Трейдер. Деньги войны (СИ) - Соболев Николай "Д. Н. Замполит"

Сальваторе сел передо мной:

— Доброе утро, молодые люди, надеюсь, вы вправе обсудить сложности апельсинового бизнеса.

Я хотел было ответить, но у стены рядом со входом встали Амброзио Маццарино и тот белогвардеец с рассеченной бровью, которого вычислил Ося.

Глава 18

Процветание будет бесконечным

Сердце екнуло и провалилось ниже пяток — сейчас нас будут убивать и грабить. Правильно я не верил их политесам, доны корлеоны только в книжках и фильмах мудрые да справедливые, а на деле — бандиты и сволочи, любой подлянки ждать можно.

Но деваться некуда, надо держаться, хотя этому очень мешала предательская капля, стекшая по хребту, да вспотели кулаки, которые я положил на портфельчик.

Гангстеры с презрительными ухмылочками встали у стены, один только Амброзио таращился на меня и Панчо испепеляющим взглядом, проявляя куда больше темперамента, чем мог позволить себе капореджиме* при большом боссе — такие бешеные долго не живут. Наконец, он не выдержал, дернул покрасневшей щекой, приблизился к дону и зашептал ему на ухо на сицилийском диалекте. Несложно догадаться, что он там вещал — уж больно злобно он зыркал на меня и Панчо, имя «Розарио» я тоже разобрал.

* Капореджиме — глава отдельной ветви в «семье»

Белогвардеец же как встал у стены, так и стоял, равнодушно глядя на барную стойку, словно происходящее его не касалось.

— От жеж золотопогонная морда… — выдавил сквозь зубы Ося.

Его слова я скорее понял, чем услышал, настолько тихо он сказал, даже не изменившись в лице. Панчо тоже делал каменную рожу и скучающе рассматривал телохранителей Беннини, в точности исполняя мои инструкции, которыми я пичкал их весь день перед походом в спикизи: держать себя как можно более равнодушно, не спорить, не дергаться.

Тем более, вокруг Chumley’s Панчо расставил детективов и агентов, так что если тут начнется заварушка, гангстерам мало не покажется. Нам, впрочем тоже, живыми не выберемся. Но вчерашняя накачка помогла не скатиться в панику — слишком уж нелепо сперва объяснять другим, как надо себя вести, а потом самому обосраться.

Сальваторе с интересом взглянул на меня из-под густых бровей и спросил с легким итальянским акцентом:

— Мой человек говорит, что ваш человек убил его брата. Это кровное дело, и я бы не хотел, чтобы оно мешало нашим отношениям.

Блин, пришлось «включать дурака».

— Когда убил? Кто? — нахмурился я, глядя на мафиози.

Сицилийцы снова перекинулись парой слов.

— Восемь лет тому назад. Вот этот. Черные волосы, темные глаза.

Панчо только пожал плечами.

— Фрэнк работает со мной только шесть лет. Ваш человек не мог спутать? — изо всех сил изображал я спокойствие, несмотря на мокрую спину. — Все-таки столько времени прошло, а под описание подходят и три четверти ваших людей.

Боковым зрением я заметил, что белогвардеец высокомерно скривил рот, а кое-кто из телохранителей задавил ухмылку — похоже, не все любят Амброзио. А Панчо за восемь лет сильно изменился: исчезла юношеская пухлость щек, тело набрало мускульной массы… А что кожа смуглая да глаза черные — так масть такая, южная.

— Со всем уважением, мистер Беннини, я бы предпочел от личных дел перейти к бизнесу.

— Амброзио, — держа меня взглядом, полуобернулся Сальваторе, — ты можешь поклясться на распятии, что этот тот самый человек?

Амброзио вздрогнул и снова что-то горячо зашептал на ухо дону. Тот выслушал его и отпустил взмахом руки.

— А где были вы в тот день? — палец Беннини уставился на Панчо.

— В какой именно день?

Ай, молодец Панчо! Не был, не знаю, не помню — все по классике. И вообще, приехал в США на год позже. Что, кстати, подтверждается его документами.

Пока он там вальяжно отнекивался, я для сохранения спокойствия считал капли, катившиеся по спине и молился, чтобы не взопрел лоб. Для отвлечения думал о чем попало — о Таллуле, о технологическом институте, о Хиксе, компаунде и полимерах, о письме Кольцову, которое давно пора написать.

