Михаил Голденков - Тропою волка
— Откуда ты знаешь, как мы их называем?
— Да уж догадался. Не трудно. Должен сказать, этот трюк действует. Народ не на шутку напуган. Но… Мне ужасно холодно. Я никогда не согреюсь, — почти простонал Кмитич.
Елена грустно взглянула на него, провела ладонью по лбу и щеке.
— Ты ужасно замерз. Даже горелка не помогла. Но я знаю способ, как тебя согреть.
Не успел Кмитич ничего сообразить, как Елена скинула с себя шубу, платье и уже стояла полностью обнаженной. Полковник с удивлением смотрел на ее стройное, словно подростковое тело с узкими бедрами и небольшой грудью. Девушка тут же ловким движением юркнула под покрывала, наваленные на Кмитича, и оршанский князь ощутил ее теплое тело на себе. Руки Елены заскользили по его животу, бедрам.
— Сейчас ты вернешься к жизни, — смущенно улыбнулась она, и Кмитич в самом деле чувствовал, как его ноги, руки, грудь, возбуждаясь, наливаются теплом… Все поплыло в каком-то сладострастном тумане. Еще немного, и они слились в одно целое, Елена жарко дышала в его лицо, а сам Кмитич словно возвращался с того света…
— Боже, я вновь женщина! — шептала Елена, ласково гладя Кмитича по волосам. — Как же давно это все было!..
* * *Полковник Чернов тоже любил войну, но не по той же причине, что и Ванька Пугорь. Чернов не имел потребности возвыситься за счет слабых и не испытывал жажды безнаказанно грабить. Грабеж и воров он терпеть не мог и сам казнил воров из московских ратных людей. Чернов имел другую страсть: обожал пытки и казни, как иной человек любит охоту. Любил устраивать засады и ловить врага. Никто толком не знал, из какой страны, из какого народа пришел в Москву на ратную службу этот симпатичный на первый взгляд человек с тонкими восточными чертами смуглого лица. Одни говорили, что он из южных русских степей, другие говорили, что он из турок, попавших в плен к казакам, а третьи уверяли, что Чернов родом из Трансильвании — не то венгр, не то серб, не то немец… Полковника и вправду можно было бы назвать красавцем, если бы не колючий неприятный взгляд его больших миндалевидных глаз. Кто бы ни разговаривал с Черновым, от простого ратника до воеводы, у всех по спине пробегал неприятный холодок, ибо Чернов словно оценивал собеседника на предмет наиболее подходящей для него пытки. Он словно бы думал при этом: «Вот этого я бы затравил собаками…»
— Этот Чернов меня путает. Он нездоров, пусть и делает свое дело умело, — говорил полушепотом, чтобы не слышал стоявший рядом, гордо подбоченясь, командир гарнизона Горчаков, Ивану Хованскому его сын Петр на площади Могилева, наблюдая, как бьет хлыстом по спине Могилевского шляхтича, помогавшего партизанам, сам полковник Чернов. Полковник так мастерски работал плетью, что после каждого удара от окровавленной спины отлетал кусок кожи или мяса.
— Да, он болен, — кивал Иван Хованский, — в нем явно возродился дух Малюты Скуратова, но для войны такие люди нам пока нужны. Он и его головорезы за час сделают то, что мы не сможем за целый месяц. А вот после войны… Очень бы я хотел, чтобы в последнем бою Чернова убили. Но пока только этот человек способен принести мне на серебряном блюде голову Кмитича.
