Александр Дюма - Сын Портоса
— Другими словами, меня снова заточат туда, если я не подчинюсь королевской воле? Свадьба или тюрьма! Предпочитаю последнюю, ибо хотя мое тело будет страдать, но совесть останется спокойной.
— Его величество способен и на большее.
— Да, я знаю, что он может лишить меня головы. Очевидно, те, кто задумал эту свадьбу, рассчитывали, что мысль о казни заставит меня дрогнуть, но не заблуждайтесь. Я был готов к смерти вчера и не испугаюсь ее ни сегодня, ни в другое время. Король хочет убедиться в моей храбрости? Пускай придет и посмотрит, как я умру!
Произнося эту речь, Жоэль являл собой весьма внушительное зрелище. Но основной эффект производили не его богатое одеяние с кружевами и лентами и даже не атлетическая красота, а благородство, отражавшееся на челе, во взгляде и улыбке.
«Он говорит, как настоящий мужчина, — подумал Арамис. — Мушкетерский мундир подошел бы ему, как если бы он унаследовал его в качестве сына полка! Жаль отправлять такого молодца врагам на убой, но его нельзя оставлять здесь — ведь он способен переломить короля надвое, словно сухую тростинку!»
Последовавшее молчание нарушил бывший прелат.
— Ну-ну, мой храбрый друг, это все прекрасно, но мы находимся не в Сиракузах, и нами не управляет тиран.[55] Король никоим образом не нарушит ваши личные права.
— Простите меня, — сказал Жоэль, вновь обретая спокойствие. — Я погорячился, выйдя из себя и забыв, чем обязан вам и великодушию короля. Но не в моих привычках скрывать свои чувства. А кроме того, разве вы не знаете, что я…
— Это вы не знаете, — прервал его посол, — какое блаженство вам уготовано!
— Я не желаю ничего знать об этом, ибо буду вынужден отказаться от предлагаемого мне блаженства, даже если дама, о которой идет речь, наделена всеми человеческими совершенствами. Вы, как дворянин, поймете меня: я не могу нарушить клятву, ибо обручен с другой. Мужчина не отдает свое сердце дважды. Я не хозяин сам себе — мое сердце и моя жизнь принадлежат женщине, которую, не желая оскорблять упомянутую вами даму, считаю самой очаровательной представительницей своего пола.
— Но если та, о которой говорю я, принесет вам куда большее приданое, чем ваша незапятнанная душа в прелестной оболочке? Если вам, бедному и безвестному юноше с неопределенным будущим, но все же не лишенному естественного честолюбия, она принесет славу и состояние, дружбу монарха, положение при дворе и высокий чин в армии?
— Пусть небо будет мне свидетелем, — ответил Жоэль, сверкнув глазами, — как часто я мечтал о радости маршировать вместе с солдатами Франции, не говоря уже о чести командовать ими, и искать в дыму сражений свой капитанский чин или рыцарские шпоры, но даже если ваша волшебница может снабдить меня средствами осуществления этой мечты, я все равно отказываюсь от нее.
Арамис оперся локтем на скатерть, поддерживая подбородок ладонью.
— Даже, — заговорил он, подчеркивая каждый слог и пронизывая взглядом молодого человека, — если эту волшебницу зовут Аврора дю Трамбле?
Жоэль едва не лишился рассудка от нахлынувшей на него бурной радости. Сердце его бешено заколотилось, пол закачался под ногами, и если бы он не ухватился за стол, то, безусловно, упал бы.
— Значит, невеста…
— В качестве спутницы жизни вам предлагают мадемуазель дю Трамбле. Вы отказываетесь от нее?
— Она… О Боже, помоги мне!
— Любите ли вы ее так сильно, как она того заслуживает?
— Люблю ли я ее? — Жоэль произнес эти слова с жаром, в котором ощущалась самая пылкая страсть, когда-либо озарявшая душу. — О, дорогой монсеньер, — запинаясь, произнес он, — если это не шутка, то я умру от счастья! Но было бы слишком жестоко шутить со мной подобным образом — лучше сразу же вышибить мне мозги пулей или проткнуть тело шпагой.
Аламеда поднялся и, подойдя к одному из окон, поднял занавес.
— Взгляните, — сказал он.
Особняк Буалорье был обращен фасадом ко дворцу. На разделяющем их открытом пространстве в любое время толпились люди, в том числе пришедшие из города посмотреть на короля и двор — народ весьма неравнодушен к пышным зрелищам. Но этим утром толпа на брусчатке между церковью и дворцом была куда большей, чем обычно. Перед дворцом, охраняемым мушкетерами и швейцарскими гвардейцами, останавливались кареты, из них высаживались кавалеры в сверкающих бриллиантами костюмах и дамы, наряженные по последнему крику моды. В толпе разнесся слух, что они прибыли на бракосочетание, которое состоится в полдень в королевской часовне и на котором будут присутствовать король и королева.
Внезапно отовсюду послышались крики:
— Невеста! Дайте дорогу невесте!
С улицы выехала карета, украшенная королевскими цветами; в ней сидела мадемуазель дю Трамбле в компании старшей придворной дамы и еще нескольких дам, а также церемониймейстера, маркиза Монгла. Когда толпа увидела Аврору в белом атласном платье, длинной белой вуали, ниспадающей на плечи, и с символическим флердоранжем в волосах, послышались аплодисменты и громкие крики.
— Как она прекрасна!
И в самом деле она была сказочна хороша. Черты ее лица озаряло выражение безграничного счастья.
Шатаясь, как пьяный, Жоэль опустился на стул.
— Неужели я все еще сплю? — спрашивал он себя. — Неужели я никогда не проснусь? Или я схожу с ума?
Герцог д'Аламеда похлопал его по плечу.
— Ну, потомок Конана Упрямого, — осведомился он, — вы все еще полны решимости умереть холостяком?
— А кто говорит, что мы любим друг друга? — вместо ответа спросил сын Портоса.
— Кто же, как не сама дама?
— И она согласна выйти за меня замуж? — снова спросил юноша слегка дрожащим голосом.
— А вы думаете, что ее принудили идти к алтарю?
— Но как она согласилась выйти замуж за человека без имени? — с недоверием настаивал Жоэль.
— Простите, — возразил старый дворянин. — но вы имеете имя и титул. Отныне вы — шевалье де Локмариа, согласно доброй воле короля.
— Но я ничего не сделал, чтобы заслужить это!
— Подумаете об этом позднее. Я поручился королю за ваше желание служить ему. Война еще не кончена — на Рейне готовится решающая кампания, и там вы можете заслужить свои шпоры.
— Клянусь Богом, — воскликнул Жоэль, — у его величества не будет в войсках солдата, более преданного славе королевского флага. Дайте мне возможность продемонстрировать, на что я способен и, как поется в нашей старой армориканской песне, я докажу, что опасность и ваш покорный слуга — два льва, рожденные в один и тот же час, но я все же старше и главнее!
