Максим Кисляков - Быть войне! Русы против гуннов
– По правде говоря, мы намеренно тебе ничего не сказали. Почему? Помнишь, что наши пращуры говаривали: «Тот, кто взял в руки меч и засомневался перед ворогом, – уже мертв!» Я хорошо знаю тебя, Гонорих, сын Гатара, – ты бы на это не пошел. А нужен был именно ты, другой бы не смог выжить там, в лесах. И все провалил бы. А ты молодец, справился. И благодаря тебе теперь гунны на нашей стороне.
Гонорих отвернулся от огня, глаза впились в ночь. Сквозь нависшую темноту едва проглядываются фигурки людей, они деловито прохаживаются вдоль поставленных поперек повозок, накрытых темно-зеленой рогожей, заглядывают внутрь, следят, чтоб плотно стояли друг к дружке. В случае внезапной атаки они сдержат врага, дадут драгоценное время опомниться и дать отпор. Сразу за повозками ржут оставленные на ночной выпас кони. Где-то вдали забрехала загулявшая собака.
– Ты, быть может, сейчас не понимаешь, что ты сделал, – продолжает волхв. – Но будь уверен, Гонорих, теперь у нашего народа появилась не какая-то призрачная мечта о своих исконных землях. Теперь благодаря тебе у нас есть возможность забрать у русов, то, что по праву принадлежит нам – наши владения!
Нависла тишина, лишь слышно, как потрескивают дрова в костре, да мерное постукивание кузнечных молоточков.
– Зачем… – прервал молчание Гонорих. – Зачем так унизили меня… Это… Стыдно… Стыдно перед богами…
Волхв метнул на него недобрый взгляд. Герул тут же почувствовал слабость, сознание стало мутнеть, еще мгновение, и он рухнет прямо в костер. Гонорих сжал всю волю в кулак, ощущение реальности стало возвращаться.
– Наши боги дали нам возможность и право побеждать врага любым способом, – вдруг потяжелевшим голосом произнес волхв. – Да, возможно, этот – не самый лучший…
Старец промедлил, обвел всех пристальным взглядом, все покорно слушают его. Лишь Гонорих смотрит себе под ноги, что-то шепчет. Верховный жрец улыбнулся уголками губ.
– Не один десяток лет мы боролись с русами силой оружия, но добиться так ничего и не смогли, – продолжает герульский волхв, голос сделался стальным. – Они крепнут день ото дня! И дальше – будет только хуже. Новый князь в это лето взойдет на трон Русколани. Я увидел, кто он, и поверьте, кто сомневается еще, – он способен будет истребить наш народ на корню. Или подчинить, что вообще-то одно и то же для нас, гордых герулов.
Он не отрывает взгляда от Гонориха, тот продолжает молчать, в темноте казалось, что глаза его закрыты. Старец устало вздохнул.
– Я знавал лучшие времена нашего народа. А ты? – Волхв обратился к Гонориху, тот не шелохнулся. – Тогда мы и вправду селились рядышком – их весь, через речку наша весь. Дружить, правда, особо не дружили – сказывался наш взаимный воинственный характер. Врагов было у нас предостаточно – одних степных племен в округе было ни счесть!
– А почему тогда воевать друг с другом стали? Чего не поделили?
– Потом все изменилось – русы быстро расправились с бродячими степняками, стали подбираться к соседним оседлым племенам. Кто-то давал им бой, а кто-то переходил под власть их князя. Но мы не вмешивались, жили как умели… Пока русы не зачастили к нам.
Герульский волхв замолчал, окинул всех внимательным взглядом, отблески костра ломаными тенями пляшут по серьезным лицам. Один из герулов спросил немного растерянным голосом:
– Неужели они бросились забирать земли наши?
