Время умирать. Рязань, год 1237 - Баранов Николай Александрович

– Нет, – оторвав глаза от заснеженной степи и глянув на воеводу степной стражи, ответил великий князь. – Позади идут в паре верст.

– Уморились, должно?

– Ништо, – махнул рукой князь Юрий. – Бой начнется, им никуда не бежать, на месте стоять придется. Отдышатся.

Ратислав в сомнении покачал головой.

– Посыльный скачет от передовых сотен, – показал на всадника (явно кто-то из свиты), несущегося им навстречу.

– Должно, опять татары замаячили, – буркнул недовольно Олег Красный. – Опять в догонялки хотят поиграть.

– Поглядим, – пожал плечами великий князь и выехал вперед.

Подскакавший гонец осадил коня перед Юрием, выдохнул:

– Татары впереди показались. Много.

– Далече? – спросил князь.

– Версты три. Из балки, через которую дорога на Онузлу проходит, выскочили. Сейчас в лаву разворачиваются.

– Хорошо! – В голосе Юрия Ингоревича слышался азарт охотника, увидевшего наконец долгожданную дичь. – Готовьте войско к бою! – Это уже воеводам свиты.

Те метнулись по своим местам.

– Вы тоже к своим ступайте, – обратился князь Юрий к Олегу и Ратьше. – Твои, Олег, на правом крыле. Остатки твоих, Ратислав, там же. Готовьтесь. Чую, надоело татарве бегать по степи, решили наконец впрямую силами помериться.

Олег с Ратьшей кивнули и погнали коней на правое крыло. Там Ратислав пересел на отдохнувшего Буяна и снова встал на острие тройного клина своих сакмогонов-панцирников, идущего в линии крайним справа. Олег тоже занял место в строю своих гридней в соседнем клине.

Ехали шагом. Впереди примерно в версте маячило несколько легкодоспешных сотен. Справа растянулись в широкую лаву две с лишним тысячи плохо одоспешенных конных охотников и детских, которых тоже скорее можно было отнести к легкодоспешной коннице. На левом крыле их шло примерно столько же.

Легкодоспешных предполагалось использовать в битве как конных стрелков или против легкой конницы кочевников. Линию тройных клиньев составляли семь тысяч панцирной тяжеловооруженной конницы, растянувшихся в ширину больше чем на версту. Вместе с крыльями из легкодоспешных рязанское конное войско растянулось в ширину почти на две версты. Позади шла пехота с глубиной строя в десять рядов, перегородив степь больше чем на версту.

Вскоре впереди замаячила черная полоса чужих всадников. Снега над ними почти не поднималось: видно, тоже двигались шагом. Степняки приближались. Уже стало можно прикинуть их количество – тысяч десять, не меньше. Скорее, больше. Может, и все четырнадцать. Это тех, что шли прямо на рязанцев. И еще тысячи по три-четыре маячило справа и слева от основного войска степняков верстах в двух от его крыльев. Похоже, татары решили взяться за русских всерьез.

«Пусть четырнадцать или даже пятнадцать тысяч идет встречь, – рассуждал Ратьша, – еще тысяч шесть, пусть восемь, на крыльях. Двадцать с небольшим получается. Где-то еще пятьдесят тысяч прячется».

Ратислав привстал в стременах, осматриваясь по сторонам. Нет, больше степняков не видать. Зато татары, те, что двигались на крыльях степного войска, ускорили ход коней и стали охватывать русское войско с боков. Но с этими должны справиться свои легкодоспешные, идущие справа и слева.

Татары, идущие встречь, приближались. До них уже осталось меньше версты. Те, что охватывали рязанцев с боков, тоже заметно сократили расстояние. Оба легких крыла русичей, получив приказ, развернулись на них и пришпорили коней. Татары, увидев это, приостановились, а потом подались назад, развернули коней и стали уходить в степь. Легкодоспешные стали их преследовать. Рязанская панцирная конница перешла на рысь, потихоньку набирая разбег. Татары, идущие встречь, тоже ускорили ход коней. Над ними заклубилась поднятая в воздух снежная пыль, скрывая задние ряды.

