Иван Дроздов - Голгофа
— Вы были неосторожны, мои ребята решили вам помочь. Мы все вам объясним. Я тоже из Советского Cоюза.
— В чем дело? Почему нас сюда привезли?
Нина Ивановна старалась говорить спокойно, но голос ее дрожал, она едва не сорвалась на крик. Саша похолодела от страха, сжимала кулачки, говорила себе: «Задушу любого, кто ко мне прикоснется». Какой–то внутренний голос ей говорил: они попали к насильникам.
Появилась женщина — полная, черная, как цыганка, с холодными и злыми глазами. Оглядела их цепким взглядом, спросила по–английски:
— Совсем не знаете английский?..
Нина покачала головой. Она сейчас думала об одном: сохранять спокойствие, не выходить из себя. Была уверена, что при любой ситуации холодный рассудок поможет избрать верный способ действий.
— Что вам от нас нужно? — ледяным тоном проговорила Нина и шагнула к Саше, обняла ее за талию.
Узбек перевел ее слова, и дама подняла руки:
— Ничего, ровным счетом ничего. Вы русские, у меня есть к вам вопрос — хочу иметь консультации.
Повернулась к узбеку:
— Ведите в столовую.
Знание английского языка и то, что наши женщины это утаили, уже сослужило им первую службу. Они знали, куда их ведут, но вот зачем?..
Усадив за стол, цыганка села напротив и, обращаясь к стоявшему возле нее узбеку, проговорила:
— Птицы не простые, я вижу по украшениям — нужна осторожность, деликатность. Приготовьте эти… баллончики.
И Нина, и Саша поняли, что могут применить баллончики с газом, струя от которых лишает на несколько часов сознания. Обе, не сговариваясь, знали, что делать. Надо во время затаить дыхание и увернуться от струи. Но это, конечно, было слабым утешением. Нина нащупывала в кармане юбки пистолет, готовилась к обороне.
Заговорил узбек:
— Девочки, вы давно приехали? Вы туристы или как?
— Мы приехали к знакомому человеку, мы его родственники, — отвечала Нина, стараясь быть спокойной. Говорила узбеку, а смотрела на Сашу, как бы подбадривая ее и убеждая взглядом в необходимости сохранять самообладание до конца, до самого того момента, когда приспеет пора действовать.
— А вы не хотите ли заработать?
Узбек говорил на чистом русском языке, и по складу речи, по деликатности обращения было видно, что он человек грамотный — может быть, работал в России чиновником или в науке.
— У нас тут клуб, всякие игры…
— Какие игры?
— Ну… разные. Бывают танцы, маленькая рулетка, карты…
— Мы ни в какие игры не играем.
— А кто ваш родственник?
— Гиви Шахт, Семен Сапфир, Николай Амвросьевич Бутенко.
Умышленно называла все имена, надеясь на то, что узбек знает кого–нибудь и не захочет с ними ссориться.
— Прошу отпустить нас. И немедленно.
— Вы говорите одна. А ваша подружка — она что, глухонемая?
— Это моя дочь. Она еще девочка, ей четырнадцать лет.
И эти сведения сообщала с умыслом. Нина Ивановна уже догадывалась, куда они попали и чего от них хотят.
— Мы обе больные. У нас СПИД.
Нина пошла в атаку: чем–нибудь, а запугать этого негодяя.
— Ну, ну, — не надо нас пугать. У нас есть врачи, проверка. Мы серьезное заведение.
— У вас больница? Но мы имеем своего врача.
Узбек кивнул Нине Ивановне, улыбнулся.
— Вы напрасно это… разводите фантастику. Мы народ серьезный, с нами надо по–хорошему. Вы не знаете нравы портового города. Вам еще повезло…
Нина и Саша заслушались и не заметили, как сзади им под нос поднесли баллончики и прыснули белесовато–дымчатыми струями: обе они задохнулись и потеряли сознание. Очнулись в разных комнатах: возле Саши стоял узбек, а в дверях маячил силуэт толстой цыганки. Негромко она говорила по–английски:
— Хорошо бы эта девочка была спокойной. Я к ней пошлю Атарсиса. За невинную и несовершеннолетнюю он дает сто тысяч. Представляешь, Ахмет: сто тысяч!
Знание английского языка еще раз послужило Александре. Она окончательно поняла, где она и чего от нее хотят. Тошнило, голова кружилась, оглядывала комнату и думала: где Нина Ивановна, что с ней? Помнила ее наказ: до конца сохранять самообладание. Ей нельзя распускаться и впадать в истерику. Тогда ее снова оглушат газом и сделают с ней, что хотят. Собрала все силы, глубоко вздохнула, сказала:
— Воздух! Мне трудно дышать.
Цыганка открыла окно, подвела ее к подоконнику. Саша увидела, что находятся они на третьем этаже, внизу черными пятнами стелются кусты — те самые, с длинными, как голые руки, будыльями. Мгновенно созрел план. Только бы ушла эта противная черная жаба.
Узбек открыл дверь и жестом пригласил войти низенького как мальчик, худенького мужчину. Подобострастно кланялся ему, показывая на Сашу. По–английски говорил:
— Ей пятнадцать лет. Девочка, совсем еще девочка.