– Не сразу, конечно… сначала предложили объединиться, но мы до свободы ой какие охочие… В итоге повылазили из ножен мечи, полетели стрелы. Племя герулов дралось отчаянно, умело. Однако выросшая мощь русов сломила нас… Мы вынуждены были покинуть наши земли…
– Может… может, стоило всем погибнуть в бою? – промямлил один из герулов. – Ну, чтоб потом не страдать…
Волхв пронзительно глянул на него, рот растянул в улыбке, полной сарказма.
– Может, и надо было. Только вот детей и стариков куда бы ты дел? Бросил бы на убой? То-то же… Нам ничего другого не оставалось, как начать новую жизнь – без земли, без хлеба, без надежды на лучшее.
Волхв замер, глаза потупил в костер, языки пламени бегают в зрачках, лицо вмиг сделалось сильно постаревшим. Он тяжело вздохнул и продолжил упавшим голосом:
– Помню, как в одном поселении нашем все пухли с голоду. Даже воины не могли толком от слабости держать оружие, чего уже говорить про женщин и стариков. А дети… хорошо помню умирающих от холода и голода детей… Их лица, их маленькие бледные заплаканные личики… Они просят ослабевшими голосами, их едва различимые слова огромным молотом бьют в самое сердце: «Дядя, дай что-нибудь, спаси нас! Ты же волхв, умеешь творить волшебство!» Они, эти дети, навсегда врезались в мою память!.. Тогда я поклялся любой ценой – любой! – вернуть земли наших предков.
Волхв покосился на Гонориха, герул морщит лоб, двигает бровями, что-то бормочет себе под нос. Старец холодно улыбнулся и обратился к соплеменнику:
– Ты родился уже оторванным от нашей земли. Разве ты не хочешь жить на земле предков, Гонорих, сын Гатара?
Гонорих молчит, лишь смотрит исподлобья на жреца.
– Ты воин знатный, но ты многого не понимаешь… Да и, по правде говоря, тебе это не нужно понимать вовсе! У тебя другой Путь…
Наступила пронзительная тишина. Слышно, как где-то вдалеке орут лягушки, тихо ржут получившие свободу кони.
Жрец вновь тяжело вздохнул.
– Гонорих, не терзай себе душу – знаю, это сложно. Но верь мне. Нам верь. Так нужно… Кстати, что будем делать с этими степняками, что вы приволокли?
– А что с ними делать? Кончить – и вся недолга! – отозвался герульский вождь.
– Как?… Как кончить?! – недоуменно пролепетал Гонорих, брови мгновенно подлетели чуть ли не к макушке. – Они же… Я думал, они нам тут нужнее, потому и не убил тогда, в амбаре!
Волхв с вождем переглянулись, предводитель герулов прыснул смехом.
– Ты воин знатный, Гонорих, но глуп как ребенок… – спокойно произнес волхв. – Их нельзя в живых оставлять.
– Это еще почему?
– Как же ты не уразумеешь… Если этот Емшан и Вогул умрут, тогда гунны с двойной силой навалятся на русов. Ведь они охочи до скорой мести. Они будут мстить за смерть наследника гуннского хана.
– Но ведь он же… они ведь погибнут на самом деле не от рук русов!.. – не унимается Гонорих, он чувствует, как внутри все начинает закипать, руки сами собой начали сжиматься в кулаки. – Ведь на самом деле… я презираю этих степных шакалов, все это знают – но это… это ж неблагородный размен!
Волхв вздохнул и коротко бросил:
– Что ж, это будет небольшая жертва во славу нашей будущей победы…
Гонорих тяжело дышит, красные пятна проступили на его бледном лице, единственный глаз страшно выпучен. Вдруг он почувствовал, как внутри его что-то сломалось с треском, точно пересохшая ветка под тяжелым сапогом. Его взгляд пробежал по лицам герулов, потом переметнулся на выстроенные цепью повозки, чернеющие вдали низенькие дома, одинокие фигуры людей. Гонориху вдруг все показалось каким-то чужим… Он медленно поднялся, лицо перечеркнула гримаса боли – раненый бок еще саднит. Герул поморщился, но тут же лицо вновь сделалось каменным, непроницаемым.
