Максим Кисляков - Быть войне! Русы против гуннов
Гонорих тяжело дышит, красные пятна проступили на его бледном лице, единственный глаз страшно выпучен. Вдруг он почувствовал, как внутри его что-то сломалось с треском, точно пересохшая ветка под тяжелым сапогом. Его взгляд пробежал по лицам герулов, потом переметнулся на выстроенные цепью повозки, чернеющие вдали низенькие дома, одинокие фигуры людей. Гонориху вдруг все показалось каким-то чужим… Он медленно поднялся, лицо перечеркнула гримаса боли – раненый бок еще саднит. Герул поморщился, но тут же лицо вновь сделалось каменным, непроницаемым.
– Не любо мне это… Все это не для меня! – громыхнул Гонорих.
Волхв и герульский вождь лишь молча смотрят на скрывающуюся в ночи его мощную фигуру. Вдруг Гонорих остановился, его глаза прошили каждого по очереди и лишь споткнулись о властный взгляд волхва. Гонорих воинственно сдвинул брови и бросил через плечо:
– А раненых гуннов надобно вернуть! Кончить немощных вчерашних друзей – не по совести это!
26
Перед глазами Боряты плывут деревянные постройки в один поверх. При малейшем движении грубо смотанные веревки больно врезаются в запястья. Рядом топают вооруженные герулы, поверх кожаного нагрудника наброшена кольчуга с крупными кольцами, лица скрывает неподвижная личина, широкие мечи на перевязи шлепают по бедрам, в руках полированные десятками ладоней древки копий, смертоносные навершия блестят холодным огнем.
Хлипкие домишки герулов громоздятся близко друг к другу, нависают деревянной стеной, угрожают обрушиться и погрести под собой пленных славян. После антских просторов и древлянского городища эти строения казались чем-то нелепым. Хотя и его взор приметил, что этот народ очень похож и на антов, и на древлян, и на русов. От Веслава он когда-то слышал, что есть непокорные, воинственные герулы, что живут восточнее границ Русколани. Но он и представить себе не мог, что когда-нибудь окажется в их городе. Откуда тогда ему было знать, что путь его толкнет сюда? Он был тогда уверен, что этого не произойдет, ведь у него был дом, не любимое, но ремесло, Горяна в конце концов.
Тут мысли Боряты осеклись, горечь и боль внезапно сжали сердце. При воспоминании о Горяне жар волной пронесся по телу, горло сдавило.
«Гунны! – про себя злобно прошипел ант. – Это они во всем виноваты! Эх, если бы чуть везения да умения, не плелся бы сейчас связанный по рукам, аки глупый заяц. Да и Горянушку вместе с дядей Веславом оборонил бы… Эх, Горянушка, как жить теперь без тебя…»
Борята всхлипнул, оступился, нога угодила в зловонную лужу. Ант едва не плачет от накативших воспоминаний о доме, о семье, о любимой. Но вскоре волна грусти и безысходности сменилась ледяным холодом, что медленно проникает в каждый уголок тела. Желание мстить обручем сдавило грудь.
Перед славянами вырастают массивные врата храма. Йошт спешно пробежался по замысловатой клинописи.
– Это же… Храм Табити!.. – выдохнул венед.
Кондовая древесина обита медными листами. Славяне невольно зажмурились – взошедшее солнце косыми лучами бьет в эти двери, и блеск желтого металла буквально ослепляет. Но Борята успел разглядеть причудливый и вместе с тем давно знакомый орнамент: по краям огромные языки пламени стекаются к центру, где замер лик какого-то существа. Его он видел впервые. Ант не сразу разобрал отлитую в меди голову женщины с клыками у рта, но взор таил в себе столько нежности, заботы и любви… По коже Боряты пробежала стайка противных мурашек.
– Зри, треклятый рус, вот она мощь, которая в скором времени сокрушит вас! – послышался чей-то властный голос. Борята узнал герульского вождя.
Перед глазами внезапно возникло умертвие Кияк-сара – скифского великого вождя. Глазницы светились спокойным огнем. Странно, но он больше не вызывал ужаса. Царь скифов будто кивает анту, подбадривает…
В это же мгновение что-то щелкнуло, громыхнуло и ворота медленно подались вперед. Лик Табити стал грозно приближаться, Борята и Йошт завороженно смотрят на врата храма. Славян грубо впихнули внутрь.
Йошт во все глаза смотрел на врата с открытым ртом, с губ сорвалось:
– Та самая Табити? Скифская богиня ог…
Договорить ему не дали – в спину ткнули кулаком. Йошту показалось, будто сзади в него врезался огромный дубовый таран. Он согнулся и закашлялся.
– Умолкни! – грозно пророкотал голос герульского волхва. – Не порочь Ее имени своим поганым ртом!
Наконец врата замерли, впереди чернеет проход. Они ступили внутрь.
После ослепительного света анту и карпенцу кажется, будто они попали прямиком в преисподнюю, ноги ступают наугад, до уха доносятся странные шорохи. Постепенно глаза свыклись и сквозь мрак проступил сначала один огонек, потом второй, третий, четвертый… Славяне идут вдоль стен, утыканных масляными лампадами, коридор квадратным жерлом тянется вперед. Пленники прошагали пару сотен шагов и оказались в просторном зале, на потолке овалом зияет голубое небо. Посредине зала стоят три огромных валуна, очень напоминавших сильно вытянутую кверху дыню. На белой отполированной поверхности виднеются золотые кольца-обручи, они обхватывают монумент точно бочку. На них высечены древние письмена. «Точь-в-точь как в скифском кургане», – приметил Йошт.
Перед валунами, поджав ноги, сидит старец, что говорил с Гонорихом. Под белой рубахой волхва угадываются очертания кожаного нагрудника. Рядом лежит ритуальный кинжал, солнечные искры скользят по лихо изогнутому лезвию. Тут же чадят три чаши, жирный дым жгутом поднимается вверх, стелется по куполу и устремляется в небо через овал проема.
– Великий, мы привели их… – коротко произнес полушепотом вожак в волчовке и отступил в тень.
Верховный жрец храма Табити медленно повернулся, взгляд скользнул по лицам русов, им сразу стало не по себе. Йошт и Борята ощутили волну жара и холода одновременно.
– Оставьте нас! – властно бросил волхв.
Тихонько забряцал металл, скрежетнул засов – герулы спешно покинули храм. Пришли русы в себя, когда за ними громыхнули врата. Только теперь Йошт и Борята увидели, как перед вершителем культа Огненной Табити на мягкой пурпурной материи лежит факел, подаренный Йошту самим Кияк-саром.
Взгляд волхва скользнул по реликвии, зло проговорил:
– Откуда это у вас? Отвечайте, сучьи дети!
Его глаза вонзились в Йошта и Боряту, зрачки зловеще сузились. Славяне тут же ощутили нестерпимый жар в груди, потом волна переместилась к голове. Венед вскрикнул, его голову будто сжимают обручи, а внутри бесцеремонно шарят чьи-то лапы. Борята сопротивляется молча, вида старается не показывать, лишь заметно, как подрагивает жилка на шее и напрягаются желваки.