Теперь казалось, что врагами заполнена вся степь до самого окоема. По хребту продрал озноб. Чтобы прогнать незваную дрожь, Ратьша глянул влево – на скачущую линию сверкающих серебром доспехов рязанских клиньев. В шести десятках саженей на острие соседнего клина несся Олег. Этот был спокоен, если не сказать радостен, в предвкушении хорошей драки. Заметив, что Ратьша смотрит на него, белгородский князь приподнялся на стременах и вздел вверх копье, приветствуя побратима. Озноб ушел, и татарская лава, мчащаяся навстречу, перестала казаться несметной. Ратьша тоже приподнял копье, взятое им вместо потерянного в последней стычке, отвечая на приветствие.

Когда до татар осталось саженей триста, Юрий Ингоревич, так и едущий со своими гриднями впереди рязанского войска, пустил коня вскачь. Панцирники последовали примеру своего князя. От грохота тысяч копыт, казалось, задрожала степь.

Двести саженей до врагов, тоже пустивших своих коней вскачь. Ратьша опустил копье в сторону татарской лавы. С беспокойством глянул на великокняжескую свиту: неужто Юрий Ингоревич так с полусотней, даже в клин не построенной, сшибется с врагами? Это ж почти верное самоубийство! Но нет, слава Перуну! Нашелся кто-то, придержал за узду коня рвущегося вперед князя. Великокняжеская полусотня, убавив бег скакунов, втиснулась в промежуток между клиньями в центре строя.

Сто саженей до татар. Теперь их стало можно рассмотреть. Это были какие-то другие татары. Таких Ратьша еще не видел. Не половцы и не легкая монгольская конница, с которой они сталкивались до сих пор. И шли они, оказывается, не лавой, а длинными плотными шеренгами, прижавшись колено к колену. Вооружены эти всадники, похоже, тяжелее обычных степняков: налобники у коней, то ли кожаные, то ли черненые металлические, и кожаная латная защита на груди. На воинах – нагрудники с оплечьями, металлические шлемы, круглые щиты, поблескивающие железной оковкой по краю, с железным же умбоном в центре. Да, пожалуй, с ними будет потруднее, чем с половцами. Из каких стран пригнали с собой монголы таких воинов? Или это сами монголы, только вооруженные получше?

Пять десятков саженей. Ратьша сел поплотнее в седле, упираясь крестцом в высокую заднюю луку. Готовясь к копейной сшибке, ухватил покрепче копье. Он уже видел противника, с которым предстояло переведаться силой. Здоровый, косая сажень в плечах воин. Можно рассмотреть его широкое лицо – голобородое, с вислыми усами. Узкие глаза вперились в Ратьшино лицо, грозя, обещая смерть.

Десять саженей. Ратислав вздернул щит, ловя несущееся ему в лицо трехгранное острие длинной вражеской пики, опустил наконечник своего копья, целя в бедро степного всадника. Вот только соседи, скачущие по бокам богатыря, тоже нацелили на него свои пики, поскольку других противников для них пока не было – Ратьша мчал один впереди своих. Да, биться против такого строя строем клиньев смертельно для передовых всадников, идущих на остриях. Теперь ему надо было ударить самому и отбить не меньше трех копий. Сложно. Почти невозможно для плохого воина. Но он, Ратьша, не из таких.

Пора! Ратислав, продолжая плотно упираться в заднюю луку седла, вытянулся вперед и вправо вдоль шеи Буяна, уворачиваясь от пик других врагов. Увернуться получилось, но соперника поразить не удалось, тот успел опустить щит и отбить острие Ратьшиного копья, летящего ему в левое бедро. В следующий миг их кони столкнулись грудь в грудь. Хорошо, что Ратислав сидел в седле пригнувшись к шее Буяна. Опытный в таких схватках жеребец приподнялся на задних ногах, стараясь подмять вражьего коня. И у него это получилось, Буян оказался мощнее, а главное, злее. У степного скакуна от удара подломились передние ноги, и он вместе со всадником провалился куда-то вниз, под копыта напирающих с обеих сторон коней.

По ушам ударили лязг стали, грохот щитов, визг раненых лошадей, яростный вопль людей. Это столкнулись рязанские клинья с ровными рядами степной конницы. Буян с хрустом, слышимым даже сквозь адский шум, прошел через опрокинутого коня и всадника и добрался до второй шеренги татар.

Скорости, набранной при скачке, еще хватило, чтобы пробить копьем щит следующего степняка. Достал ли наконечник до него самого, Ратьша не понял: кочевника вынесло из седла. Ратислав бросил застрявшее в щите копье, краем глаза увидел летящий в лицо наконечник пики. Вскинул свой щит, отбивая. Удар! Хороший удар, еле в седле удержался!