Александр Зорич - Римская звезда
«Это достойный доверия человек. К нему обращалась еще моя мать, когда…»
Наставник молодежи перешел на шепот. Ну и на здоровье: отношения его матери с Гермогеном меня не касались.
Через два часа я уже стоял перед фонтаном Персея. Поглазел на прикованную к скале Андромеду, на чудище и на греческого героя. Отметил про себя, что в доме рядом с фонтаном расположена харчевня «Салерн». И если бывать здесь мне раньше не доводилось, то о харчевне я слышал самые лестные отзывы. Кухня, говорили, у них очень хорошая. Надо будет зайти, ознакомиться…
А вот и искомый дом. С виду ему не меньше ста лет. Основания колонн по краям фасада украшены барельефами с добычей, захваченной в Африке кем-то из соратников Гая Мария. Каковой соратник, вероятно, и построил дом на вырученные от продажи трофеев средства, но приличествующей случаю памятной доски почему-то не оставил.
О том, что трофеи именно нумидийские, свидетельствовали только барельефы слонов. Предметы вооружения, грубые доспехи и крошечные лошади на мой невоенный взгляд могли быть привезены откуда угодно, хоть из Фракии.
На стук дверь открыл невысокий, основательно косматый мужчина, одетый в рубаху и штаны. В общем, варвар варваром.
Глаза у него были бледно-голубые, ясные и очень недобрые.
– Кто тебе?
– Мне нужен Гермоген.
– Какое дело? – латынь привратнику давалась с трудом.
– Я нуждаюсь в помощи того самого свойства, которую Гермоген, он же Элло, – уточнил я, чтобы продемонстрировать свою осведомленность, – оказывает добрым людям посредством своего великого искусства.
– Господин работает дорого.
– Деньги есть.
– Какое имя тебя?
– Дионисий.
– Иди.
В его устах это значило не «иди отсюда», а «заходи». Варвар пригласительно отступил от двери на два шага.
После непродолжительного ожидания перед бассейном, в котором цепенели три маленьких крокодила, я был препровожден в кабинет с глухими стенами. В центре стоял обширный стол. Столешница из лимонного дерева имела непривычную форму правильного пятиугольника.
При этом стол был развернут таким образом, что одна из вершин пятиугольника смотрела ровно в грудь входящему.
В углах стола стояли свечи.
Человек, сидевший напротив входа, – а это был Гермоген, кто же еще, – оказался с виду куда моложе, чем я ожидал.
Он выглядел лет на тридцать пять – тридцать восемь, не больше. Впрочем, внешность у Гермогена была не латинская, а следовательно и судить по ней о возрасте следовало осторожно.
Кожу маг имел смуглую, с желтоватым оттенком. Нумидиец-полукровка? На лишенной растительности голове покоился венок из ветвей маслины. К венку была привязана головка чеснока. На груди у Гермогена висел объемистый мешочек, о содержимом которого оставалось только догадываться.
Сплюснутый нос, большие оттопыренные уши и тяжелая челюсть производили отталкивающее впечатление. Меня, впрочем, подобная внешность обнадежила. Записные шарлатаны имеют вид либо слащаво-смазливый (ибо такими их хотят видеть состоятельные заказчицы), либо фальшиво-благообразный (это – в расчете на состоятельных заказчиков).
Перед Гермогеном лежали грифель и писчие дощечки. Рядом с ними стояла бронзовая миска с водой. Это значило, что он намерен прибегнуть к леканомантии – созерцанию божественных откровений в воде.
– Остановись. Не двигайся и молчи, пока я не разрешу, – голос у Гермогена оказался густым, сильным.
Затем он прочитал молитву на греческом – негромко, но очень отчетливо:
– Радуйтесь, змей и цветущий лев, физические начала огня, радуйтесь, белая вода и высоколиственное дерево, и медовый лотос, источающий золотой кинамон, и ты, который изрыгает из чистых уст дневную пену, канфар, ведущий круг сиятельного огня, самородный, ибо ты – двусложный, А Э, и ты – первоявленный, склонись ко мне, молю, ибо я изрекаю мистические символы…9
Затем следовала абракадабра из клекочущих слогов, которые я не разобрал. После чего вновь последовало нечто внятное:
– …Помилуй меня, праотец, и дай мне в спутники могущество. Будь со мной, господи, и прислушайся ко мне через ту аутопсию, которую я совершаю в сей день, и открой мне о вещах, о которых прошу тебя, через аутоптическую леканомантию. Через ту, которую совершаю в сей день я, Элло…
Заканчивалась молитва новым обвалом абракадабры.
Гермоген некоторое время смотрел на воду, потом поднял взгляд на меня и пригласил сесть.
Опустившись на табурет, я обнаружил, что ближайшая свеча слепит меня столь сильно, что я совершенно не вижу Гермогена. Но за пределами четко очерченной сферы света вокруг свечи вся комната будто бы наполнилась черным туманом, который полностью скрыл от меня стены и потолок. А свечи в других углах стола казались теперь крошечными огоньками бесконечно далеких маяков.
– В чем твоя забота?
Как и свет, звук голоса Гермогена начал распространяться по комнате новыми, неприродными путями. Первое слово каждой его фразы доносилось до меня откуда-то слева, затем источник звука будто пролетал над столом и последние слоги звучали уже справа.
Жутковато? Да.
Впрочем, именно этого я и ожидал от дома Нумидийских Трофеев.
– Я разыскиваю свою жену, – ответив, я удивился тому, что голос мой звучит непринужденно, почти весело.
– Ты, разумеется, римлянин. А называешься греком. Почему?
– Я в Риме инкогнито.
– Преступник?
– Согласно официальным установлениям – да.
– Сам-то ты считаешь, что ни в чем не повинен?
– Считаю.
– А ты, часом, не убийца?
– Это имеет значение?!
– Не кипятись. Если спрашиваю, значит имеет.
– Да никого я не убивал. Собирался, признаю. Но так вышло, что убивать не пришлось.
– Об этом подробнее.
– Я был отправлен в ссылку по доносу одного типа. Я его поначалу простил, подумал: ну ладно, ну подумаешь, проявил человек законопослушание… Служит Цезарю и Отчизне, можно понять. А потом выяснилось, что он на меня клевещет, пользуясь моим отсутствием. И хвалится всем, что соблазнит мою жену. Вот тут я и решил, что это уже слишком.
– Но, говоришь, убивать все-таки не стал.
– Он сам умер. Подавился.
– А где ты был в это время?
– Рядом. За стеной.
– Понятно… Но был еще один. Подумай хорошенько. Еще один человек.
– Который что?
– Которого ты хотел видеть мертвым. Сравнительно недавно. Чем-то он тебе не угодил – и вскоре погиб.
– Ерунда. Нет и не было таких людей.
– А чем хоть подавился тот, первый?
– Да не первый он, а единственный!
– Чем подавился, спрашиваю.
– Вроде орехом.
– Прискорбная случайность… Ну а второй что – тоже подавился?
