Александр Дюма - Цезарь
В то время, где мы с вами находимся, то есть в пятьдесят втором году до Рождества Христова, Антонию было от тридцати до тридцати двух лет.
Расскажем, кем он был в этом возрасте и что он успел сделать. Дедом Марка Антония был оратор Антоний, убитый Марием как сторонник Суллы, а его отцом был Антоний, который, начав завоевание острова Крит, разделил прозвище Кретик с Квинтом Метеллом, завершившим его. – Скажем походя, что этот Квинт Метелл был отцом той Цецилии Метеллы, чье великолепное надгробие, возвышающееся с левой стороны от Аппиевой дороги, и сегодня еще является предметом паломничества туристов – почитателей искусства.
Антоний Кретик считался человеком щедрым, с открытой рукой и сердцем, и был, в общем-то, не так уж и богат, как все те, кто не запирает свое сердце и свой сундук на один и тот же замок.
Однажды один из его друзей пришел к нему просить дать взаймы некоторую сумму денег; и хотя сумма была невелика, у Антония ее не было. Тогда он велел одному из рабов принести ему воды для бритья в серебряном тазике. Раб принес тазик, полный воды. Антоний отослал раба, сказав, что побреется сам. Как только раб вышел, он выплеснул воду и сунул тазик под плащ своему другу.
– Заложи или продай этот тазик, – сказал он; – и пусть никто не сможет сказать, что друг просил меня об услуге, а я ему ее не оказал.
Спустя несколько дней Антоний услышал сильнейший шум со стороны кухни; это его жена Юлия, из дома Цезарей, искала серебряный тазик и, не найдя его, решила устроить допрос своим рабам. Антоний подозвал свою жену, поведал ей, что произошло, и умолял ее простить его, а главное, оставить в покое этих несчастных рабов. Итак, матерью Марка Антония была эта самая Юлия, у которой его отец вымаливал прощение, и значит, Марк Антоний был, по матери, из семьи Юлиев, – из колена Юлиев, как тогда говорили, – и, следовательно, родственником Цезаря.
После смерти Антония-старшего Марка Антония воспитывала его мать, совершенно замечательная женщина. Воспитание было не самым лучшим; или, скорее, как мы увидим далее, его темперамент одерживал верх над воспитанием.
Овдовев, его мать снова вышла замуж, за Корнелия Лентула: того самого Лентула, которого Цицерон велел удавить в тюрьме как сообщника Катилины. Вскоре нам станет ясна великая ненависть Антония к Цицерону, ненависть глубокая, лютая, кровавая, – ненависть, которую историки не берут на себя труд объяснить нам, и которая заставляет нас видеть людей хуже, чем они есть, или показывает их с другой стороны.
Итак, Марк Антоний был пасынком Лентула, удавленного по приказу Цицерона; а позднее, не забывайте, он женится на Фульвии, вдове Клодия.
А ведь Цицерон имел некоторое отношение и к смерти Клодия.
Антоний даже упрекал Цицерона в том, что тот отказался выдать его матери тело мужа, и утверждал, что для того, чтобы получить тело, его матери, матроне из рода Юлиев, пришлось идти на поклон к жене Цицерона, то есть мещанке. Впрочем, правда ли это? Антоний, даже когда не был пьян, ничуть не смущался лгать.
Антоний был необычайно красив; – опять же, не с этой стороны показывают нам историки этого грубого потомка Геркулеса; – так красив, признаться, что Курион – самый распутный человек в Риме, и тот самый, кому, как вы помните, Цезарь только что оплатил все долги, – подарил ему дружбу, на которую его современники никогда не уставали клеветать.
Что касается долгов, тут Антоний пошел по стопам Цезаря; в восемнадцать лет он был должен полтора миллиона, и Курион поручился тогда за него. – Здесь мы говорим о Курионе-сыне: Курион-отец выгнал Антония из своего дома как дурного человека, который губит его сына или, по крайней мере, помогает его сыну губить себя.
Вторым другом Антония, который после Куриона занимал самое большое место в его сердце, был Клодий. Как видим, Антоний умел выбирать себе друзей. Но когда дела Клодия начали запутываться, Антоний, боясь скомпрометировать себя, покинул Италию и на всех парусах отплыл в Грецию.
В то время в Греции было две школы красноречия: греческая и азиатская. Азиатское красноречие было красноречием романтическим; молодой человек сделался романтиком. Этот яркий, пышный, цветистый образный стиль как нельзя лучше подходил к его хвастливой натуре и к его жизни, изначально обреченной на те взлеты и падения, которые влечет за собой тщеславие.
