Ольга Крючкова - Меровинги. Король Австразии
Глава 6
513 год от Р.Х.
Теодорих удобно расположился в кресле напротив пылающего камина. Зима в этом году выдалась менее суровой, чем в прошлом, но поскольку у него все чаще стали побаливать ноги, огонь в камине поддерживался постоянно.
В покои Теодориха вошел Парсифлоний, несгибаемый старик истинно римского происхождения. Прежний наместник Ахена всегда почитал его самым мудрым и прозорливым советником. Ныне Парсифлоний был достаточно стар, но точного его возраста никто в ахенском замке не знал. Впрочем, скорее всего, он и сам уже забыл, сколько ему лет. Однако, даже удалившись после смерти Сегноция от дел, бывший советник сохранил завидные ясность ума и память, благодаря чему был прекрасно осведомлен обо всем происходящем как в Ахенском домене, так и в Лютеции с Бургундией. Его многолетние дипломатические связи, основанные чаще не столько на политике, сколько на личных и тайных отношениях с сильными мира сего, сохранились и по сей день.
Теодорих искренне уважал почтенного старика, поэтому при его появлении учтиво поднялся с кресла, сам налил в чашу вина, недавно доставленного ему из южной Аквитании, и протянул гостю со словами:
– Прошу, Парсифлоний, присаживайся ближе к огню и отведай моего вина.
Тот для начала поводил над сосудом носом.
– Вино терпкое. Значит, в год сбора винограда, пошедшего на его изготовление, весна выдалась прохладная, а лето было влажное.
Теодорих восхитился:
– Парсифлоний, я не устаю поражаться твоим способностям!
– В данном случае никаких особых способностей мне не потребовалось, господин, – одно только знание. Мой отец хорошо разбирался в винах, ибо во времена правления римского наместника Авиты имел обширные виноградники в Аквитании. Давно это было, а как сейчас помню… Мальчишкой я мог часами смотреть на девушек, которые, задрав юбки и обнажив стройные ноги, давили ягоды ступнями в огромных чанах. А знания и воспоминания с возрастом не теряются. – Парсифлоний отпил вина и похвалил: – Неплохое вино…
– Но ты, наверное, уже догадался, что я пригласил тебя не только для обсуждения качества напика?
– Разумеется, мой господин. В последние годы Парсифлония зовут лишь тогда, когда кому-то требуется добрый совет от него. Вы уж простите меня за дерзость.
Теодорих снова порадовался прозорливости старика.
– Ты прав, Парсифлоний. Мне тоже понадобился совет, от которого во многом зависит будущее домена. Словом, все мои приближенные, включая даже юного сына Теодебера, настаивают на том, чтобы я женился. Догадываешься, на ком?
Парсифлоний ответил, не моргнув и глазом:
– На Суавеготе.
– Признайся, тебе проговорился об этом мой сын?!
– Нет, господин, молодой наместник тут ни при чем. Просто племянница короля Бургундии – наиболее выгодная партия для вас, ибо на юго-востоке домен граничит именно с королевством Сигизмунда. Заключив же брачный союз с девой королевских кровей, вы тем самым обретете поддержку ее дяди – короля. Осмелюсь напомнить, в свое время точно так же поступил и ваш отец, незабвенный Хлодвиг Авгкуст: благодаря женитьбе на Клотильде он не только избавился от набегов бургундских племен, но и получил в трудный момент – когда саксы нарушили договор и пошли на франков войной, – помощь сильного союзника.
При упоминании о Клотильде Теодориха точно раскаленным железом обожгло, но, быстро совладав с собой, он согласился:
– Да, женитьба отца на Клотильде явилась мудрым и своевременным политическим решением.
– Вот и вы не медлите – скорее отправляйте к Сигизмунду послов! Уверяю, он не откажет вам в просьбе руки его племянницы.
Теодорих кивнул и, помявшись, сказал:
– Позволь задать тебе еще один вопрос, Парсифлоний… Скажи, а не дурна ли собой Суавегота?
– С чего вы так решили, мой господин? – удивился старик.
– Ну, ей ведь уже исполнилось лет девятнадцать или около того, а она все еще не замужем, – смущенно пояснил Теодорих.
– Не извольте беспокоиться, господин, – улыбнулся советник в отставке. – Суавегота божественно красива – даю вам слово Парсифлония! У меня, кстати, есть ее миниатюрный потрет, написанный римским художником, но на нем ей, правда, всего пятнадцать. Однако если девушка хороша в нежном возрасте, то, согласитесь, вряд ли она успеет превратиться в чудовище за каких-то три-четыре года. А замуж до сих пор не вышла лишь потому, что ее отец Гундобальд не в меру честолюбив.
– Неужели ты по сей день поддерживаешь переписку с королевским домом Бургундии?! – изумился Теодорих.
Парсифлоний в ответ лишь хитро улыбнулся.
* * *Парсифлоний развернул чистый, тонко выделанный пергамент, взял перо и… задумался: «Сигизмунд, король Бургундии, уже достаточно стар. Значит, вскоре бургундский трон унаследует кто-то из двух его сыновей…» Младшего, Годомара, советник видел последний раз более десяти лет назад, когда тому только-только исполнилось шестнадцать. И, признаться, юноша тогда произвел на него весьма удручающее впечатление: самовлюблен, излишне самоуверен и охвачен безумной жаждой власти, отнюдь не блистая при этом умом. Годегизил был на два года старше своего амбициозного братца и представлял собой его полную противоположность. Однако и этот наследник имел весьма существенный недостаток – неоправданную поспешность в решениях.
Парсифлоний напряг память, дабы вспомнить матерей принцев. Относительно Годегизила у него даже сомнений не возникло: конечно же, он рожден королевой Констанцией, законной женой Сигизмунда, увы, безвременно почившей. Но вот кто же подарил королю Годомара?.. Парсифлоний мысленно перебрал всех наложниц короля и, отчетливо вспомнив одну из них, Блитхильду, пришел к выводу, что именно она-то и произвела на свет Годомара.
Бывший советник был прекрасно осведомлен обо всем, что происходило в Бургундии: слишком уж много времени и сил он уделял этому королевству, состоя на службе у Марка Левия. Да иначе и нельзя было: приходилось учитывать тот факт, что потомки некогда диких племен нибелунгов стали вдруг непомерно сильны и богаты, а мир и процветание франкского королевства напрямую зависели тогда в первую очередь от взаимоотношений Ахенского домена с Бургундией.
Парсифлоний решительно окунул перо в серебряную чернильницу, выполненную в виде головы багуина, символа рода Левиев, еще раз разгладил ладонью пергамент и уже приготовился написать приветствие королю бургундов, как вдруг неожиданно для себя вновь остановился. Вспомнил вдруг, что сначала Блитхильда была наложницей Гундобальда! Тогда получается, что именно он и подарил потом свою красавицу Сигизмунду, дабы иметь через нее влияние на брата-короля. Но в таком случае напрашивается резонный вопрос: а не от Гундобальда ли Блитхильда родила Годомара? Слишком уж похоже оба рвутся к власти… Подивившись собственным умозаключениям, Парсифлоний наконец быстро начертал на пергаменте:
