Алексис Бувье - Кредиторы гильотины
Нисетта скривилась и замолчала. Она поехала с Луизой, чтобы повеселиться и посмеяться, а теперь все расстроилось. У нее не было ни малейшего желания проливать слезы вместе с Луизой. К тому же, она совсем не любила плакать над чужим горем: ей хватало и своего. Но ее положение заставляло ее подчиняться капризам своей подруги, и она повиновалась.
Экипаж остановился, и Луиза, вдруг сразу опечалившаяся, вышла из него. Крупные слезы катились по ее щекам. Она купила два белых венка, и они вошли на кладбище. Обе шли молча, не обменявшись ни словом. Когда они дошли, наконец, до середины кладбища, Луиза остановилась в начале одной из аллей и сказала:
– Здесь.
– Здесь твой ребенок? – спросила Нисетта.
– Да. Мне приятно помолиться о нем. Я забываю его в последнее время.
Она вошла на аллею, но, сделав несколько шагов, вдруг остановилась и с удивлением повернулась к своей спутнице.
– Там кто-то есть, – сказала она.
– Что ты говоришь?
Луиза протянула руку и указала на могилу, находившуюся немного дальше, возле которой стоял на коленях мужчина, закрыв лицо руками.
– На могиле кто-то молится, – повторила она.
Нисетта взглянула и схватила Луизу за руку.
– Пойдем, пойдем скорее! Мы приедем сюда в другой раз! – говорила она.
Но Луиза едва держалась на ногах и не в состоянии была сделать ни шагу: она узнала того, кто молился на могиле. Это была очень простая могила, окруженная маленьким садиком. На простом камне была вырезана надпись: «Здесь покоится Мария-Анна-Полина Панафье, умершая в 30 лет», а немного ниже – «Здесь покоится Луи Поль Панафье, умерший в 2 года. Молитесь за них». Молившийся же мужчина был никто иной, как Панафье. Услышав шаги, он поднялся с колен и взглянул на посетительниц. Узнав их, он вскрикнул, но быстро овладев собой, подошел к Луизе.
– Зачем вы сюда пришли? – произнес он.
Взволнованная Луиза не могла ничего отвечать, за нее ответила Нисетта:
– Господин Панафье, мне кажется, вы выбрали для скандала неподходящее место.
– Скандал происходит из-за вашего, мадам, присутствия здесь – с презрением отозвался Панафье. – Здесь покоятся моя мать и мой ребенок, и я запрещаю таким женщинам, как вы, оскорблять своим присутствием их могилу.
– Мсье, вы не имеете права говорить со мной в таком тоне. Я вправе идти туда, куда хочу. Я сопровождаю Луизу на могилу ее ребенка, и вы не имеете права запретить ей приходить сюда!
– Вы говорите, что я не имею права отказаться от ее лицемерных молитв?
– Это ребенок Луизы, и она имеет право называть его своим ребенком.
– Негодная! – прорычал Панафье и хотел броситься на Нисетту, забыв, что она женщина.
Но та, видя гнев, мелькнувший в глазах Панафье, поспешно отступила, а Луиза, услышав оскорбление, победила свое волнение и бросилась к Панафье, чтобы остановить его.
– Она лжет, Поль! – говорила она. – Она лжет, клянусь тебе.
Говоря это, она опустилась на колени перед Панафье. Нисетта же благоразумно спряталась за могилу.
Как часто бывает после сильного припадка гнева, Поль, увидев, что Нисетта уходит, а Луиза стоит перед ним на коленях, почувствовал, что слезы подступают к его глазам.
– Так вот где я должен был увидеться с тобой! И не стыдно тебе, Луиза, приезжать сюда с этой женщиной, которая губит тебя. Ты знала, какое горе ты мне причинила? Ты же знаешь, как это жестоко!
– Сжалься надо мной, – проговорила Луиза.
– Луиза! – сказал Панафье спокойным тоном. – Я не хочу объясняться с тобой здесь. Встань.
– Я не встану, пока ты меня не простишь.
– Я не хочу говорить с тобой здесь. Неужели ты этого не понимаешь? Встань.
Поль нахмурил лоб. Он вспомнил про аббата. Тем не менее, он сдержался.
– Луиза, – сказал он, – можешь ли ты уделить мне один час?
– О да, сейчас же! – с готовностью отозвалась Луиза.
– Только не сегодня.
– Когда ты хочешь?
– Завтра утром.
– Может быть, ты придешь ко мне? Или где мне найти тебя?
– Приезжай ко мне, но ты должна согласиться еще на одно условие.
– Какое?
– Ты поклянешься на могиле нашего ребенка, что до завтрашнего дня не увидишься ни с кем, даже с Нисеттой.
– Клянусь тебе!
Говоря это, молодая женщина протянула руку по направлению к могиле своего сына.
– Хорошо, до завтра. Иди в эту сторону, а я хочу остаться и поговорить с Нисеттой.
– Поцелуй меня.
– Нет, – сухо ответил Панафье.
Луиза не смела настаивать, но крупные слезы потекли по ее щекам, и она хотела опуститься на колени, но Панафье поднял ее.
– Иди, – сказал он. – Завтра мы придем сюда вместе, и ты успеешь тогда помолиться.
Луиза опустила голову и послушно ушла со слезами на глазах.
Когда Панафье увидел, что она исчезла на главной аллее, он направился к тому месту, где спряталась Нисетта. Но он напрасно искал ее. Нисетта давно уже ушла. Опасаясь, как бы она не встретилась с Луизой, он поспешил к выходу из кладбища, но вскоре увидел Луизу, выходившую одну. Она плакала, и он заметил на ее руке громадный бриллиант, сверкавший в лучах солнца. Спрятавшись за маленькой будкой сторожа, он увидел, как Луиза села в карету. Она была одна, и он слышал, как она приказала кучеру ехать домой.
– Я убежден, что Луиза не изменит данной клятве, а завтра будет видно.
Затем, охваченный гневом и ревностью, он направился к Парижу. Придя домой, он все еще думал о сцене, которую пережил, и сам удивлялся своему мужеству, так как давно привык исполнять все желания Луизы. И при мысли о проявленной им жестокости слезы выступили у него на глазах. Он любил Луизу и чувствовал, что даже ее проступок не уменьшил его любви к ней. Одна мысль об аббате приводила его в ужас, и несмотря на презрение, наполнявшее его душу, и отвращение, которое он чувствовал к неверной, несчастный был вынужден сознаться самому себе, что обожает свою Луизу. Он уже сожалел, что не увез ее с собой.
– Но, – сказал он, – слезы сожаления ни к чему не приводят. Я не могу и не хочу забыть Луизу, виновна она или нет. Я хочу ее спасти от той грязи, в пучину которой она бросилась. Сначала нужно спасти ее, а затем будет видно – люблю я ее или нет.
Когда Поль проходил мимо привратницкой, ему сказали, что о нем спрашивали.
– Кто приходил?
– Молодой человек лет двадцати восьми или тридцати.
– Он обещал прийти еще?
– Он сказал, что придет через час.
– Хорошо. А вы видели раньше этого господина?
– Нет, мсье. Это молодой человек не особо приличного вида, но в то же время он и не рабочий.
«Кто бы это мот быть?» – подумал Панафье.
– Впрочем, он о вас мало знает, так как расспрашивал о вашем положении.
– Он не представился?
– Нет, мсье.
– И вы не спрашивали его?
