Александр Дюма - Сын Портоса
— Да.
— И меня не будут судить?
— Нет.
— И, следовательно, не приговорят к…
Он сделал выразительный жест, проведя по горлу ребром ладони.
— Вы правы, — улыбаясь, ответил пожилой дворянин. — Ваша голова останется у вас на плечах, откуда убирать ее было бы весьма прискорбно — ведь она смотрится там весьма недурно. Могу ли я предложить вам подогретую куропатку с бокалом вина — это поможет вам проглотить хорошие новости?
— С большим удовольствием. Давайте выпьем за здоровье короля и ваше, монсеньер, так как вы явились ко мне, словно голубь в ковчег.[52] — Но, — добавил он, залпом осушив наполненный до краев кубок, — кому я обязан этой неожиданной милостью? Кто вымолил ее у короля?
— Ваши друзья при дворе, мой юный храбрец.
— О каких друзьях вы говорите? Мои единственные друзья здесь — пара знакомых, которых я повстречал в парижском трактире «Мавританский трубач», один из них — хозяин гостиницы Бонларрон, а другой — постоялец, некий Фрике. Оба не кажутся мне настолько влиятельными, чтобы испросить милости у короля.
Аламеда шутливо погрозил ему пальцем.
— Мой доблестный сын Бретани, вы неблагодарны и слепы, ибо ищете на стороне то, что находится рядом с вами.
— Вы правы, — ответил юноша, стукнув себя по лбу кулаком. — Я глупец, тупица, бессердечный негодяи, так как до сих пор не догадался, что вы совершили все это, вы — мой освободитель!
— В большей степени это заслуга Провидения, — возразил Арамис с набитым ртом, — хотя, признаться, я испытываю удовольствие, вызволяя из затруднительного положения честных молодых людей, меня интересующих… Не хотите ли еще порцию нашпигованного зайца?
Бретонец протянул тарелку.
— Согласен на все, — сказал он, — и не буду на вас в претензии, если заработаю несварение желудка, ибо вы спасли меня от суда и казни. Но — быстро добавил Жоэль, так как внезапно пришедшая ему в голову мысль вынудила его отложить вилку и, опершись локтями о стол, устремить внимательный взгляд на хозяина, — как вы узнали, что у меня была дуэль с этим мушкетером, что я был арестован и посажен в Бастилию?
— Как-нибудь мы сообщим вам об этом, — ответил Арамис, потирая подбородок. — В настоящее время нам предстоит, так сказать, изжарить другую рыбу. Кстати, как вам вчера вечером понравились копченые угри? Они проделали вместе со мной весь путь из моей рыбачьей деревни под Барселоной и высоко оценены эпикурейцами.[53] Можете поблагодарить меня еще раз — в часы досуга приятно получать выражения признательности.
Жоэль поднялся, грудь его переполняли эмоции.
— В любое время моя жизнь, моя кровь, моя надежная рука принадлежит вам!
— Погодите, мой мальчик, — шутливо прервал герцог. — Вы уверены, что все это принадлежит вам? Разве вы не отдали это женщине, которую любите?
Жоэль вздрогнул, ибо эти слова напомнили ему об Авроре. Теперь он был свободен, мог поспешить в Серый дом, узнать, что сталось с его возлюбленной и объяснить ей, почему он так долго отсутствовал. Эта мысль мгновенно вытеснила все другие, роящиеся у него в голове. Он думал лишь о том, как побыстрее уйти из-за стола. Ничто не могло парализовать этот импульс — даже появившийся на столе упитанный цыпленок.
— Монсеньер, — заговорил Жоэль, — вы отнеслись ко мне, как родной отец, но я должен умолять о еще одной милости…
— Вам остается лишь назвать ее, мой юный друг.
— Мне нужно удалиться по делу, не терпящему отлагательств.
— Уйти, прежде чем мы кончим завтрак?
— Я больше не испытываю ни голода, ни жажды.
— Какой же вы безумец, если забыли о церемонии, назначенной на полдень!
— Какой церемонии?
— Той, ради которой я послал моего слугу Эстебана привезти вас из Бастилии, ради которой вас доставили сюда, ради которой украшена королевская капелла, вызван королевский нотариус и разосланы приглашения всему двору — короче говоря, ради которой вас облачили в свадебный наряд, сделавший вас похожим на Галаора или дона Санчо,[54] и которую король и королева соизволили почтить своим присутствием.
— Мой сон продолжается — или у меня жар? — простонал наш герой вне себя от изумления. — Ради Бога, монсеньер, ответьте, какая церемония здесь готовится?
— Для какой же церемонии вас могли облачить в свадебный наряд, — ответил герцог, — если не для вашей собственной свадьбы?
Когда молния ударяет в голову человека, он не разражается криками и стонами, а тотчас же лишается сознания, мыслей и движений. Но под внешней неподвижностью продолжает теплиться жизнь: вышедшие из строя чувства и органы постепенно восстанавливают свои функции, к несчастному возвращается разум, он начинает двигаться, стонать и вновь пытается стать самим собой. То же самое происходило с Жоэлем, который вел себя, словно в него ударила молния, пока наконец восклицание сорвалось с его губ:
— Но я не имею желания вступать в брак!
— Вы еще ребенок и не понимаете, что воля короля никогда не оспаривается.
— Так это король хочет меня женить?
— Таково его желание и, как почтительный подданный, вы…
— Почему король вмешивается в мои личные дела? — вскричал сын Портоса. — Он не знает меня — он даже никогда меня не видел.
— Шевалье, король знает всех дворян.
— Даже если так, почему должен состояться этот брак? — сказал Жоэль, пожимая плечами и демонстрируя тем самым свое отношение к тому, что он был отнесен к числу королевских знакомых.
— Только потому, что правила предписывают всем придворным дамам иметь мужа.
— О, значит, я должен жениться на придворной даме — купить кота в мешке? Мне жаль ее, но пусть все обручальные кольца в мире свяжут в одну цепь и на ней повесят меня — все равно, если эта дама рассчитывает, что я на ней женюсь, ей придется ожидать этого вечно! Я знаю, что король очень могуществен. Пускай же он повелевает своими придворными, — продолжал юноша, шагая взад-вперед по комнате, ставшей для него слишком тесной, — пускай устанавливает законы по всей Европе, пускай превращает всю землю в воздушный шар, послушный его дыханию, — все это касается его и человеческой глупости, слабости и раболепия. Но он не будет распоряжаться моими волей и чувствами, моим свободным выбором — они дарованы Богом мне, а не ему. Я бретонец, и все мои земляки в большей или меньшей степени походят на нашего былого владыку — герцога Конана Упрямого.
— Осторожно, молодой человек! — предупредил герцог, скрывая свою веселость. — Вспомните, что Бастилия — не слишком привлекательное обиталище.