Наконец, Сальваторе пальцем поманил того, с рассеченной бровью.

— Нет, мистер Беннини, уверенно опознать не могу, слишком давно все случилось. Да и темно было, — прозвучал спокойный ответ с русским акцентом.

— Что, совсем никого?

— Почему же, мистера Грандера узнаю, я следил за ним по указанию мистера Маццарино.

Пока белогвардеец отходил обратно, где привалился спиной к панелям и снова принялся разглядывать фотографии на стенах, сидевший по правую руку от Сальваторе консильери* наклонился к боссу, вполне разборчиво и достаточно громко произнес несколько слов на диалекте.

* Консильери — «советник», второе лицо в иерархии «семьи»

Телохранители у стен откровенно осклабились, а лицо Амброзио из красного стало багровым. Я даже подумал, что он вот-вот сорвется и начнет пальбу, но он прохрипел нечто, на что Беннини предпочел ответить на английском, чтобы мы тоже его поняли:

— Амброзио, — Сальваторе, — мы пригласили мистера Грандера к нам, и теперь, как добрые хозяева, должны его выслушать. Подожди нас снаружи.

Бормоча проклятия, Амброзио вышел, а Сальваторе повернулся ко мне.

— Будем считать, что мы разобрались, — изобразил он мудрого босса.

Но уж больно нехорошо блестел у него глаз, того и гляди, спустит своих псов с цепи. А им все равно, что людей резать, что жвачку жевать. Даже не обыскали нас при входе, такой вот понт — хоть обвешайтесь стволами, ловить нечего, не дергайтесь. Мы и сами не рассчитывали, что успеем кого-то перестрелять, пистолеты с собой не брали, ставку сделали на другое.

— Что же, давайте займемся бизнесом, — босс покончил с прелюдиями и принялся отжимать у нас экспортную торговлю.

Ну типа риски такие, что нам не справиться, а он, так и быть, возьмет эту тяжесть на себя. Я прямо офигел, насколько методы похожи у здешних и у тех ребят, что отобрали нашу фирмешку перед моим уходом в армию. Ну разве что формулировки другие и без «Ты чо, блин, борзый, да?» обошлось. А так — один в один, я даже не удержался и спросил, а почему вдруг такое внимание к Dollack, Grander Co.

— Это сентиментальность, молодые люди, — соизволил объяснить Сальваторе, — возле дома, в котором я родился, росли апельсины.

Хорошо хоть не бочки с концентратом. Все они одним миром мазаны, никакие костюмы и шляпы не скроют бандитского мурла. Как ни странно, после этого пассажа я успокоился и даже спина высохла. Покосился на ребят — тоже в порядке. Не мальчики, многое повидали: махновский артиллерист, мексиканский повстанец и русский сапер.

— Прошу прощения, мистер Беннини, но зачем вам этот чемодан без ручки? Успеха на копейку, зато полный карман проблем, — вступил Ося в своем обычном ключе.

«Не вздумай сердиться» — внушал я ему вчера, — «не выходи из себя и уж точно не угрожай. Заставь его считать, вычислять доходы и расходы. Помни, что мы говорим о деньгах и еще раз о деньгах.»

На каждую предъяву Ося отвечал расчетом прибылей и убытков, но уже после третьего захода Сальваторе, все также вальяжно шевельнул рукой, и по моему загривку скользнул легкий сквознячок, а затем в шеи нам уткнули твердые и холодные стволы. Мать моя женщина, подлянку примерно в таком духе я и ожидал, но только стволы появились уж больно неожиданно — зальчик был пуст, за портьеркой втроем не спрятаться…

— Мне нужна тара, мистер Грандер, и я получу ее, хотите вы этого или нет, — процедил Сальваторе. — Даже если придется стрелять. Я не из тех, кто получает удовольствие от подобного, тем более вы мне нравитесь, и я не хочу доводить дело до стрельбы. Но от меня зависит моя семья, мои люди, их жены и дети, потому я сделаю то, что должен.

Ну да, ну да, истощенные жены и голодающие дети, семеро по лавкам. Исключительно высокоморальные причины, а что на одну его бриллиантовую заколку в галстуке вся эта шобла месяц прожить может, это другое.