Наталья Павлищева - Ярослав Мудрый
Говорилось все это больше для себя самой, чем для Ярослава, хотелось убедиться, что не потеряла свободу, став замужней.
А князь молча слушал, его лицо не выражало ничего. Это только распаляло Ингигерд, она сказала гораздо больше, чем хотела и даже думала. Какая свободная, если замужем? Но в одном молодая княгиня была права – она всегда будет на стороне мужа, даже если придется выступать против собственных соплеменников. К счастью, такого не понадобится.
Еще час назад Ярослав сомневался, стоит ли переезжать в Киев насовсем, его самого больше тянуло в вольный Новгород, даже раздумывал, не осесть ли здесь, а в Киеве посадить наместника, но теперь он точно знал, что в Новгороде, где есть связь с Норвегией, не останется ни на день!
– Даже свободная женщина обязана следовать за мужем. Поэтому ты поедешь за мной в Киев! Завтра же!
Он не стал выслушивать ее возражения или согласие, круто повернулся и вышел, оставив Ингигерд ужасаться тому, что произошло.
Когда за мужем закрылась тяжелая дверь, она застонала, сцепив зубы, швырнула письмо на пол, даже притопнула. И вдруг бросилась за ним следом, догнала сразу. Услышав сзади шаги, Ярослав остановился.
– Я не поеду в Киев! Мне скоро рожать, а там все чужие!
Остановись она на этой фразе, и князь пошел бы на попятный, действительно, переезжать так далеко женщине на сносях опасно, но Ингигерд умудрилась испортить все и здесь, видя, что взгляд Ярослава стал сочувствующим, добавила:
– И вообще решать, где жить, буду только я сама!
Лицо князя исказила гримаса презрения:
– Я верну тебя отцу как блудливую кошку!
– И навсегда потеряешь его поддержку! – парировала Ингигерд.
Вот теперь он ответил с насмешкой:
– Ты решила испугать меня этим? Не получится, Ингигерд, сейчас я достаточно силен. И ты поедешь в Киев! Я так хочу!
Глядя в бешеные глаза мужа, Ингигерд вдруг почувствовала, что все внутренности скрутила дикая боль. Невольно застонав, она схватилась за живот и присела. Начались схватки.
Конечно, никакого разговора больше не было, Ярослав позвал слуг, повитуху и метался по своим покоям, переживая, что своей резкостью вызвал такую боль у жены.
Роды были стремительными, младенец вполне здоров, сама княгиня тоже. Повитуха вышла из ложницы княгини, протягивая Ярославу туго спеленутый сверток:
– С сыном тебя, князь!
Тот принял сверток с дрожью в руках. Илья родился слишком давно, и самого Ярослава тогда не было в Новгороде, когда приехал, Анна также подала сына. Но прошло столько лет, уже взрослый Илья погиб, и теперь этот мальчик его наследник. Горячая волна любви и нежности к сморщенному красному личику захлестнула князя. А тот вдруг сладко чмокнул пухлыми губками и нахмурился, готовясь зареветь во все горло.
Повитуха забрала ребенка у Ярослава:
– Дите покормить надо!
Немного позже князь вошел к Ингигерд, та кормила малыша. Можно ли найти лучшую картину – молодая красивая женщина кормила ребенка! Она подняла блестящие глаза на мужа, широко улыбнулась, радуясь своему материнскому счастью.
Ярослав опустился на колени перед ложем, коснулся ее руки:
– Спасибо, Ингигерд.
Разве мог он после этого ее чем-то укорять, чего-то требовать? Князь вернулся в Киев один, оставив жену с маленьким сыном в Новгороде. Он до конца жизни будет делить свое время между двумя городами. Даже построив в Киеве многое, душой будет тянуться в вольный город на Ильмене. Туда же будет стремиться и княгиня Ирина – такое имя получила на своей новой родине Ингигерд.
Сына назвали Владимиром – хоть так князь примирился со своим отцом…
После битвы на Альте, когда Ярослав обратился за защитой к Богу и погибшим братьям, он, и без того твердо веровавший, очень много передумал. Гибель братьев, не пожелавших ввязываться в схватку за власть и принявших из-за этого мученическую смерть, с одной стороны, была князю укором, ведь сам он в эту схватку ввязался, пойдя против отцовской воли.
С другой стороны, будь он неправ, разве помог бы Господь в той битве? Не сделал ли его разящим мечом?
Одно Ярослав понимал точно – братья не должны лежать в земле где и как попало, их нужно похоронить с почестями.
Могилку Бориса долго искать не пришлось, ее помнили. Глядя на скромный безымянный холмик близь церкви святого Василия в Вышгороде, Ярослав от всей души обещал найти и Глеба и привезти туда же.
Это оказалось тяжелее, все розыски вокруг Смедыни ничего не дали, место, где бросили тело убитого князя, оставалось неизвестным. Вспоминая совсем еще юного брата, синеглазого, как отец, с его всегдашней ласковой улыбкой, Ярослав скрипел зубами:
– Спасти не смог и найти не могу!
Вернувшись в Киев, Ярослав услышал рассказ о том, что близь Смоленска в пустынном месте происходят чудеса. Там неподалеку от реки словно дух-кладовик, над местом часто огонь видят. Но жители не рисковали тот клад копать, потому как кроме огня еще и пение слышно, и звуки всякие…
Ярослава точно пламенем обожгло:
– Это Глебушко!
– Да нет там, князь, могилки-то, креста нет.
– Он!
Уже через день на Смедынь к чудесному месту отправились священники. То, что увидели там, кого-то поразило, а кого-то ужаснуло – пролежав пять лет без погребения, Глеб казался лишь уснувшим. Тело его не было тронуто не только тлением, но и дикими зверьми!
Останки Глеба с почестями привезли в Вышгород и похоронили рядом с братом. И почти сразу на могилах стали происходить чудеса. Мало того, старенькая церковь рядом с ними по недосмотру пономаря сгорела полностью, иконы и утварь удалось спасти, но и только.
Снова Ярослав ломал голову над тем, что это значит.
В тот вечер он по привычке долго сидел за книгой, читая о святых и происходящих у их мощей чудесах. И вдруг князя осенило: да ведь и Борис с Глебом также! Мало ли над их могилами всего уже произошло?! Если бы не ночь на дворе, бросился бы к митрополиту Иоанну со своими мыслями.
Ярослав не смог дождаться утра. Сознание, что братья святые, своей погибелью давшие урок остальным, а теперь заступники пред Господом, значило для него слишком много, чтобы спокойно спать.
Митрополит был страшно испуган появлением князя в неурочный час, но принял его. Не сразу понял, о чем ведет речь Ярослав, не сразу поверил в его слова, сомнения и страх перед чудом боролись с желанием прославить и святых той земли, где он служил Богу. А убеждения Ярослава были горячи, он так крепко верил в святость братьев, что смог бы уговорить не только Иоанна, но и всех византийских патриархов, вместе взятых. Митрополит зажегся этой мыслью и сам.
С трудом вытерпев до утра, во главе многочисленного крестного хода они отправились к могиле Бориса и Глеба. На месте сгоревшей церквушки стояла клеть, в которой Иоанн совершил всенощное бдение. Большинство верующих не расходились от места погребения, ожидая, что же будет. Но немало оказалось и просто любопытных.