Именно в это время пресловутый Габиний, обладатель миллионов, направленный при содействии Помпея проконсулом в Сирию, проезжал через Грецию и предложил Антонию последовать за ним. Антоний ответил, что без должности командующего он не поедет. Тогда Габиний назначил его начальником конницы и увел с собой.
Отправленный сначала воевать с Аристобулом, он первым бросился на штурм, и погнал Аристобула от крепости к крепости; затем, нагнав его и дав ему бой, он разбил его наголову, хотя его армия была и вполовину не так сильна, как армия врага. Этими успехами он заслужил полное доверие Габиния.
Вскоре после этого Птолемей Авлет (вы помните этого венценосного флейтиста, не правда ли?) попросил у Помпея содействия, чтобы вернуться в свое восставшее против него государство, и Помпей направил его к Габинию, своему поверенному.
Птолемей пообещал Габинию десять тысяч талантов (пятьдесят миллионов). Сумма была кругленькая; она оказалась для Габиния чересчур сильным искушением.
Однако, поскольку большая часть офицеров полагала, что наряду с денежными выгодами это предприятие сулит и большие опасности, Габиний колебался; но Антоний, предположительно получивший от Птолемея несколько небольших взяток в один-два миллиона, так пылко убеждал Габиния, что тот, наконец, решился, при условии, что Антоний поведет авангард.
Именно этого молодой человек, – а в ту пору Антонию было двадцать восемь лет, – именно этого молодой легат в поисках приключений желал всей душой. Так что он согласился без колебаний.
Глава 51
Больше всего их страшил путь, который им следовало пройти, чтобы достичь Пелусия, первого египетского города со стороны Сирии.
Им следовало пересечь всю пустыню, что простирается сегодня от Яффы до Эль-Ариха; к тому же, там были ужасные болота, образованные чем-то вроде тинистого озера под названием Сербонида. – Египтяне, дружные с чудесами, называли эти болота «отдушиной Тифона»; римляне, больше реалисты, полагали, что здесь просачиваются наружу воды Красного моря, которые проходят под самой узкой частью перешейка и затем вливаются в Средиземное море. Это болото существует и сегодня, и тянется от Розетты до Рас-Бурлос.
Антоний выступил вперед, захватил Пелусий, обезопасил путь и подготовил проход всей армии. Вслед за ним в Пелусий вошел Птолемей.
Поскольку это был первый город его государства, которое он завоевывал обратно, он хотел сделать его примером остальным и приказал перебить его жителей; но, как все отважные и щедрые люди, Антоний имел доброе сердце, и убийство претило ему: он взял под свою защиту не только жителей города, но и его гарнизон, и экзекуции не произошло.
Затем Птолемей вошел в Александрию, где Антоний явил другие доказательства своего мягкосердечия, что снискало ему благосклонность обитателей. Одно из них, сделавшее ему наибольшую честь, заключалось в следующем.
Он был частым гостем и другом Архелая. Но, как это часто случается в гражданских войнах, Архелай оказался в числе его недругов, и однажды бывшие товарищи встретились с оружием в руках. Архелай был побежден и убит. Когда Антоний узнал о его гибели, он велел отыскать его тело среди трупов павших, и устроил ему великолепное погребение.
Это великодушие вызвало к нему симпатию не только жителей Александрии, но и самих римлян, которые сражались под его началом; так что в Рим он вернулся обладателем некоторой популярности.
Это было как раз то время, когда Рим поделился на два враждебных стана: знать, во главе которой стоял Помпей, и народ, который подавал Цезарю знак возвращаться из Галлии.
Мы уже говорили, что Антоний был другом Куриона, и что Курион имел большое влияние среди народа; это влияние удвоилось, когда Цезарь послал двенадцать миллионов Куриону и восемь миллионов Антонию. Часть этих денег друзья употребили на то, чтобы добиться назначения Антония народным трибуном. Несомненно, они применили для этого те же уловки, что и для Клодия; но, в конце концов, он был назначен.
Впрочем, Плутарх рассказывает, как это делалось:
«Соискатели должностей, – говорит он, – ставили посреди площади столы с деньгами, бесстыдно подкупая народ за серебро, и тогда люди сражались за тех, кто им заплатил, не только своим избирательным голосом, но также луками и пращами. Так что когда люди отходили от трибуны, она часто оказывалась запачканной кровью и окруженной трупами, и во всем городе царило безвластие».
Через некоторое время после того, как Антоний сделался народным трибуном, его ввели в коллегию жрецов-авгуров. Покупая ее, Цезарь покупал, таким образом, разом и народ, и богов.
