Николь Галланд - Трон императора: История Четвертого крестового похода
— Не знаю. Полагаю, присягнут тому, кого коронуют взамен.
— А кто заменит теперешнего императора, если он отречется от престола? Кто это решает?
— Понятия не имею, — сказала она.
— Давай выясним. — Я подмигнул Джамиле.
— Мои предки будут преследовать тебя вечность, после того как нас здесь убьют, — предостерегла меня она и заговорила по-гречески с «тростниковым человеком».
Поразительно, как быстро все начинает вертеться, когда кто-то поверит, что ты в его команде. Не прошло и нескольких минут, как мы предстали перед компанией знати, разодетой так, как я в жизни не видел. Все они были в ярких одеждах из синих, красных и даже пурпурных тканей с расшитыми золотом подолами, воротниками и рукавами. Туники у них были подвязаны длинными, элегантными кушаками. Не хочу обижать прекрасный пол, но все эти мужчины вели себя, как бабы, оказавшиеся в трудной ситуации. Те немногочисленные женщины, что находились тут же (в красивых платьях, расшитых жемчугом), держались гораздо спокойнее мужчин. Стены комнаты были отделаны мраморными панелями, по верху которых шла мозаика, изображавшая обнаженных нимф, затеявших веселье в языческом храме. Потолок был сплошь золотой. Золотым был и стол.
Мне пришлось объяснить, что нас наняли через посредника, имя нанимателя нам неизвестно, но предположительно это один из присутствующих. Я фокусник и ловчила, мне поручено обманным путем заставить императора поверить, что он должен отречься от престола.
— Ты, конечно, лжешь, — сказал самый важный в этой клике заговорщиков. Ну, если не самый важный, то, по крайней мере, самый богатый: его одежда была так густо расшита жемчугом и красивыми камушками, что было удивительно, почему он не падает лицом вниз.
— Возможно, и так, но тем не менее я способен выполнить эту задачу. Разве он не суеверен? Разве он не параноик? Об этом все знают.
Придворные начали переглядываться. Расшитый каменьями человек сурово спросил:
— Кто вы такие, кто на самом деле вас прислал и что вы действительно собирались совершить?
— И как вы сумеете вместо этого совершить то, о чем говорите? — спросил другой.
Я счел это многообещающим признаком: значит, хотя бы один из них принял к сведению мое предложение.
— Никто меня не присылал, господа, — заверил я их, понимая, что они все равно мне не поверят. — У вас в тюрьме сидит один мой друг, мне хотелось бы его вызволить.
— И каким образом ты задумал это сделать? — вступил в разговор «тростниковый человек».
— Самым простым. Думал, что меня схватят на входе и приведут на совет. Там и предложу свои услуги, которые, конечно же, будут приняты. Потом избавлюсь от императора, и в виде награды вы освободите моего друга. — Я улыбнулся присутствующим. — Пока все сработало.
К этой минуте Джамиля едва шевелила языком от страха; полагаю, она ожидала, что кто-нибудь из них в любую секунду снесет нам головы. Не давая им возможности вставить слово, я добавил:
— Позвольте, господа, выступить с предложением. Допустите меня до императора. И если с первой же попытки не сумею его убедить в своих способностях чародея, сварите меня заживо в кипящем масле и натешьтесь всласть моей красивой помощницей. — (Подозреваю, моя красивая помощница перевела здесь не совсем точно). — Скажите, что вы хотите от него, и я добьюсь, чтобы он это сделал, или можете убить нас обоих.
Тут я сам не выдержал своей наглости, и голос мой дрогнул.
За столом начался жаркий спор. В конце концов нам сообщили, что какая-то другая группировка придворных (их тут было много) пытается убедить императора выехать из дворца и встретиться с варварами-франками лицом к лицу в битве, но «наша» группировка была против такой идеи, и небезосновательно. Как только византийская армия одержит победу (в чем никто здесь не сомневался), его величество получит право и дальше властвовать на престоле, то есть заниматься тем делом, для которого он абсолютно непригоден, что доказывают последние восемь лет. «Наша» группировка желала довести кризис до пика и воспользоваться этой ситуацией, чтобы заменить его другим человеком — тем самым вельможей (надо же, какое совпадение!), чья туника была сплошь усыпана каменьями.
Так как в будущем нам грозило отрубание рук, я заставил Джамилю пообещать им, что сумею отговорить императора от участия в битве. Сделал это с радостью, поскольку этой битвы желал не больше, чем они. Если бы я мог помешать Грегору превратиться в фарш, то был бы только рад. Довольно и того, что Отто угодил в плен. Ох уж эти мне германцы с их романтической воинской доблестью!
