Жаклин Монсиньи - Княгиня Ренессанса
– Мне не нравится идея захвата папы.
Зефирина больше не в силах была слушать. С меховой накидкой на руке князь возвращался к своей молодой жене. Торопливо покинув свое укрытие, она пошла впереди мужа. Вероятно, лицо ее так побледнело, что он заволновался:
– Вам плохо, Зефирина?
– Просто холодно.
Зубы ее стучали. Садясь в карету, она сделала над собой усилие, чтобы принять помощь Фульвио.
К тому же она боялась находиться с ним в карете наедине, К счастью, у старой княгини Савелли сломался портшез. Фульвио не мог не предложить ей воспользоваться его экипажем. Не вслушиваясь в лепет старой патрицианки, Зефирина попыталась навести порядок в своих мыслях.
Прежде всего, что ей стало известно?
1. Что подготавливается какое-то страшное дело в последний день карнавала. Какого рода дело? Она не знает.
2. Что замышляется нечто против папы. Что именно? Она и этого не знает.
3. Что Колонна и князь Фарнелло, благодаря донье Гермине, союзники Карла V.
Того, что Фульвио находился в контакте с ее мачехой и участвовал в заговоре в пользу Карла V, Зефирина не могла ему простить.
«Как могла она быть такой наивной и позволить себе поддаться обаянию князя?»
Ей не следовало забывать, что она замужем прежде всего за врагом Франции… И то, что Фульвио соблазнитель, заставляющий ее волноваться, ничего не меняет. Саламандра должна сражаться с Леопардом.
Фульвио, вероятно, почувствовал перемену, которая произошла в ее настроении. За всю дорогу она не произнесла ни одного слова. Как только старая княгиня была высажена у своего палаццо, Зефирина забилась в угол кареты.
Так же молча, в сопровождении лакеев, державших в руках канделябры с зажженными свечами, Зефирина и Фульвио вместе поднялись по парадной лестнице.
Наверху Зефирина остановилась:
– Спокойной ночи, Фульвио. У меня так разболелась голова, что я должна поскорее пойти к себе.
– Вам бы следовало сказать это раньше, княгиня Савелли наверняка отнеслась бы к этому с пониманием, и мы бы сначала отвезли домой вас.
Прикрыв глаза, чтобы не встретиться взглядом с Фульвио, она промолчала.
– Спокойной ночи, Зефирина…
Фульвио поклонился. Взяв ее руку, он коснулся губами пальцев, и поцелуй его был таким горячим и долгим, что Зефирину снова охватило волнение.
Она резко отняла руку, так, что Фульвио не успел ее удержать, повернулась и почти побежала в свои апартаменты.
При ее появлении ждавшая хозяйку Эмилия спросила:
– Ваша светлость провели приятный вечер?
– Необыкновенно приятный… Иди спать, ты мне не нужна, – сказала Зефирина.
Оставшись одна, она заперла дверь, повернув ключ на два оборота, и со слезами упала в кресло. Горькие мысли мучили ее:
«Раньше, когда я его ненавидела, все было так просто… Но где набраться мужества, чтобы шпионить за ним теперь, когда я люблю его? Господи, помоги мне».
Глава XVIII
ДУЭЛЬ
Ожидая в любую минуту, что Леопард взломает ее дверь, Зефирина в конце концов уснула.
Солнце было уже высоко, когда ее разбудил птичий клекот. Это Гро Леон вернулся и теперь стучал клювом по стеклу.
– Salutation… Sardine[36].
В ночной рубашке, босиком, Зефирина подбежала к окну и растворила его. Галка важно протянула шею. К ней была привязана прикрытая цветком записка. Зефирина развернула свернутый в трубочку листок и прочла следующие слова, написанные с сильным нажимом, таким знакомым ей почерком Франциска I:
Давно всем известно, тот громче кричит,
Кто с вестью недоброю в дверь к нам стучит.
О жизни моей вы хлопочете там,
Меня здесь тревожит, не худо ли вам.
Скажите об этом Голубке Святой.
А если злой волк вам бедой угрожает,
То как вас утешить, мать моя знает.
Кто ждет, тот дождется – всему черед свой,
Даже в Самарканде джиге – Голубки Святой.
Зефирина несколько раз перечитала послание, которое, кроме нее, никто не смог бы понять. Итак, Франциск I получил ее письмо. Ответ был категоричным: он признавал Священную Лигу. Кроме того, он поручал Зефирине, Саламандре, которую он превратил в «Самарканд», передать свое согласие «Голубке Святой», то есть его святейшеству.
– Как поживает король, Гро Леон? – шепотом спросила Зефирина.
Птица помолчала, как будто размышляла, топорща перья, а потом заговорила скрипучим голосом:
– Seul… Sire… Souci… Sourire… Sournois… Sortie… Soldats[37].
В переводе на человеческий язык это означало: «Король совсем один, в окружении солдат, он переживает, но, не подавая вида, улыбается, потому что не теряет надежды тайными путями найти выход из положения!!!»
– Ты нашел его на корабле?
– Да.
– В открытом море?
– Да.
– Так, значит, это правда… – прошептала Зефирина. – Эти изменники увозят нашего короля в Испанию. Молодец, Гро Леон, ты хорошо поработал, но это еще не все… Теперь тебе надо отнести еще одно послание.
– Soif[38]… – запротестовал Гро Леон. Зефирина тут же налила ему воды и насыпала зерен.
Пока галка утоляла жажду и голод, Зефирина написала новое послание, теперь уже папе:
День этот должно печальным назвать,
Избавления жертвам уж неоткуда ждать.
Таков ответ дорогого опекуна,
Полученный девой в конце поста.
Остерегайтесь Орла, потому что случайно
Удалось подслушать план его тайный.
Цель плана – Голубка. Бойтесь Леопарда также,
Он друг Орла, а это очень важно.
К этой записке Зефирина решила приложить письмо Франциска I. Она набралась терпения и подождала, пока Гро Леон выспится, сидя на верхушке балдахина. После сна галка приняла «ванну», поплескавшись в серебряной чаше с водой, и снова стала бодрой и энергичной. Вот тогда Зефирина прикрепила к птице два письма и замаскировала их перышками со своей шляпы.
Приблизив губы к головке Гро Леона, Зефирина принялась нашептывать:
– Святой отец… святейшество… святой престол… Ты понял, отдашь святому отцу, только ему.
Рассеянно подчиняясь служанкам, которые занимались ее утренним туалетом и почти не слушая болтовни Плюш, Зефирина с волнением ожидала возвращения Гро Леона. Не прошло и часа, как птица уже летела обратно. Зефирина кинулась к окну. Опасаясь болтливости служанок, она унесла Гро. Леона в отдельную комнату. Там, наедине с птицей, она развернула тоненький листочек, запрятанный в перьях, и прочла ответ Климента VII:
«Надо всегда доверять Зефиру».
Это показалось ей необыкновенно мило, возможно, не очень вязалось с представлением о людях духовного сана, но, в сущности, можно ведь разными способами защищать религию. И если способ Климента VII выглядел не слишком «католичным», то лишь потому, что с каторжниками, окружившими Рим, иначе действовать было невозможно.
