Майкл Айснер - Крестоносец
Во время трапезы мы всегда соблюдали устав — другими словами, ели молча, сосредоточившись на еде (щедрости Божьей) и на Его Слове, которое читал один из братьев. Каждый из пятидесяти монахов в Санта-Крус раз в год читал вслух Библию на протяжении целой недели. Я всегда чувствовал легкое волнение за несколько дней до того, как наступала моя очередь: довольно неприятно было ошибиться во время чтения, перепутать слова или неверно их произнести в присутствии аббата и других братьев. Если ошибок делалось несколько, провинившийся монах в тот же вечер получал крепкие удары розгами по голой спине.
Франциско поднялся по мраморным ступеням на кафедру в первое воскресенье рождественского поста и прочитал положенную молитву. Но прежде чем приступить к чтению назначенного отрывка из Библии, Франциско обратился ко всем на каталонском наречии:
— Я хочу выразить благодарность аббату Педро за его заботу о своей пастве и особенно о девушках-служанках.
Несколько монахов украдкой переглянулись. Когда Франциско начал читать Библию, я поднял глаза на аббата — тот не сводил взгляда с Франциско с выражением недоумения и сочувствия на лице.
Ходили слухи, что аббат Педро слишком тесно дружит с женской прислугой, но на самом деле аббат просто считал девушек членами своей паствы, имеющими право на его заботу. Поскольку орден запрещал женщинам входить в большинство помещений монастыря, аббату ничего другого не оставалось, кроме как изыскивать различные способы, чтобы обеспечить им свое духовное руководство.
Спустя несколько недель после того, как Франциско сделал свое бестактное замечание, я заметил, что он по вечерам занят вырезанием деревянного клина.
— Зачем ты делаешь этот клин? — спросил я, когда мы оба были в общей комнате.
— В подарок аббату, — ответил он.
Я очень удивился, поскольку Франциско явно не оказывал должного уважения человеку, занимавшему такой высокий пост, какой занимал аббат Педро. Я решил, что, возможно, Франциско понял всю ошибочность своего поведения; а может, его высказывание в трапезной вовсе не было сделано с тем зловещим намеком, который усмотрели в этих словах некоторые из моих товарищей.
В один из воскресных вечеров, прямо перед ужином, Франциско взял клин и подсунул его под дверные петли кладовой, тем самым заклинив дверь. Найдя меня в келье, где я молился, он сказал, что аббат Педро заперт в кладовой и что я должен немедленно позвать брата Хуана. Я отправился в келью брата Хуана и торопливо объяснил ему, что произошло.
Когда мы с братом Хуаном подоспели к кладовой, Франциско с несколькими мальчиками уже пытались открыть дверь с помощью металлического прута. Я помню, как Франциско несколько раз окликнул аббата по имени.
— Вы слышите нас, аббат Педро? — спрашивал он. — С вами все в порядке? Не бойтесь, аббат Педро. Да не покинет вас вера. Мы вызволим вас через минуту.
Аббат так ничего и не ответил. Когда же дверь, в конце концов, открыли, наша радость длилась недолго.
Я увидел, что на пол упал деревянный клин, который смастерил Франциско, и сразу догадался, почему заело дверь. Но прежде чем я успел обратиться к нему с расспросами, я увидел прямо перед собой аббата Педро: тот стоял в дверном проеме неподвижно, с окаменевшим лицом. Аббат заявил, что давал советы одной из девушек-служанок, Ноэль, по поводу тяжелого положения ее семьи. Затем он удалился в свои покои.
Мы все были озадачены таким поведением аббата. Однако загадка разрешилась, когда брат Хуан вошел в кладовую и поднял Ноэль: она тихонько всхлипывала, стоя на коленях на мокром каменном полу позади двух бочек со свежей дождевой водой. Мы все молча последовали за братом Хуаном, который принес девушку на руках, словно ребенка, во внутренний двор. Он усадил ее на каменную скамью и велел Франциско найти влажную тряпку, чтобы приложить ко лбу бедняжки; юноша тут же оторвал кусок ткани от собственной рясы и окунул его в водоем. Сев на скамью рядом с Ноэль, он крепко прижал тряпицу к ее голове, а девушка покачнулась и прижалась к его плечу. Франциско обнял ее за талию и принялся нежно покачивать, пока брат Хуан бормотал молитву.
Ноэль была дочерью Альваро — крестьянина, арендовавшего землю в поместье. Постоянно растущий долг Альваро монастырю служил источником шуток среди монахов. Каждый месяц крестьянин приходил к аббату со шляпой в руке и объяснял, почему на сей раз не смог предоставить обители столько зерна, сколько требовал обычай. Будучи помощником аббата, я частенько присутствовал при этих сценах. Засуха, плохой урожай, охотничий отряд, истоптавший посевы, демоны, вышедшие из-под земли, чтобы украсть зерно, — объяснения Альваро с каждым разом становились все фантастичнее. Мы все прекрасно знали истинную причину его неудач — он был безнадежным пьяницей и полным неумехой в ведении сельского хозяйства.
Когда мы открыли дверь в кладовую, аббат Педро и Ноэль были полностью одеты, но, тем не менее, вся эта история породила неизбежные сомнения и догадки… Тем более что все знали о плохом денежном положении Альваро, да и аббат выбрал необычное место для того, чтобы давать советы дочери крестьянина. Несмотря на злобные пересуды некоторых моих братьев, я верил, что аббат, мой наставник и покровитель, просто давал указания Ноэль и был верен своим клятвам как истинный христианин. Я ничуть в этом не сомневался.
Кроме того, ни мое мнение, ни мнение кого бы то ни было в монастыре не имело значения. Аббат Педро глаголет устами Христа, а никому не дозволено судить Христа. Как писал святой Бенедикт: «Первый шаг к смирению — безоговорочное послушание». Верующий должен вынести все: и мнимые противоречия, и несправедливость, если это угодно Господу.
* * *Спустя несколько дней после этого инцидента аббат Педро сообщил мне, что то был «духовный бунт» Франциско. Я как раз приводил в порядок одежду аббата.
— Аббат Педро, — обратился я к нему, — а Франциско бунтует против Господа или против вас?
Кажется, мой вопрос был воспринят как вызов, тогда как в действительности то была лишь попытка лучше понять моего наставника. К щекам аббата, пересеченным многими шрамами — следами его бурной юности, — прилила кровь. Он грубо схватил меня за шею и пребольно ущипнул.
— Лукас, — сказал он, — иногда ты испытываешь мое терпение. Скала, на которой святой Петр построил церковь, олицетворяет Христа на земле. Я — всего лишь слуга Петра, но тот, кто восстает против меня, восстает против Господа. Будет лучше, если Франциско возвратится в Монкаду, а в монастырь вернутся прежние безмятежные времена.
— Но, аббат Педро, — возразил я, — многие юноши уважают Франциско. Я мог бы с ним поговорить, он мой друг.
