Мика Валтари - Императорский всадник
Вступив на мост через Тибр, я уже раскаивался в своих словах, но гордость не позволила мне вернуться.
Незаметно миновал месяц. В один из дней Сенека отвел меня в сторону и сказал:
— Тебе уже двадцать лет, Минуций Лауций, а значит, настала пора ради удачной будущей карьеры на месте познакомиться с тем, как управляются провинции. Моему младшему брату, как тебе должно быть известно, за особые заслуги доверили на несколько лет провинцию Ахайя[43]. И вот он написал мне, что нуждается в ком-нибудь, кто сведущ в законодательстве и к тому же обладает военным опытом. Ты еще молод, но я успел хорошо узнать тебя и думаю, что ты справишься. Кроме того, твой отец был со мной необычно щедр, и я чувствую себя обязанным отличать тебя и давать тебе возможность выдвинуться. Поезжай туда как можно скорее. Сначала доберись до Брундизия[44], а там садись на первый же корабль в Коринф.
Я понял, что это было уже не дружеское пожелание, а приказ, и немного расстроился, хотя и осознавал, что молодого человека моего возраста и не могли направить в какое-нибудь более интересное место. Коринф — жизнерадостный город, и неподалеку от него находятся старые Афины. Во время служебных поездок я наверняка смогу увидеть все достопримечательности Эллады. Ну а после возвращения, спустя несколько лет, я получу самостоятельную государственную должность, несмотря на то, что мне не исполнится еще и тридцати. Поэтому я почтительно поблагодарил Сенеку и сразу же занялся сборами в дорогу.
Откровенно говоря, это назначение подоспело как нельзя более кстати. В Риме стало известно, что британские племена вновь поднялись, чтобы проверить, каков Осторий будет в деле. Веспасиан, разумеется, знал, что следует предпринять, но новый военачальник еще не освоился в Британии, и я очень опасался, что меня вновь могут послать туда, куда я вовсе не расположен был возвращаться. Даже соплеменники Лугунды, люди мирные и терпимо относящиеся к Риму, начали пощипывать наши войска, расквартированные по берегам пограничной реки, и меня пугала мысль о необходимости воевать с родней моей бывшей пленницы.
Я по-прежнему полагал, что Клавдия обошлась со мной очень скверно и несправедливо, однако все же решил перед отъездом непременно с ней попрощаться и как-то утром отправился на другую сторону Тибра. К моему удивлению, хижина Клавдии оказалась запертой и пустой, и никто не ответил на мой стук; овечьего стада тоже нигде не было видно. Я заглянул в поместье Авла Плавция, чтобы справиться о девушке. Меня приняли холодно; казалось, никто ничего не знал. Мне даже показалось, что ее имя находилось под запретом.
В волнении я поспешил обратно в город и разыскал в доме Плавция тетушку Паулину. Она была в своем неизменном трауре, и на этот раз вы глядела еще более заплаканной, чем обычно; говорить о Клавдии она наотрез отказалась.
— Чем меньше ты будешь спрашивать о ней, тем лучше, — сказала она и неприязненно посмотрела на меня. — Клавдия попала из-за тебя в беду… впрочем, рано или поздно это все равно бы случилось. Ты молод, и я не могу поверить, что ты ведаешь, что творишь, но и прощать тебя я тоже не желаю. Я стану молиться Богу, чтобы он отпустил тебе твои грехи.
От такой таинственности меня охватили страх и недобрые предчувствия. Я не знал, что и думать. Я все так же считал, что ни в чем не виноват, ибо то, что было между мною и Клавдией, произошло по ее доброй воле, но я понимал, что время уходит и что надо действовать.
Переодевшись, я отправился во дворец. Надо было попрощаться с Нероном, который искренне завидовал тому, что я смогу собственными глазами увидеть все красоты Эллады. Желая лишний раз выказать мне свою привязанность, он взял меня под руку и отвел к матери, несмотря на то, что Агриппина и мрачный Паллас сидели над счетными книгами. Паллас слыл самым богатым человеком Рима. Он был настолько высокомерен, что никогда не разговаривал со своими рабами, а приказы отдавал им мановением руки, и слуги должны были тотчас разгадать желание господина.
Для Агриппины наш визит был, конечно, некстати, но при виде Нерона она по обыкновению просияла. Она пожелала мне успехов, предостерегла от легкомысленных поступков и выразила надежду, что я, переняв все лучшее из греческих обычаев, вернусь домой добрым римлянином.
Я что-то невнятно пробормотал, посмотрел ей в глаза и сделал просительный жест. Она тут же поняла меня. Заносчивый Паллас не удостоил меня даже взглядом, он лишь недовольно пошуршал своими папирусами и записал пару цифр на восковой дощечке. Агриппина посоветовала Нерону поучиться у Палласа искусству сложения чисел и провела меня в соседний зал.
— Лучше, чтобы Нерон не слышал нашего раз говора, — заметила императрица. — Он еще совсем ребенок, хотя и носит тогу взрослого мужчины.
Это было не так. Нерон однажды сам хвастался мне, что переспал с какой-то рабыней и — потехи ради — развлекся с мальчиком. Но сказать об этом его матери я, ясное дело, не мог. Агриппина некоторое время рассматривала меня безмятежным, ясным взором, а потом вздохнула и проговорила:
— Ты, конечно, хотел услышать о Клавдии. Я не желала бы тебя разочаровывать, так как отлично знаю, насколько тяжело воспринимаются в юности подобные вещи, и все же для тебя будет лучше во время прозреть, хотя я, возможно, и сделаю тебе больно. Я велела следить за Клавдией. Ради твоего благополучия мне нужно было узнать правду о ее поведении. Меня не обеспокоило, что она нарушала строгий запрет и входила в город, и мне было безразлично то, что она вместе с рабами участвует в известных тебе не совсем пристойных тайных трапезах; но я не могла простить ей, что она без надлежащего врачебного осмотра продается под римскими стенами за пару медяков всем проезжим — пастухам и им подобным.
Это обвинение было настолько ужасным и невероятным, что у меня перехватило дыхание. Агриппина сочувственно посмотрела на меня и продолжала:
— Дело было без особой шумихи рассмотрено гражданским судом, и поверь мне, нашлось достаточно свидетелей, чьих имен я не буду сейчас называть, чтобы не вгонять тебя в краску. Из милосердия к ней Клавдия не понесла положенного наказания. Ее не били плетьми и ей даже не остригли волосы. Клавдию поместят в закрытый дом в одном маленьком городке, где она сможет поучиться нравственности. Я не назову тебе это место, чтобы ты не наделал глупостей. Если же по возвращении из Греции ты захочешь ее повидать, то я устрою вам встречу — при условии, однако, что она исправилась. Ты же должен дать мне обещание, что прежде не попытаешься искать ее. Ну же, я жду!
Слова ее казались настолько непостижимыми, что у меня закружилась голова и задрожали колени. Непроизвольно я стал припоминать все мои свидания с Клавдией, ее ласки, ее страстный шепот… Да, она была намного опытнее меня. Агриппина коснулась моей руки и предостерегающе покачала головой:
