Наталья Павлищева - Ярослав Мудрый
Такое решение немного подняло настроение, княгиня позвала прислуживающую девку, оделась, отведала поданных яств и отправилась, как задумала. Идти недалеко, Ярославово дворище совсем рядом с Торгом, но пока дошла до рядов с украшениями, настроение снова успело испортиться. Новгородцы уже привыкли к молодой княгине, не глазели, как в первые дни, только приветствовали поклонами, а вот поговорить ей не с кем. Не считать же развлечением разговоры с вечно чем-то озабоченным боярином Коснятиным или Ладилой, обучавшим русскому языку. Или вон с гридями, что постоянно ходят следом в качестве охраны.
Старая Ула не поехала с хозяйкой, осталась в Упсале, те две девчонки, что понимали родной язык, ей неинтересны, а Ингигерд очень хотелось услышать родную речь! Будь дома Ярослав, он поговорил бы с женой по-свейски или просто обнял бы покрепче, а без него Ингигерд плохо.
Она скучая обходила торговые ряды, когда вдруг услышала шведский говор! Беседовали два купца, речь шла о видах на урожай на следующий год и о ценах на зерно, но какая разница была Ингигерд о чем?! Главное – они говорили по-шведски! Причем несколько раз мелькнуло название Упсала.
– Вы из Упсалы?!
Купцы чуть растерялись, потом тот, что постарше, кивнул на более молодого:
– Нет, только он.
– Ты… скоро домой?
– Завтра.
Больше всего Ингигерд хотелось попросить, чтобы взял с собой, но она прекрасно понимала, что это невозможно. И все же попросила:
– Я передам письма королю и еще кое-кому?
Купец, уже понявший, кто перед ним, кивнул:
– Конечно, королевна.
Теперь Ингигерд было не до Торга, она поспешила домой писать письма. Хотя уже отправляла их трижды – постарался Ярослав, но лишний раз не помешает. Жаловаться не хотелось, но одна жалоба все же мелькнула: ей не с кем поговорить о своем доме!
Уже запечатывая письмо, Ингигерд вдруг вспомнила жену Рёнгвальда Сигрид, живущую в Альдейгьюборге. А та с кем разговаривает? Вообще-то в Альдейгьюборге немало людей из разных земель, но не станет же женщина вести беседы с дружинниками или купцами! Нет, иногда можно, но только иногда. Вот если бы неглупая Сигрид была рядом… ей было бы куда лучше.
Сразу мелькнула мысль: а почему бы и нет? Рёнгвальд далеко, вернется только вместе с Ярославом, почему бы Сигрид пока не пожить у нее в Новгороде? Эта придумка обрадовала, и второе письмо было написано уже для Сигрид.
На следующий день купец увез оба, а еще через две недели Ингигерд уже встречала родственницу, действительно на время перебравшуюся к ней в Новгород. Разговорам в первые дни и особенно вечера не было конца. Они вспоминали и вспоминали родные места, казалось, что там все лучше – и трава зеленей, и солнце ярче, и ветер крепче, но главное – люди! Они все говорили по-шведски, не приходилось прислушиваться или ломать голову над тем, что значит то или иное выражение.
Муж присылал Ингигерд письма, в которых сообщал о тяжелой победе над печенегами и Святополком, о том, что Киев теперь его, называл ласковыми именами, твердил, что любит… Но писал Ярослав на латыни, ведь по-шведски мог только разговаривать, а доверять другим свои чувства к жене не хотел. Сама Ингигерд теперь мучилась не только от скуки, она тяжело переносила первую беременность, постоянно мутило, нутро не принимало ничего из еды или питья, от этого портилось настроение и не хотелось уже ничего…
Поэтому беседы с Сигрид стали для нее отдушиной. Постепенно они вспомнили всех родственников и знакомых, поговорили обо всех примечательных местах Швеции и Норвегии, перемыли косточки всем красавицам обеих стран. Оставалась одна запретная тема – король Норвегии и его женитьба на Астрид.
И однажды Ингигерд не выдержала:
– Расскажи мне об Олаве…
Сигрид нахмурилась:
– К чему?
– Расскажи…
После яркого, теплого лета вдруг наступила дождливая сырая осень, ветер без устали тащил куда-то тяжелые от дождя тучи, время от времени проливая их на землю нудным дождем, швырял в окна и лица людей оборванные с деревьев листья, завывал в трубах. Сыро, серо, тоскливо… От былой красоты осенней природы не осталось и следа, люди с нетерпением ждали, когда же выпадет снег и укроет все вокруг белым покрывалом. Но снега все не было и не было. Осенняя распутица, казалось, не кончится никогда. От этого на душе становилось еще тоскливей.
А в покоях княгини тепло, сухо, слегка потрескивали поленья в печи, мурлыкала, примостившись на лавке, кошка. И совсем не хотелось прислушиваться к завываниям ветра на дворе и нудному стуку вновь начавшегося дождя.
Сигрид поддалась на уговоры Ингигерд и стала рассказывать о короле Норвегии. Лучше бы она этого все же не делала! В душе Ингигерд всколыхнулись все прежние чувства – горькая обида на судьбу, сначала поманившую ее свадьбой с Олавом, а потом так жестоко обманувшую. И снова казалось, что лучший мужчина на свете – Олав. Он самый сильный, самый смелый, самый доблестный! А уж какие висы сочиняет… Не всякому опытному скальду такое под силу.
Будь Сигрид чуть поумней, она поняла бы, что не стоит бередить душевную рану Ингигерд, особенно в отсутствие ее мужа. Но и сама супруга Рёнгвальда увлеклась. К ее рассказу примешалась тоска по родине, а от этого все связанное с королем Норвегии казалось еще прекрасней.
Они основательно перемыли косточки Астрид, лишившей Ингигерд такого достойного супруга. По словам Сигрид выходило, что именно сестра молодой княгини виновата в предательстве Олава. Ингигерд с радостью согласилась с таким утверждением. Легче всего обмануть того, кто хочет быть обманутым, молодой княгине очень хотелось верить, что это не Олав соблазнил Астрид, а та сама навязалась ее жениху. Конечно, а как же иначе?! Разве мог Олав отказаться от такой невесты, как Ингигерд? Сигрид со знанием дела даже утверждала, что здесь вообще примешана магия, небось негодная девчонка опоила бедного короля, чтобы тот забыл прекрасную Ингигерд хоть на время, и соблазнила его.
Такие разговоры велись из вечера в вечер, и немного погодя Ингигерд с нетерпением ждала посиделок, чтобы в очередной раз выслушать, как хорош несостоявшийся муж и как жаль, что такая любовь не завершилась свадьбой. Постепенно молодой княгине начало казаться, что она едва ли не с рождения любила Олава и будет любить всю жизнь. А то, что он женат, а она замужем, только добавляло горечи и крепости в это чувство.
У Ингигерд реже стали приступы тошноты, она постепенно свыклась со своим состоянием беременности, кроме того, теперь она знала о своей судьбе что-то такое, что позволяло чувствовать ее значительность. Ее удел – вечная любовь к Олаву при невозможности соединиться с ним! Это казалось так удивительно, даже возвышенно – жертвенность непонятно чем, непонятно во имя чего, душевные страдания и запретное чувство! Теперь у Ингигерд появился смысл жизни. Она будет прекрасной женой князю Ярославу, потому как вышла за него замуж, верной, хорошей матерью и хозяйкой, продолжая любить Олава Харальдссона, и эта любовь сделает ее еще сильнее.
