Эжен Лабом - От триумфа до разгрома. Русская кампания 1812-го года
И тогда всех несчастных, оставшихся на той стороне Березины, охватил ужас. Некоторые из них, все же попытались пройти по охваченному пламенем мосту, но дойдя до самого опасного места, были вынуждены прыгать в реку, чтобы избежать еще более ужасной смерти. Закончилось тем, что русские остались хозяевами на поле боя, а наши войска отступили, бой закончился, воцарилась скорбная тишина.
По дороге на Зембин нам довелось пройти по высокому правому берегу Березины, откуда было прекрасно видно, что происходит на противоположном. Холодно было невероятно, дул порывистый и сильный ветер. Мрак ночи нарушался только светом многочисленных неприятельских костров на высотах левого берега. У их подножия еще оставались многие наши несчастные товарищи, и гибель их была неминуема. И ужас, который они испытали той страшной ночью ни в какое сравнение не идет с теми лишениями и страданиями, которые они пережили. Казалось, что все силы универсума сговорились между собой и решили покарать людей за их амбиции и совершенные злодеяния. Победители страдали точно так же, как и побежденные. И, тем не менее, в лагере русских мы видели великое множество пылающих костров, а у наших товарищей не было ничего. Только по их жалобным крикам и стонам можно было понять, где они находились.
Более 20 000 больных и раненых попали в руки противника. Нам пришлось бросить около двухсот пушек и весь обоз двух корпусов, который был присоединен к нашему как часть общего обоза армии-победительницы, но видя печальную судьбу тех, кто остался на том берегу и осознание собственной безопасности, вселили в нас равнодушие к утерянным сокровищам. Теперь наши бедные товарищи навсегда утратили надежду увидеть землю, которая подарила им жизнь, им предстояло провести печальный остаток своих дней среди снегов Сибири. И черный хлеб, политый их слезами, станет единственной их наградой за унизительный рабский труд.
29-е ноября. Отправляясь на другой день в Зембин для воссоединения всех остатков 4-го корпуса, мы вновь вспомнили о тех наших многочисленных друзьях, которых больше не было с нами. Мы радостно встречали тех, кто вернулся, кого мы считали погибшими, и поздравляли друг друга с тем, что сумели выжить в день, более страшный, чем день самой кровопролитной битвы. Мы рассказывали друг другу об опасностях, которых удалось избежать, и о тех трудностях, с которыми мы боролись, чтобы избежать смерти.
– Я потерял все, – говорил один, – слуг, лошадей, все свои вещи, но я не думаю об этом. Я чувствую себя намного счастливее оттого, что мне удалось сохранить свою жизнь, поскольку мне удалось пережить суровости климата, голод и вражеский плен.
– А у меня нет ничего, кроме того, что сейчас на мне, – подхватывал второй. – И все, чего я хочу, так это хоть какую-нибудь обувь, чтобы защитить свои ноги, и немного хлеба, чтобы подкрепиться – вот истинные ценности.
– Я потерял все, – восклицал третий, – но я не жалею об этом, так как пожертвовав своим багажом мне удалось спасти моего раненого брата.
Вот так мы разговаривали несколько дней подряд, а те, кто молчали, глубоко внутри себя размышляя обо всех опасностях, которые они прошли, тайно возносили горячую благодарность Провидению за это воистину чудесное спасение.
КНИГА X. НЕМАН
После трагического перехода через Березину, когда наши резервные корпуса стали такими же, как те, которые побывали в Москве, сбылись все фатальные пророчества, и всем стало ясно – всем, кроме нашего вождя (чью жизнь Провидение, казалось, хранило только для того, чтобы, испытав полный крах, он, наконец, раскаялся), – что все кончено.
Воистину жестоко был наказан этот завоеватель, который терял завоеванные территории со скоростью большей, чем та, с которой он захватывал их, получавший листья кипариса вместо лавров победы, и дымящиеся руины городов вместо триумфальных рукоплесканий. Кроме того – 20 000 безоружных, полураздетых солдат, у которых вместо сапог ноги были обернуты старыми и рваными шляпами, а на плечах вместо шинелей и плащей – куски мешковины и лошадиная шкура – иногда даже свежесодранная.
Это были жалкие останки храброй пятисоттысячной армии, которая, если бы не амбиции одного человека, всегда была бы гордостью Франции и ужасом для ее врагов.
29-е ноября. Мы приехали очень рано в село Камень[148] и продолжали наш путь в Плещеницы, когда вернулся командир авангарда Коло с сообщением, что с криками «Ура!» в город ворвались 2 000 казаков и устроили кровавую бойню – они убивали каждого, кто попадался им на улицах.
– Герцог Реджио, – сказал он, – будучи раненым прошлой ночью, едва мог добраться до города, но, к счастью, многие офицеры, выразив горячее желание оказать ему помощь или умереть за него, ухитрились закрепиться в каком-то доме, вызвав этим страх у неприятеля. Казаки отошли на ближайшую высоту и оттуда принялись обстреливать дом маршала, пытаясь заставить его сдаться. Смерть, казалось, желала непременно заполучить герцога Реджио – пушечное ядро ударило в стропило, откололо щепку и этой щепкой его снова слегка ранило. Также этот офицер сообщил нам, что в том доме был и генерал Пино, а граф д'Антуар у самого въезда в Плещеницы был обстрелян и едва успел уйти.
Из этого сообщения следовало, что мы остаемся в Камне. На следующий день (30-го ноября) мы вышли до рассвета и, проходя через Плещеницы, убедились в истинности полученной накануне новости. Мы увидели дом, который занимал герцог Реджио и очень удивлялись тому, что 2 000 казаков не рискнули силой увезти маршала, которого защищали всего двадцать раненых офицеров. Наполеон остановился в этом городе, но вице-король продолжал идти дальше и расположился лагерем в брошенной деревне недалеко от Завишино, которая на карте была обозначена как Нестановичи.[149]
1-е декабря. На следующий день, около семи утра, вице-король, сопровождаемый несколькими офицерами, возглавил группу гренадеров Королевской Гвардии, которые до сих пор оставались верными своим знаменам. После очень долгого, и даже для мужчины утомительного марша, мы прибыли в город Илья. Евреи, составлявшие большинство жителей этого города, бежать не стали, но движимые алчностью, даже продали нам немного продуктов из тех своих запасов, которые они намеревались спрятать от нас. Мы щедро заплатили им, ибо в такой ситуации даже самая простая пища дороже золота. Не будь ее, мы бы наверное, потеряли храброго и уважаемого полковника Дюрье, здоровье которого сильно пошатнулось скорее от недоедания, чем от того энтузиазма, с которым он выполнял свои важные и тяжелые обязанности.
