Время умирать. Рязань, год 1237 - Баранов Николай Александрович

Миновали лес к полудню пятого дня пути. Остановились в деревне, которую тогда, ранней осенью, отряд Ратьши, высланный в разведку, миновал не задерживаясь. Деревня оказалась пуста, видно, жители успели вовремя уйти. Строения целы, для ночлега вполне годились.

Выставили стражу: здесь уже можно было ждать встречи с татарскими разъездами. Зажгли очаги, приготовили нормальный ужин. Князья, Ратислав и прочий начальный люд отряда собрались в самой большой избе. Пригласили и Онгула с его охраной. Разместились все, пусть и с некоторым трудом. Выставили мех с медовухой, накрыли стол по-походному, но обильно. Снова пили, ели. Снова князь Роман говорил татарскому послу льстивые речи. И, надо сказать, преуспел в том: похоже, стал татарину почти другом. В этот раз татар уложили спать отдельно в небольшой избе.

Наутро, едва тронулись, впереди на взлобке заметили всадников.

– Не наши, – доложил подскакавший дозорный.

– Надо вперед ехать, – предложил Ратьша. – И посла с собой брать, чтобы не вышло чего. Пусть сразу предупредит своих, что с миром идем. Я с ним поеду.

– Добро, – согласился князь Роман. – Я с вами, Онгул мне почти что братом стал. – Он обнажил зубы в ухмылке. – Дозволишь ли? – Это уже к Федору как к старшему в посольстве.

В голосе Романа прозвучала легкая насмешка. Князь Федор решил ее не замечать. Кивнул.

– Езжайте.

Ратислав и Роман, прихватив с собой Осалука, подъехали к сбившимся в кучу татарам. Осалук сказал что-то Онгулу. Тот радостно улыбнулся и выехал вперед. Обернулся к охране. Гаркнул по-своему. Видимо, приказал оставаться на месте. Потом приглашающе махнул рукой князю Роману и пришпорил коня, направляя его к татарскому разъезду. Ратислав, Роман и Осалук поскакали следом.

Когда до татарского разъезда в десяток всадников осталось саженей триста, Онгул перевел коня на рысь, а потом и на шаг. Ратьша со спутниками держались позади. Разъезд оказался не татарским, половецким. Из тех половцев, что покорились монголам и были забраны в монгольское войско. Они, держа наготове луки с наложенными стрелами, двигались навстречу.

Посол, порывшись у себя за пазухой, вытащил наружу блеснувшую серебром пластинку. Сбросив меховую шапку, стянул цепочку через голову, поднял пластинку вверх и так, держа ее на вытянутой руке, двинулся дальше. Ратьша, Роман и Осалук поотстали. Половцы успокоились. Убрали луки. Один из них, видно старший, пришпорив коня, выехал навстречу Онгулу. Саженях в пятидесяти впереди они сошлись. Половецкий десятник, разглядев пластинку поближе, соскочил с коня, сдернул шлем, надетый на меховую шапку, и согнулся в поклоне. Татарский посланник обернулся и приглашающе махнул рукой. Роман и Осалук пришпорили коней, Ратислав же, привстав в стременах, помахал над головой снятым шлемом, подавая сигнал своим двигаться дальше. Потом, пришпорив Буяна, догнал посла с князем Романом. Роман через Осалука о чем-то спрашивал Онгула. Половец переводил. Увидев догнавшего их Ратьшу, коломенский князь сказал:

– Вот, пытаю татарина, что за штуку такую серебряную он половецкому десятнику показал. Видел, того сразу из седла вынесло. Кланяться начал.

Осалук как раз закончил переводить вопрос князя. Татарин, уже успевший повесить серебряную пластинку на шею, снова вынул ее из-за пазухи, показал и сказал только одно слово:

– Пайцза!

Роман хмыкнул недоуменно.

– И чего? Что за пайцза? Толком он может объяснить?

Осалук снова заговорил с послом. На этот раз Онгул разразился целой речью, то и дело самодовольно улыбаясь и тыкая себя большим пальцем в грудь. Туда, где висела опять спрятанная пайцза. Осалук внимательно выслушал и перевел:

– Такие пластинки монголы дают самым доверенным и заслуженным своим людям для исполнения разных поручений. Любой монгол или их подданный, которому покажут такую вот пайцзу, должен сделать все для ее владельца. В противном случае ему грозит смерть. Пластинки бывают из дерева, кости, меди, бронзы, серебра и золота. Чем важнее человек, тем дороже материал, из которого делают пайцзу. Важнее серебряной, как у Онгула, только золотая.