Сашу вдруг осенило: справлюсь! С этим я справлюсь.
Повернулась к узбеку:
— Хорошо. Я знаю, что от меня хотят. Мне нужен гонорар. Хорошие деньги.
— Деньги?.. Сколько тебе нужно денег? Тысяча долларов хватит?
— Тысяча? — возмутилась Саша. — За мою молодость? Я еще не знала мужчин — это что–нибудь стоит?
— Да, да, — обрадовался узбек, — cтоит. Невинность мы дорого ценим. Только ты будь умницей, этот человек, — он кивнул на клиента, — страшно богатый! Он тебя одарит.
— Одарит или не одарит, я не знаю, а вы мне деньги давайте заранее. Три тысячи долларов!
— Три тысячи! Вай–вай! Ну да черт с тобой, на тебе три тысячи.
Отсчитывая деньги, ворчал:
— Такой суммы мы еще никому не платили. Ну, хорошо, хорошо. Ты потом и мамашу уговоришь. Она еще спит… Тут, в соседней комнате.
Саша сунула в карман юбки доллары, властно приказала:
— Уходите! Я стесняюсь.
Подошла к зеркалу, поправила прическу. Краем глаза наблюдала за «крючком» — она сразу же так окрестила своего кавалера, — думала, что же она с ними будет делать, как его одолеть? На ее счастье окно осталось открытым, и узбек, и цыганка поверили Саше, обрадовались предстоящему большому кушу, который за нее возьмут, и удалились. А «крючок», пошатываясь на тонких ногах, вяло раздевался. Спрашивал на английском:
— Ты у них впервые? Тебя никто не трогал? Смотри, не награди меня какой–нибудь чертовщиной. Я этого не люблю.
Язык у него заплетался, он снял куртку, расстегнул ворот рубахи и говорил, говорил…
Саша подошла к окну, отвечала ему по–английски, мирно и тихо, и будто бы ласково. Она вдруг ощутила в себе прилив сил и даже обрадовалась. Мужичонка слабенький, да еще пьяный. И окошко открыто. Вот как бы его привлечь сюда, к окну… Она протянула к нему руки.
— Идите же! — сказала на хорошем английском языке.
— Сейчас, сейчас. А ты раздевайся, милочка. Я буду любить тебя. Мне сказали, что ты ничего в этом не понимаешь. Вот я тебя научу. Ты, наверное, скажешь, я старый. Но русские говорят: старый конь идет по борозде и ничего не портит. А? Знаешь такую пословицу? Я был у вас в России, купил книгу «Пословицы и поговорки». Но ты знаешь английский язык — откуда?..
Снял с себя одежду, остался в трусах и майке. Саша отвернулась, боялась увидеть его обнаженным. Она видела мужчин на пляже, купалась вместе с парнями, но то юноши, обыкновенные ребята, и все у них было красиво. Этот же уродлив и купил ее для своих утех, он сейчас и с нее станет стаскивать одежду, хватать, тащить на койку.
«Крючок» сидел в кресле, что–то бормотал, но она уже не разбирала слов от сильного волнения.
Саша готова была разрыдаться, но снова и снова вспоминала наказ Нины Ивановны: держаться до конца, не расслабляться… «Какой же я боец, «черный ястреб»?..» Эта мысль, словно электрическая искра, пронзила сознание. Она встрепенулась, до боли сжала руками край подоконника. Повернулась в сторону «Крючка» — он покачивался в кресле и бормотал.
— Напился, много курил. Зачем? Черт меня дернул!.. Да. Но откуда же знать, что тут подвернется такая птаха. И так хороша! Но ничего, ничего. Я дам тебе денег, много денег, и увезу домой. Там много фей, но ты будешь главная, будешь любить меня…
Саша теперь разбирала каждое слово. Знала, что богатые люди имеют свои яхты и там у них молоденькие девочки. Старики тешатся с ними и платят большие деньги. Ей он тоже хочет уготовить такую роль.
«Крючок» замахал руками, сказал:
— Опусти шторы. Не надо на меня смотреть. Я не атлант. А сегодня и вовсе… слаб. Но ты меня будешь гладить, и мой космополит проснется. А?.. Ты знаешь, что такое космополит? Не знаешь. Я сейчас тебе покажу.
— Гладить… Космополит… — старалась понять его Саша.
Он поднялся и нетвердой походкой направился к ней. Саша посторонилась, взяла его за руки и помогла сесть на подоконник. Сердце ее билось, как мотор на быстрых оборотах, тело хилого старого мужичка казалось холодным, липким и будто бы неживым. В голове колотились слова «гладить», «космополит»… Вспомнила чьи–то рассказы о стариках, которые потеряли мужскую силу и могут только гладить женщину. Таких старичков называют «гладиаторами». Их будто бы любят проститутки. Общаясь с ними, они получают большие гонорары, дорогие подарки. Такие рассказы Саша слышала от Шахта и его друзей, которые при ней как нарочно заводили сексуальные разговоры. Но при чем тут «космополит»?..»
