Вальтер Скотт - Аббат
Сновавшая по улицам толпа также была необычайно занятной. Тут какая-то молоденькая леди, укутанная шарфом или с шелковой вуалью на лице, шла легкой походкой сквозь людское скопище, предшествуемая лакеем, который очищал для нее путь, и сопровождаемая пажом, чьей обязанностью было нести ее шлейф, и камеристкой, у которой в руках была большая библия, свидетельствовавшая о том, что госпожа направляется в церковь. Там шли куда-то вместе несколько горожан в накинутых на плечи коротких фламандских плащах, в широких панталонах и куртках с высокими капюшонами, то есть в той одежде, которой шотландцы долго оставались верны, так же как и шляпе с пером. Встретился по пути и реформатский священник в черной женевской мантии с широким поясом; он важно и внимательно слушал, о чем говорили между собой сопровождавшие его люди; а те, несомненно, вели серьезную беседу по какому-то вероисповедному толкованию, которое он избрал темой своей ближайшей проповеди. Короче говоря, прохожие всякого вида и звания шли мимо нескончаемым потоком.
То и дело навстречу Роланду попадался какой-нибудь надменный щеголь в камзоле с разрезами и в' кружевах того же цвета, что и подкладка, с длинной шпагой на одном боку и кинжалом на другом; за ним, как правило, шла свита из нескольких дюжих слуг, по числу которых можно было судить о знатности и богатстве хозяина; у них был воинственный вид, как у настоящих ратников: каждый имел при себе короткий меч и небольшой щит, похожий на те, что в ходу у горцев, — круглый и с острым выступом в центре.
Два таких отряда, возглавляемые, видимо, весьма знатными господами, сошлись лицом к лицу на самой середине улицы, или, как говорили тогда, «на гребне мостовой». Путь, пролегавший здесь, считался наиболее почетным, и его оспаривали для себя в Шотландии с таким же упорством, с каким в южной части острова отстаивали право не уступать встречному дорогу. Так как оба предводителя были равны по положению и, очевидно, испытывали взаимную неприязнь по политическим причинам или в силу давней феодальной вражды, они вплотную подошли друг к другу, не отступив хотя бы на шаг вправо или влево и не выказывая ни малейшего желания посторониться; постояв так с минуту, они извлекли из ножен свои шпаги. Телохранители последовали их примеру: десятка два клинков разом сверкнуло на солнце, и тотчас раздался стук оружия и щитов, с которым смешались возгласы сражавшихся, которые выкрикивали имена своих хозяев. «Эй, наши! Лесли, Лесли, на помощь!» — кричал один, а другие отвечали возгласом: «Ситон! Ситон!» — с каламбурным добавлением: «Вот как разит он!», и восклицали: «Бей холопов Лесли!»
Если до сих пор сокольничему было трудно заставить пажа продолжать путь, то теперь это стало совершенно невозможно. Роланд остановил коня, радостно захлопал в ладоши и, в восторге от стычки, принялся кричать и ругаться так же громко, как и те, кто участвовал в ней.
Шум и крики, поднявшиеся на Хайгейте, — так называлась тогда эта улица, — привели к тому, что в драку ввязалось еще несколько знатных господ со своими слугами, не считая кое-каких случайных прохожих, которые, услыхав, что сражаются между собой представители двух таких выдающихся семейств, тоже приняли участие в стычке, то ли из любви к одной из сторон, то ли из ненависти к противоположной.
Бой становился постепенно все более ожесточенным, и хотя люди больше стучали мечами и щитами, нежели причиняли действительный ущерб, все же кое-кому из них доставались основательные удары; те, у кого были рапиры — оружие более внушительное, нежели обыкновенный шотландский меч, — наносили противникам и сами получали довольно тяжелые ранения. Двое уже лежали недвижно на мостовой, и сторона Ситонов начала сдавать, значительно уступая по числу бойцов другой стороне, к которой присоединилось несколько горожан. Тогда, видя, что предводитель отступающих сражается храбро, как подобает благородному дворянину, но с трудом противостоит один натиску нескольких противников, юный Роланд Грейм не смог больше сдерживаться.
— Адам, — вскричал ой, — если ты не трус, вон шпагу из ножен, и станем за Ситонов!
Не дожидаясь ответа и не слушая сокольничего, который умолял его не лезть в схватку, раз он не имеет к ней никакого отношения, пылкий юноша спрыгнул с лошади, обнажил свой клинок и, бросившись с тем же криком — «Ситон! Ситон!» — в самую гущу толпы, нанес удар одному из бойцов, наседавших на того дворянина, чью сторону он принял. Это неожиданное подкрепление ободрило отступавших, и они с большой живостью возобновили сражение; но в этот момент на сцене появились четверо советников городского магистрата, каждый в должностной бархатной мантии и с золотой цепью, в сопровождении стражи, состоявшей из алебардиров и вооруженных длинными палашами горожан. Опытные в такого рода делах, они смело бросились к сражающимся и заставили их разойтись. Оба отряда тотчас же отхлынули в разные стороны, оставив на мостовой раненых, которые не могли передвигаться сами.
Сокольничий, который еще недавно рвал на себе волосы, возмущенный дикой порывистостью своего спутника, теперь подъехал ближе и, взяв под уздцы лошадь Роланда, обратился к нему со следующими словами:
— Мейстер Роланд, сумасброд, безумец ты этакий! Угодно тебе будет наконец сесть на коня и ехать дальше? Или же ты хочешь остаться и ждать, пока не попадешь в тюрьму, чтобы держать ответ за дела, которые сегодня творятся здесь?
Паж, начинавший было отходить вместе со сторонниками Ситонов, словно он был их естественным союзником, был приведен в чувство этим энергичным воззванием и понял, что ведет себя глупо; несколько пристыженный, он, подчиняясь Адаму Вудкоку, ловко вскочил в седло, оттеснил лошадью городского стражника, пытавшегося схватить его, и, загарцевав по улице, рядом со своим спутником, вскоре удалился настолько, что крики и улюлюканье уже не были слышны.
Надо сказать, что столкновения подобного рода в ту пору происходили в Эдинбурге так часто, что обычно не вызывали ничьего любопытства после того, как восстанавливался нарушенный порядок, если только драка не кончалась смертью какого-нибудь значительного лица, ибо такой инцидент налагал на друзей убитого обязанность при первой возможности отомстить за него. Правда, городская охрана была настолько слаба, что если отряды сражающихся были многочисленны или примерно равны по силе, схватки нередко длились часами. Но в описываемое время регент, человек с весьма твердым характером, хорошо понимая, какой вред приносят такие бесчинства, велел магистратам держать стражу в постоянной готовности для предотвращения драк или для их пресечения, как это имело место в данном случае.
