Джеймс Купер - В Венеции
Джакопо подбежал к одной из трещин, но, несмотря на все усилия, он не мог увеличить отверстия.
— Скорее отвори дверь, Джельсомина! — крикнул он, возвращаясь к постели отца.
— Теперь мне лучше, — сказал старик, — а вот, когда ты уйдешь, и я останусь один с моими думами, представлю себе, как огорчены мать и сестра, — тогда мне будет тяжко! Что теперь у нас — уж август?
— Нет, только май еще.
— Мне придется еще много страдать от жары?
Взгляд Джакопо был так же страшен в эту минуту, как леденящий взор старика. Грудь его высоко поднималась от прерывистого дыхания.
— Нет, это невыносимо! — сказал он тихо, но в его голосе слышалась непоколебимая решительность. — Невозможно, чтобы ты дальше так мучился! Вставай, отец, и иди за мной. Мы можем пройти беспрепятственно: ключи с нами, и я знаю все выходы. Я найду способ спрятать тебя как-нибудь до ночи, и тогда мы навек оставим эту проклятую республику.
Луч надежды блеснул в глазах старого узника, но неуверенность в возможности побега сразу изменила их выражение.
— Но ты забыл о тех сильных, которые властвуют над нами. И как ты обманешь эту девушку?
— Она на нашей стороне. Верно я говорю, дорогая Джельсомина?
Молодая девушка была так напугана видом отчаянной решимости самозванного Карло, что не была в состоянии отвечать, и опустилась на скамейку. Старик поочередно смотрел то на одного, то на другую. Он сделал усилие подняться, но напрасно: он вновь упал на солому. Тогда только Джакопо окончательно понял невыполнимость своего плана. Мало-по-малу он успокоился и стал вновь бесстрастным.
— Отец, мне пора уходить.
— Когда же теперь я тебя увижу?
— Если ничто не помешает, я скоро тебя навещу.
Подвинув поближе к отцу все, что ему могло понадобиться, браво вышел из тюрьмы с Джельсоминой.
Джакопо неохотно покидал тюрьму: ему казалось, что эти тайные посещения должны будут скоро окончиться. Через минуту они спустились в нижний этаж, и так как Джакопо пожелал поскорее выйги из дворца, то Джельсомина решила его проводить по главному коридору.
— Ты сегодня грустнее обыкновенного, Карло, — сказала она. — А мне казалось, что ты должен бы радоваться за неаполитанского герцога и донну Виолетту.
— Их счастье для меня — солнечный луч зимою, Джельсомина. Но нас слушают. Кто этот шпион, который следит за каждым нашим движением?
— Это дворцовый служитель. Он всегда нам попадается в этой части здания на дороге. Войди, отдохни здесь. В эту комнату никто не приходит, и мы можем еще раз взглянуть на море.
Джакопо вошел за Джельсоминой в одно из пустых помещений второго этажа, потому что, действительно, ему хотелось раньше, чем выйти из дворца, посмотреть, что делалось снаружи. Прежде всего он посмотрел на море, потом перевел взгляд на то, что происходило ближе. В это время офицер республики в сопровождении трубача и нескольких солдат выходил из дворца, как это всегда бывало, когда Сенат объявлял что-нибудь народу. Джельсомина открыла окно, и оба они высунулись послушать. Когда маленькая процессия дошла до собора, зазвучала труба, и послышался голос офицера, произносившего следующие слова:
«Так как за последнее время было совершено несколько гнусных и жестоких убийств граждан Венеции, Сенат в отеческой заботе своей нашел уместным прибегнуть к чрезвычайным средствам, чтобы предупредить в дальнейшем подобные преступления, грозящие общественной безопасности. Высокий Совет Десяти обещает награду в сто цехинов тому, кто отыщет виновника того или иного из этих убийств. Прошлой ночью в лагунах было найдено тело известного рыбака Антонио, достойного и очень уважаемого патрициями гражданина, и так как есть причины думать, что его убийца — некий Джакопо Фронтони, который слывет за браво, то-есть за наемного убийцу, и за которым власти давно уже, но безуспешно, следили, чтобы захватить его на месте преступления, то Высокий Совет предписывает всем честным гражданам республики помочь властям схватить означенного Джакопо Фронтони, если бы даже он укрылся в храм, так как Венеция не может дольше терпеть этого человека, беспощадно проливающего безвинную кровь. И, как поощрение, Сенат предлагает за его поимку триста цехинов».
Джельсомина слушала с большим вниманием.
— Ты слышал, Карло? — вскричала она, отходя от окна. — Они обещают, наконец, награду за арест этого чудовища, совершившего столько убийств.
Джакопо засмеялся, но Джельсомине смех его показался неестественным.
— Патриции справедливы, — сказал он, — и все, что они делают, безупречно. Они не могут ошибаться. Они осуществят теперь свое намерение.
— Но в этом случае они только исполняют свои обязанности перед народом.
— Все говорят только об обязанностях народа, но умалчивают об обязанностях Сената.
— Мы не должны отрицать, что он их исполняет, Карло, потому что и на деле он старается защищать своих граждан. Этого Джакопо все ненавидят, и его злодейства долго составляли позор Венеции. Ты видишь, что патриции не скупятся, чтоб только схватить его. Послушай, хотят повторить воззвание.
Снова зазвучала труба, и офицер, выступив из-за гранитных колонн, почти под самым окном, где находились Джельсомина и Джакопо, прочел второй раз объявление.
— Зачем ты надеваешь маску, Карло? — спросила Джельсомина, когда офицер кончил читать. — В этот час не принято носить маску во дворце.
— Я делаю это нарочно, чтобы меня приняли за дожа или за одного из Трех, покрасневшего, когда объявляется их постановление, — ответил шутливо Джакопо.
— Они идут по набережной к арсеналу; там сядут в лодку и отправятся к Риальто, как всегда делается.
— И там они во-время известят этого страшного Джакопо, чтобы он успел спрятаться. Ваши судебные власти таинственны, когда следует быть откровенными, и болтливы, когда следовало бы помолчать… Но пора мне отправляться, Джельсомина: выпусти меня через двор дворца, а сама вернись домой.
— Нет, это невозможно, Карло, я и так уже нарушила приказ начальства, потому что тебе не было разрешено входить сюда в этот час.
— Ты это сделала ради любви ко мне, Джельсомина?
Смущенная девушка опустила голову, и яркий румянец разлился по ее лицу.
— Да, ты отгадал, — ответила она.
— Спасибо тебе, дорогая; но будь уверена, что я найду средство выйти из дворца незамеченным. Трудно было войти без позволения, а насчет выходящих предполагается, что у них есть право входа.
— Каждый проходящий в маске днем мимо сторожевого алебардщика должен объявить пароль.
Это замечание, казалось, смутило браво. Он находил опасным возвращаться прежней дорогой, потому что не сомневался, что привратники, знавшие об его приходе, преградят ему дорогу. Другой выход теперь казался ему одинаково опасным. Джельсомина по глазам отгадала его смущение и пожалела, что вызвала у него такое беспокойство.
