Владимир Малик - Фирман султана
— Тогда пошли, — согласился Звенигора.
Они вышли из леса и стали медленно приближаться к хижине. Арсену показалось, что в маленьком оконце, затянутом прозрачным бараньим пузырём, мелькнула неясная тень. Кто-то их уже заметил? Но навстречу никто не вышёл. Грубо сбитая из тёсаных досок дверь была плотно прикрыта. Казак толкнул её, заглянул внутрь:
— Здравствуйте, люди добрые! Есть ли здесь кто?
Ответа не было.
Звенигора открыл дверь шире, и все четверо вошли в хижину. Это была довольно большая комната, в которой, несомненно, только что были люди. На широкой лавке, у стены, лежали два кожуха. На столе стояла большая глиняная миска, доверху наполненная горячей чорбой. Возле миски — две деревянные ложки. Хлеб. В углу печь с лежанкой из дикого камня. В ней весело пылали сухие буковые дрова. От огня по суровой комнате разливался красноватый свет и приятное тепло.
— Гм, сдаётся, мы здесь непрошеные гости, — сказал Звенигора. — По всему видно, что хозяева заметили нас и быстро спрятались. Куда? Во всяком случае, в дверь навстречу нам они не выходили!
— Но здесь имеется ещё една дверь, проше пана, — показал Спыхальский на тёмную деревянную стену, что перегораживала хижину пополам. — Побей меня громом Перун, если за ней не стоит по крайней мере един из тех, кто только что собирался хлебать эту ароматную чорбу, которая так и щекочет мне ноздри своим душком, холера ясна!
С этими словами пан Мартын толкнул еле заметные в полутьме дверцы, и удивлённые беглецы увидели во второй половине хижины несколько овец, что безмятежно лакомились сухим лесным сеном, и высокого старого горца.
— Здравствуй, пан хозяин! — поздоровался удивлённый не меньше других Спыхальский.
— Здравствуйте, — ответил горец, входя в комнату. Затем мрачно спросил: — Кто вы такие?
Звенигора выступил вперёд:
— Извини, друг, что мы вошли без спроса в твой дом. Но не спрашивай, кто мы. А если ты добрый человек, то прими нас в своей тёплой хижине — позволь переночевать!
Горец пристально осмотрел янычарскую одежду Звенигоры и, нахмурив седые брови, показал рукой на лавку:
— Садитесь. Если голодны, прошу отведать моей еды.
— Спасибо, — поблагодарил Звенигора. — Только, я вижу, вас двое собиралось ужинать. Понравится ли тому, другому, что мы без его согласия съедим предназначенную ему порцию чорбы?
— Никого, кроме меня, в хижине нет, незнакомец, — ответил старик. — А вторую ложку, как велит обычай, я положил для того, кто в пути.
«Гм, хитрый старик, выкрутился, — подумал казак. — Однако меня не проведёшь! Не на такого напал!.. А зачем тогда два кожуха постелены на лавке! Тоже для гостя?»
Балканджий подал ещё две ложки, и изголодавшиеся беглецы с жадностью набросились на горячую похлёбку. Молчаливый хозяин хижины не садился к столу. Подбросил в печку несколько сухих поленьев, принёс охапку ароматного сена и, настелив его в углу возле печки, вышел из хижины.
— Не нравится мне, как он ведёт себя, — тихо произнёс Роман. — Отмалчивается и зыркает исподлобья, окаянный лесовик! Не лучше ли нам удрать отсюда, пока он не привёл янычар?
Однако его никто не поддержал. Спыхальский после сытной горячей еды разомлел и посоловевшими глазами поглядывал на мягкую, душистую постель. Звенигора совсем расхворался. Спина покрылась жгучими язвами. Его била лихорадка. Гриве, видно, тоже не хотелось идти из тёплого дома в мокрый осенний лес.
— Ладно, остаёмся. Ложитесь, друзья, спать, а я подежурю до полночи, — сдался Роман. — Потом разбужу пана Мартына.
Все улеглись на сене вповалку. Спыхальский и Грива мгновенно уснули. Арсен долго метался в горячке, бредил, но наконец заснул и он. Только Роман отчаянно боролся со сном. Когда горец вошёл и, задув свечку, лёг на лавку, дончак ущипнул себя за ухо и широко открыл глаза. Потом попытался прислушаться к ночным шорохам, вглядываться в темноту. Стал припоминать разные истории из своей жизни… Потом дыхание его стало ровнее, веки против воли сомкнулись, и незаметно для себя он погрузился в забытьё.
Первым проснулся от резкой боли Арсен. С тех пор как его избил Абдурахман, он спал лишь ничком, на животе. Поэтому он сразу почувствовал, как кто-то сел ему на спину, завернул руки назад и начал их вязать верёвкой. От его крика проснулись все.
В хижине было светло: на столе горела свеча. Несколько человек стояли над беглецами, держа в руках пистолеты. Другие связывали руки.
Поняв, что они попали в западню, беглецы попробовали дать отпор. Грива вырвал руки и въехал кулаком в грудь нападавшему, но сильный удар пистолетом по голове уложил его. Досталось и Арсену с Романом. Один Спыхальский, не очнувшись как следует от сна, заметался и извергнул целый поток ругательств лишь после того, как его руки были крепко стянуты сыромятными ремнями.
Когда все закончилось и слышалось только тяжёлое сопение связанных беглецов и их противников, один из напавших толкнул Арсена ногою в бок:
— Ну, ты, янычар, вставай! Рассказывай, какой шайтан занёс тебя сюда! Да выкладывай все, как на духу, собака! Не вздумай брехать!
— Да кто вы такие, черт вас забери? Янычары или гайдутины? — спросил возмущённо Звенигора, подозревая, что перед ними скорее не янычары, а вольные хозяева гор. — Почему накинулись на нас, как псы? А ты, хозяин, хорош, потерял совесть и честь! Принял, накормил — и сам же выдал этим башибузукам?
Мрачный хозяин, сверля Арсена горящим взглядом, ответил:
— Никто вас сюда не приглашал! Вы сами ворвались, как ворюги! И не очень-то кричи тут, бездельник! Отвечай, пока по-хорошему спрашивают! Откуда здесь появились? Кто прислал?
— Никто нас не присылал. Мы сами пришли.
— Кто вы такие? Янычары?
— С чего вы это взяли?
— Не выкручивайся, видим по шкуре!
Звенигора взглянул на свою одежду, усмехнулся. Действительно, он мог вызвать подозрение у гайдутинов, если это вправду они. Хотя его одежда была забрызгана грязью, сильно измята, но сохраняла ещё признаки янычарского наряда.
— Такую шкуру можно и скинуть!
— Это тебя не спасёт, янычар!
— Как сказать, а то и спасёт… Развяжите мне руки!..
Хозяин хижины посмотрел на стройного молодого парня, который начинал допрос:
— Развязать, Коста?
Тот утвердительно кивнул головой.
Сопя, старик нагнулся и перерезал ножом верёвку. Расправив руки, Арсен не спеша снял янычарский бешмет. Потом взялся за сорочку. Потянул — и почувствовал острую боль по всей спине. Сорочка присохла, вросла в глубокие язвы. Стиснув зубы, изо всех сил рванул её через голову и, скомкав, кинул в угол. Повернулся спиной к свету:
— Глядите!
В хижине стало совсем тихо. Стало слышно, как потрескивает свеча.