– Вон чего… – протянул князь Роман. – Хорошая штука эта пайцза. Полезная.

Позади нарастал топот копыт. Это оставшиеся дожидаться результатов переговоров гридни и татары с Федором и Олегом во главе догоняли их. Вскоре оба князя поравнялись с едущими не спеша Онгулом, Романом и Ратьшей.

Князь Роман снова заговорил с татарским послом. Потом обратился к Федору:

– Ну что, племяш, татарин говорит, что дальше поедут только посольские с обозом. Кстати, не сильно телеги отстали?

– Нет, – отозвался Федор. – Вон они. Едут потихоньку. Половину своих людей там оставил для охраны.

– Тогда ладно, – кивнул Роман. – Ратьша, Олег, давайте прощаться. Татар злить не будем. Возвращайтесь. Осалук, – это уже толмачу, – скажи татарину, чтоб подождал чуток.

Половец перевел. Онгул кивнул и придержал коня.

– Ну, прощай, племяш, – обратился князь Роман к Олегу Красному. – Кто знает, доведется ли еще свидеться. Сам знаешь, в самое логово зверя едем. Прости, если что не так меж нами было.

Олег, искренний, как всегда, расчувствовался. Даже слезы на глазах заблестели.

– Прощай, дядя, – порывисто вздохнув, сказал он. – Не было вроде меж нами разлада. И ты меня прости, коль чем обидел.

Князья обнялись, похлопали друг друга ладонями по спинам. Разъяли объятия. Роман Коломенский повернулся к Ратиславу.

– Не поминай лихом, боярин. Прощай.

– Прощай, князь, – поклонился Ратьша. – Удачи вам.

С Ратиславом Роман обниматься не стал. Отъехал в сторонку, давая попрощаться с Федором. Тот, услышав, что пора расставаться, как-то сник, в глазах его проклюнулась плохо скрытая тоска. Олег, увидев это, легонько стукнул его кулаком в пластинчатый доспех на груди, сказал, бодря:

– Не унывай, брат! Делай свое дело! Не бойся ничего! Мы здесь рядышком будем. Вон в этой деревеньке. Верно, Ратьша?

– Верно, – кивнул Ратислав. – И помни, что отец говорил: две недели у татар, не боле. Потом вырывайтесь хоть как. Мы поможем. Веди себя там осторожно. Слушай советов дяди, он в этом деле поднаторел, сам видишь. Но и доверяй ему с оглядкой.

Последние слова Ратьша сказал совсем тихо, чтоб Роман, восседавший на бьющем копытом коне неподалеку, не услышал. Федор кивал и как-то жалобно смотрел то на Олега, то на Ратьшу. Сердце сжималось от этого взгляда.

– Сбереги себя, Федор, – добавил Ратислав. – Помни, что ждут тебя дома.

Тот опять кивнул. Опустил голову, с силой потер ладонью лоб, поднял глаза. Теперь это снова был уверенный в себе, готовый положить жизнь за своих близких и за родной город Федор.

– Прощайте, братья, – чуть хрипловато сказал он. – Не поминайте лихом.

Он порывисто обнял сначала Олега, потом Ратислава, рванув повод, развернул своего жеребца и, ударив его шпорами, поскакал вперед, оставляя слева от себя бледное, почти уже зимнее солнце.

Глава 12

Ратьша со своей полусотней степной стражи остановился в той же брошенной деревне у опушки Черного леса. Полусотня под рукой у него, правда, была только первые два дня. Как только они вернулись в деревеньку, проводив Федора с Романом к татарам, Ратислав отправил в воинский стан, раскинувшийся за лесом, гонца с приказом выступить к нему пяти сотням степных стражников в полном вооружении и с заводными конями. Спустя два дня они прибыли.

Боярин разместил воев по избам с наказом не бродить по деревне и вообще лишний раз из жилья не высовываться. Нельзя было показать истинное число собравшегося здесь войска, чтобы не раздражать татар. Большую часть лошадей спрятали в лесу неподалеку от опушки, благо до леса меньше полуверсты. При неожиданном нападении, конечно, не добежать, но Ратьша выставил дальние дозоры, которые должны предупредить заблаговременно о приближающейся опасности. Конечно, дозоры могут и прозевать ночное нападение, но на войне приходится с этим мириться. Если даже и застанет враг врасплох, заперевшись в окруженных частоколом дворах, воины Ратислава дорого продадут свои жизни. А может, даже смогут и отбиться, ежели врагов окажется не слишком много, ведь они не будут знать истинного числа рязанцев, расположившихся здесь.