«Тростниковый человек» повел нас в имперскую спальню. К этому времени я решил, что он, должно быть, служит здесь дворецким. Спальня потрясла меня своим видом. Она не уступала убранством и размерами ни одному залу из тех, что мы успели увидеть. Много окон, много золотой отделки, много мрамора, мозаичный пол и романтические сцены с романтическими крестьянами под потолком. Остов кровати, как мне показалось, был сделан целиком из зеленоватой бирюзы. Нам велели немного подождать.
— У тебя есть хоть какой-то план? — поинтересовалась Джамиля, разглядывая свои руки, словно ждала, что лишится их в любую секунду. — Позволь напомнить тебе одно: за что бы ты ни брался — это всегда провал.
— Неправда! Я вывез тебя из Венеции, спас египтян из Задара и…
— Но то, что происходит сейчас, гораздо более опрометчивая, ребяческая, опасная, глупая авантюра…
Из-за двери донесся невнятный рокот, который почти сразу перерос в громкие крики. Один голос звучал громче всех, в нем слышалось отчаяние и злоба.
— Это он, — прошептала Джамиля.
Когда голос приблизился, задохнувшийся трубач поспешно продудел и дверь распахнулась. В свои личные апартаменты вошел император Алексей III — узурпатор.
38
За императором тянулась вереница встревоженных придворных, среди которых были «тростниковый человек» и тот, что ходил в расшитой каменьями тунике. На императоре же была одежда, превосходившая своей роскошью одеяния всей «нашей» группировки: длинное пурпурное платье украшало в пять раз больше камней, и в десять раз шире было золотое шитье. А на голове он носил нечто более громоздкое, чем любая корона из мною виденных. Это сооружение напоминало скорее золотую шапку, сплошь утыканную жемчугами и рубинами. Да, если такая тяжесть давит на мозги, то у любого испортится настроение.
Узурпатор носил то же имя, что и его юный племянник, претендент, и внешне они были похожи. Точнее, этот Алексей также не производил впечатления своей красотой или внушительностью. Он напоминал человека, который почему-то считает, что все с ним должны нянчиться. Уже немолодой, круглолицый, непримечательной внешности. Как и царевич, он был высок и худощав, с темными седеющими волосами. Я забыл упомянуть семейную черту — выдающуюся челюсть.
Он с важным видом обошел комнату, что-то зло бормоча себе под нос. Дверь захлопнулась, отрезав тех, кто шел вслед за императором, и они принялись колотить кулаками в створки. Его величество провопил одну-единственную фразу, выставив вперед кулак, и все шумы за дверью моментально стихли. Джамиля, побледнев, прошептала:
— Он сказал, что убьет любого, кто еще раз стукнет в дверь.
Пометавшись по комнате, император немного успокоился, присел на край огромной, укутанной шелками бирюзовой кровати и взглянул на своих помощников, словно перед ним выстроились двигающиеся статуи. Никто, кроме него, не сел.
— В сторону! — рассеянно бросил он одному человеку, который случайно оказался между кроватью и нами.
Придворный поспешил убраться, а узурпатор оглядел Джамилю с ног до головы и не узнал в ней ту, что провела в его шатре полдня, хотя мы с ней оба подумали об этом, как только он начал ее рассматривать. Потом он обратил свой взор на меня.
— Мне сказали, что ты здесь. Объяснись. Я не звал никого из твоей братии. Кто ты?
Джамиля нервно перевела, и я сразу ответил:
— Блаженный. Из Генуи, разумеется.
Я величаво махнул Джамиле, чтобы она перевела, а как только она произнесла слово «Генуя», отвесил витиеватый поклон и бухнулся на колени у ног императора.
Император что-то злобно прошипел.
— Никто не сидит в присутствии императора, даже на коленях, — предостерегла меня Джамиля. — Думаю, именно в этом твой промах. Продолжай говорить, быстро.
Я начал расхаживать по спальне, дерзко улыбаясь всякому, чей взгляд мне удавалось перехватить, а сам старался что-то придумать.
— Я провидец. Меня называют Блаженным из Генуи, и моих услуг добиваются по всему миру. — По моему знаку Джамиля перевела. — Даже Папа… Нет, прости, лучше скажи — архиепископ Корфу, церковь и корона едины, повсюду. Так вот, ко мне идут за помощью в трудную минуту, чтобы услышать Слово Божье. И я говорю с ними от Его имени.