Хитрый и осторожный, как лис, злобный, как хорек, Чернов пьянел от вида крови, изучал самые извращенные казни времен Ивана IV, и под его пытками люди выдавали любые секреты. Чернов клятвенно обещал извести отряды Тышкевича и Багрова, выбившие московитские гарнизоны из Друцка, Казимира и атаковавшие Борисов… Но и партизаны оказались не простаками. Стычка с Багровым не привела к полной победе Чернова — партизаны ушли, а сами каратели потеряли до пятидесяти человек убитыми. Еще двенадцать человек из разведывательной группы было истреблено партизанами совсем недавно, при попытке поймать «языка». Под пытками один пленный повстанец проговорился, что Багров — это молодая женщина, а сам отряд Багрова собирается в Казимир на воссоединение с Тышкевичем, чтобы вновь попытаться отбить Борисов и помочь Могилеву. «Багров — женщина?!» Чернов был удивлен, затем взбешен и жутко заинтригован. Он, словно сухой порох, загорелся мыслью во что бы то ни стало перехитрить отряд Багрова и Тышкевича и разбить их поодиночке до того, как они сольются в одно подразделение — иначе справиться с партизанами, в самом деле, будет намного труднее. Самолюбивый и азартный московитский полковник не мог себе позволить, чтобы его обошла какая-то баба!
Отряд Багрова тоже торопился. Елена спешила в Казимир, зная, что времени мало. Стычка с карателями Чернова и спасение Кмитича задержали продвижение партизан, но Елена считала, что все это стоит свеч — теперь с ними Кмитич, опытный вояка, боевой полковник, и дела пойдут лучше. Как бы ни уважали Елену в отряде, самой ей явно не хватало сильной мужской руки и плеча, которые пропали с гибелью командира Багрова. Теперь же она очень надеялась на Кмитича. К тому же, в отличие от Багрова, этот человек был ей далеко не безразличен. Она полюбила Кмитича с первого взгляда еще там, в Смоленске, впервые увидев его на коне — такого красивого, мужественного и простого, запросто разговаривающего с ней, уличной девкой, без всякого желания унизить ее, оскорбить, как порой делали богатые шляхтичи. Но то была другая жизнь, и она была другой… Сейчас же Елена, видя, что Кмитич смущен их близостью, размышляет, как же относиться к ней дальше, сама подошла к нему и, взяв за руку, сказала:
— Все мы сделали правильно. Не думай ни о чем. Но мы не можем быть вместе. Ты князь. Я непонятно кто. Волчица. И ты женат.
— Женат… — Кмитич рассеянно улыбался. — Кажется, это все осталось в другом мире, нереальном и заоблачном. Сейчас я такой же волк, как и ты.
— Этот заоблачный мир станет скоро реальным, и, когда закончится война, ты вернешься к своей семье. Помнишь солнечное затмение? Нам обоим в какой-то миг стало страшно, показалось, что тьма победила солнце и теперь постоянно будет ночь. Тьма на мгновение объединила нас, а свет вновь разъединил. И свет победил, победил и наше греховное влечение друг к другу. Победит свет и сейчас.
— И ты думаешь, это скоро будет? — Кмитичу не верилось в скорую победу. Уж слишком много разрухи и крови видел он с одной стороны и неразберихи с другой, чтобы говорить о быстрой победе так уверенно, как Елена.
— Так, Самуль, скоро. Московское войско подавлено и готово бежать. Лишь Хованский представляет из себя какую-никакую силу. Тут однажды пришел к нам отряд Матвеева, чтобы расправиться с нами. Его встретили в лесу. Посидели в веске Лоши-ца, поговорили, предложили уходить без боя. Он так и сделал. Ушел, доложив, что нас разбил. А сказал он следующее: «Мы уже сыты по горло этой войной. Сам не знаю, что мы здесь делаем, лишь умираем сотнями. Все равно скоро уйдем, земля здесь не наша, и воюем не понять для кого и чего». И если так говорят московитские командиры, то царь здесь долго не продержится. Московитяне уже сами не хотят воевать, понимая, что зашли слишком далеко. Их силы иссякают, их уверенность пропадает. Но… иной человек Чернов. Он есть бешеный волк. Пока его не убьешь, он не успокоится. Ему плевать на смысл войны и конечный результат. Он просто любит ловить и казнить людей…
