страшнейший груз ответственности. Не за себя: за судьбы миллионов людей.
Ненавижу фальшивую патетику, она способна опошлить любое самое благородное начинание, но здесь и сейчас перед этим догорающим костром я честен, как никогда. Не перед кем рисоваться, а самого себя не обманешь.
Только воспоминания связывали меня с прошлым, но постепенно они размывались, становились нечеткими. Что-то чужое вторгалось в меня, искажая память, делая ее зыбкой и ненастоящей. Кто-то смело смешал осколки воспоминаний, и я теперь не мог разобрать, где мое, а где – настоящего Дитриха.
Вот я иду в школу, первый раз в первый класс, но почему-то вместо пожилой добродушной Марь Иванны вижу сухонького старикашку в лиловом камзоле и пропахшем мышами парике.
– Не выучишь к завтрашнему занятию, поставлю на горох, – угрожает учитель.
Он не обманет, обязательно выполнит обещание, и на моих коленках надолго останутся отметины от сухих горошин.
Первое свидание. Девочка с большими, похожими на бабочку бантиками и глазами цвета ясного и чистого неба, которую я провожаю после школы, любезно разрешает нести ее портфель. Он из розовой кожи, с кармашками для пенала и металлическими бляшками замка. Я горд и доволен собой.
И вдруг – будто вспышка молнии.
Дождь. Тучи, затянувшие всю небесную гладь. Я прячусь под навесом, и капли гулко барабанят по крыше. Рядом смущающаяся белокурая девчушка в сером домотканом платьице и переднике с вышитыми узорами. Ее волосы пахнут сеном, а губы – свежестью. Она готова на все, послушна любому моему… нет, не приказу, слову. Обычному такому слову, в которое не надо вкладывать ни угрозу, ни просьбу. И я знаю и в то же время не знаю, как ее зовут.
Я испугался: неужели пройдет еще немного времени и я все забуду? Душа растворится в чужой, я потеряю себя? Это, пожалуй, хуже, чем смерть.
Внутри эхом отозвался Дитрих. Кажется, он с удовольствием придет мне на смену. Может, это и произойдет в итоге? Душа курляндца одержит верх над моей. Я растворюсь в небытии, уйду на вторую роль или просто не стану существовать. Был такой Игорь Гусаров, и все… Весь вышел. Что в родном двадцать первом веке, что в восемнадцатом. История войдет в обычное русло. Нам надают по усам под Крымом, Елизавета свергнет законного императора, все будет зря…
Сзади послышался шорох. Я обернулся.
– Не спится, фон Гофен?
Из темноты вынырнул дежуривший ночью капитан-преображенец Иван Круглов – невысокий, худощавый, с узким лошадиным лицом англичанина. Интересно, откуда в наших пенатах столь по-европейски породистые человеческие особи?
– Да так, – неопределенно протянул я. – Не хочется.
– Завидую вам, барон. Мне вот спать сегодня по должности не положено, а глаза сами слипаются, – зевая, посетовал Круглов. – Дозволите погреться?
– Конечно. Подсаживайтесь.
Он протянул руки к костру.
– Ненавижу эти края. Все не по-людски. Днем жара, ночью холод собачий.
– Приходилось бывать здесь раньше? – спросил я скорее для поддержания разговора.
– А как же, – кивнул он.
– Опытом не поделитесь?
– Да нечем мне делиться. Давно это было. Так давно, что кажется, будто и не со мной.
– Очень жаль.
– Не жалейте, фон Гофен. Опыт – дело наживное. Приходит вне зависимости от нашего желания. Батька мой когда-то еще при Софье Азов приступом брал, весь раненый да больной воротился. Сказывал: степь, она такая, сама в руки не дается. Ее твердой силой взять можно, да и потом пальцы не разжимать, иначе утечет, будто водица.
– Если мы пришли сюда, то раз и навсегда, – глядя на дымок, тянущийся от костра, произнес я.
– Правильно говорите, господин адъютант. – Круглов раскурил трубку, стал попыхивать, будто паровоз. – Вот уж чего я на дух не переношу, так это дорогу. Силы-моченьки уже никакой нету, по делу настоящему начинаю скучать. Так тягомотно становится. Скорей бы в Азов попасть, надоело по степи мотаться. Хотя и там такая жизнь пойдет, только держись.
И вдруг он резко сменил тему:
– Барон, а вам никогда не приходила в голову мысль: а зачем нам все это?
– Простите, не понял… – опешил я.
– Постараюсь объяснить. – Круглов задумался, потом начал говорить медленно, почти нараспев: – Зачем нас, русаков, понесло в эти чужие для нас степи? Неужто своих земель маловато? Крути не крути, а дел недоделанных и на родине полно, а мы, заместо того чтобы ими заняться, на турок воевать идем.
