Николай Черкашин - Нелегал из Кенигсберга
ДОСЬЕ:
Капитан Алексей Суровцев родился в подмосковном городе Хотьково в ноябре 1910 года. Окончил Училище кремлевских курсантов. Мастер спорта по легкой атлетике и лыжам. Прошел финскую войну. Участвовал в западнобелорусском походе 1939 года. Отличился в бою под Гродно. Был награжден орденом Красной Звезды. За острые пререкания с начальником штаба полка был снят с должности командира разведроты и назначен инструктром физподготовки той же воинской части.
* * *Едва поднялось солнце, как Лунь и Лобов двинулись навстречу светилу. Солнечные ручьи журчали безмятежными птичьими голосами. Но все пространство вокруг по-прежнему было наполнено затаенной угрозой. Враждебным было все — и голубое небо, захваченное немецкими самолетами, и этот светлый сосновый лес, оказавшийся в глубоком тылу вермахта. За любым поворотом просеки могла поджидать засада. И все же только в лесу они чувствовали себя хоть как-то защищенными от вражеского глаза, от прицельного выстрела. Но и это чувство оказалось совершенно обманчивым, когда, поравнявшись с густым ельником, они услышали грозное:
— Стой! Кто идет?
И тут же клацнул чей-то затвор.
— Свои идут! — откликнулся майор и потянулся к расстегнутой кобуре.
— Стой!!! — из ельника заметили движение его руки.
— Стою, хоть дой! — в рифму ответил Северьянов. «Не немцы — уже хорошо. Или полицаи выследили и перехватили?» И как бы отвечая на его вопрос, из ельника вышел невысокий красноармеец в обмотках, с черными петлицами на воротничке мятой гимнастерки. В руках он держал винтовку с примкнутым штыком. Маленькие черные глазки настороженно буравили пришельцев.
— Кто такие?
— Окруженцы мы. К своим идем.
— Документы есть?
— Есть.
Красноармеец несколько подобрел:
— Давайте вперед! Командир разберется.
Молча зашагали по тропе, на которую указал боец штыком. Северьянов приметил шоферские эмблемы на петлицах, небритую щетину на впалых щеках, фляжку на поясе.
— Куревом, часом, не богаты? — спросил конвоир.
— Не богаты, — отвечал Северьянов. — Поскольку не курим.
— Жаль… — вздохнул боец. — А мы тут уже и мох пробовали курить, и листья. Махорочки бы щепотку…
Чаща рвала солнечный свет в клочья, и они висели на кустах слепящим узорочьем, горели на ярой зелени мхов и болотц, застревали в ветках, листьях, стеблях…
Полузаросшая, почти нехоженая тропа вывела их на полянку, где под маскировочной сетью стоял ЗИС-5 с крытым кузовом. Чуть поодаль торчала мачта радиоантенны, укрепленная растяжками. Над небольшим кострищем висел закопченный котелок, распространяя умопомрачительный запах горячей тушенки.
— Товарищ лейтенант! — позвал боец. — Я тут окруженцев привел!
Из кузова выскочил чернявый лейтенант-связист, встревоженно оглядел пришедших, не забыв расстегнуть кобуру.
— Кто такие? Куда идете?
— Майор Северьянов и младший политрук Лобов. Выходим из окружения.
— Документы есть?
Лобов протянул редакционное удостоверение.
— Мать честная! — опешил лейтенант. — Пресса к нам пожаловала! Писать про нас будете или снимать?
— Снимать, — в тон ему ответил Сергей, радуясь, что колкое недоверие друг к другу слегка рассеялось.
— А у нас начальник связи был по кличке Фотограф. Он чуть что не так — сразу же: «снимаю!» — и снимал с должности.
Лейтенант вдруг заулыбался и, похоже, обрадовался нежданным гостям.
— Петрович! — кивнул он бойцу с шоферскими эмблемами. — Покорми людей.
— А чего их кормить? Сами поедят. Вон варево готово. А ложки небось у самих есть.
— Ложек у нас нет, — повеселел майор. — Но варево отведаем с большим удовольствием.
Сергей развязал весьма полегчавший узелок.
— О, да у вас хлеб есть! — восхитился лейтенант. — А мы тут уже неделю на одной тушенке сидим. Ох, и остобрыдло!
Сергей протянул ему краюху. Лейтенант поднес ее к носу и жадно вдохнул ржаной аромат. Петрович сунул в котелок две ложки, которые тут же оказались в руках у гостей и проворно заходили одна за другой. Варево — горячее и пряное — исчезло из котелка вмиг.
— Хотите еще откроем? — предложил лейтенант. — У нас этой тушенки еще целый ящик.
— Откуда такие сокровища?
— Грузовик с продовольствием немцы грохнули. Ну, кто сколько смог, тот и набрал. Мы с Петровичем пару ящиков себе загрузили.
— С Петровичем мы познакомились. А вас как зовут?
— Меня не зовут, я сам прихожу! — отшутился лейтенант. — Командир взвода связи при штабе корпуса. Валерий Павлович Чуднов. Родом из Сталинграда.
— О, в честь Чкалова назвали?!
— Ну, тогда еще про Чкалова не слыхали, когда я родился. Так само собой вышло.
— Надо было в авиацию идти.
— Меня к радио с детства тянуло.
— А что вы здесь делаете, Валерий Павлович?
— Да вот, как бы на позиции стоим.
— А связь со штабом корпуса есть?
— Связи никакой нет. Мы когда в колонне шли, немцы с самолета по нам шуганули. Убило обоих моих радистов, передатчик разбило… Уцелели только мы с Петровичем да машина. А ребята прекрасные были и дело свое знали…
— А как вы здесь-то оказались?
— Пока Петрович мотор чинил, колонна вперед ушла. Потом стали догонять да горючее вышло. Ну, я велел загнать машину в лес. Маскировку натянули. Стоим ждем.
— Чего ждете-то?
— Когда наши вернутся. А пока вверенную технику сберегаем.
— Н-да… — покачал головой Северьянов. — И давно вы ее сберегаете?
Лейтенант посмотрел на сосновый ствол с зарубками.
— Да вот уж вторая неделя пошла.
— И вы все здесь стоите?
— А где ж еще? Наши вернутся, заправимся — и в бой. Машина на ходу.
— А приемник работает?
— Работает. Но только весь эфир немцами забит. А у меня с немецким — швах.
— Дай-ка я послушаю!
— Только недолго. А то батареи почти подсели.
Северьянов влез в кузов, и лейтенант настроил приемник.
— Вот наушники. Может, расскажете чего.
Майор кивнул и углубился в эфир. Чуднов был прав — на всех волнах звучала немецкая речь. Передавали сводку новостей: «Доблестные германские войска оставили за собой всю Литву, Латвию, Эстонию, Белоруссию и большую часть Украины. Ожесточенные бои идут за Смоленск. Не за горами тот день, когда на картах наших танкистов появится слово “Москва”»…
— Хрен вам, а не Москау! — озлился Северьянов и сдернул наушники. Он еще не мог поверить услышанному. Не укладывалось в сознании…
— Что они говорят? — встревоженно вскинулся лейтенант.
— Да, брехня геббельсовская идет… Будто бы за бои за Смоленск начали. На Москву нацелились.