Александр Дюма - Цезарь
– Генерал, добавил парламентер, считает это более выгодным и для римлян, и для парфян, чем доходить до последних крайностей.
Все это время вопросы задавал и отвечал на них Кассий. Когда переговоры дошли до этой точки, он повернулся к генералу, чтобы выслушать его приказ. Красс подал знак согласиться.
Тогда Кассий сказал, что они согласны, и спросил, каково будет место и время встречи. Парламентер сказал, что ответы на эти вопросы они получат в течение дня. Потом он развернул свою лошадь, поскакал к сурене и сообщил ему, что Красс и Кассий никуда не сбежали, и что они именно в Каррах.
Жители Карр впустили римлян против своей воли, и теперь были целиком на стороне их врагов. Таким образом, парфяне могли надеяться, что ни один из римлян, находящихся в городе, не уйдет от них. Тогда сурена не стал больше притворяться.
На следующий день, едва рассвело, он уже был со своими парфянами под стенами города, и эти парфяне начали осыпать римлян бранью.
– Если вы хотите сдаться, – кричали они им, – если вы действительно так дорожите вашей жизнью, как вы доказали, все время убегая от нас, мы не позволим вам сдаться и не оставим вас в живых, если вы не выдадите нам Красса и Кассия, закованных в цепи.
Римляне подавленно выслушивали эти оскорбления. Они понимали, что не могут довериться жителям города; они чувствовали, что каждый камень его мостовых таит в себе предательство.
Красс пытался вселить в них какую-то надежду: он говорил им об Артабазе и о помощи армян – той самой помощи, которую они так презрительно отвергли в день благополучия, и которую так оценили в день невзгод.
Но в ответ римляне качали головами и справедливо говорили, что им не следует больше ни на кого рассчитывать, кроме самих себя, и что единственное их спасение в отступлении.
Поэтому они призывали Красса воспользоваться этой ночью, покинуть город и пройти как можно больше под покровом темноты. Красс был полностью расположен уступить пожеланиям своих солдат; вот только, чтобы добиться успеха, этот план необходимо было хранить в секрете: каждый сознавал, что если хоть один обитатель города будет в него посвящен, через десять минут он станет известен и сурене тоже.
Но им был нужен проводник. Красс пожелал выбрать его сам; – у него была такая счастливая рука! Он остановил свой выбор на том, которого звали Андромах, и который был ни кем иным, как парфянским лазутчиком. Красс решительно был проклят всеми подземными богами. Так что парфяне знали о плане Красса в мельчайших подробностях. Волноваться им было не о чем.
Римляне вышли из Карр так, что ни один звук, доносившийся из лагеря парфян, не заставил их встревожиться, что это бегство обнаружено. И в самом деле, сурена, зная, что провожатым у его врага будет Андромах, мог быть уверен, что всегда догонит его.
Тот и вправду повел римлян по дорогам, которые, казалось, уводили их от города, а на самом деле кружили вокруг него.
В конце концов, он вообще сошел с дороги и завел армию в болота и овраги; так что после всех этих хождений то в одну, то в другую сторону, многие догадались по виду местности и по инстинктивному чувству, что сейчас они ближе к опасности, чем когда бы то ни было, что Андромах предатель, и отказались следовать за ним.
Кассий тоже осознал это, решительно обвинил Андромаха и убил бы его, если бы Красс не взял его под свое покровительство. Тогда, оставив Красса в его ослеплении, Кассий отделился от него и примерно с пятью когортами вернулся к Каррам. Там он нанял проводников-арабов, и когда те стали говорить ему, что они советуют не пускаться в путь прежде, чем Луна выйдет из созвездия Скорпиона:
– Я боюсь не Скорпиона, – сказал он, – а Стрельца. В дорогу! в дорогу!
И он поскакал в сторону Ассирии. От Красса отделилась еще одна часть армии. Ведомая верными проводниками, она достигла цепи гор, которая тянется чуть отступя от Тигра, и которую называли Синнаками.
Их было около тысячи, и ими командовал легат, знаменитый среди солдат своей храбростью, так что они полностью доверяли ему. Этого легата звали Октавий.
Что же до Красса, то его злой гений так и не покинул его: сначала он звался Абгар; теперь его имя было Андромах. День застал Красса среди непролазных топей. Он начал понимать, что его заманили сюда предательством. Приставив меч к горлу Андромаха, он приказал ему вывести их на место получше. Тот был вынужден подчиниться силе. Наконец он снова вывел измученную армию на большую дорогу.
С Крассом оставалось еще четыре или пять когорт, около сотни конников и пять ликторов.
Едва оставшиеся с ним люди смогли, благодаря твердой почве под ногами, собраться вокруг него, как появился неприятель.
Красс поднялся на гребень горы и оттуда увидел на расстоянии в пол-лье от него холм, покрытый людьми, чье оружие поблескивало в лучах восходящего солнца.
Этот холм занимали Октавий и его солдаты. Это была их последняя надежда. Они могли поддержать друг друга. Парфяне направились к холму Красса, как если бы они знали, что именно здесь находится главнокомандующий, и начали наступление.
Глава 44
Мы уже знаем, как парфяне вели наступление.
Только на этот раз, пока они нападали, они сами подвергались нападению.
Октавий, которым они, похоже, пока не хотели заниматься, увидел, что его генерал окружен, и бросил клич своим людям, чтобы те, кто пожелают сами, шли вместе с ним к нему на помощь.
Сначала пятьсот человек, а потом и остальные четыре с половиной тысячи сошли с горы, как железная лавина, пробили ряды парфян и соединились с Крассом.
И тогда, объединившись со своими товарищами, они поместили его в центре, окружили его со всех сторон своими телами, прикрыли его своими щитами и гордо крикнули врагу:
– Теперь стреляйте, сколько захотите! ни одна стрела не достанет нашего генерала, пока все мы не падем вокруг него и прежде него.
И все вместе, тесно прижавшись друг к другу, они начали подвижной и почти непроницаемой из-за щитов массой отступать к Синнакам.
Сурена с тревогой заметил, что вокруг Красса остались практически только солдаты тяжелой пехоты, со щитами; наибольшая легковооруженная часть армии, не имевшая этого защитного оружия, была перебита; а щиты, хоть и не могли защитить от ударов чудовищных стрел, все-таки ослабляли их силу. Скучившись таким образом, римляне являли собой как бы гигантскую черепаху с железным панцирем, которая хоть и медленно, но все же двигалась, шаг за шагом приближаясь к горной цепи. Он понял, что как только он подступит к этим горам, его основная сила, конница, окажется бесполезной; он видел, что боевой пыл его парфян развеивается, и у него не было ни малейшего сомнения, что когда опустится ночь, римлянам удастся покинуть равнину, и они будут спасены.
И тогда варвар снова прибегнул к хитрости, которая всегда удавалась ему так же хорошо, как и действие силой.
Парфяне умышленно позволили сбежать нескольким пленникам, всячески притворяясь, что они преследуют их и стреляют в их сторону.
Перед этим парфяне по приказу своего предводителя говорили в присутствии этих пленников, что римляне ошибались, когда думали, что царь Ород хочет вести с ними войну на уничтожение; что напротив, ничто не было бы для него так почетно, чем дружба и союз с римлянами, если бы он только мог поверить в эту дружбу и союз, и что если Красс и Кассий добровольно сдадутся, с ними, разумеется, будут обращаться гуманно.
Итак, пленники спаслись, и сумели, убежав от тех, кто гнались за ними и пускали в них стрелы, присоединиться к своим товарищам, с которыми они поделились всем тем, что слышали. Их велели привести к Крассу, и они повторили ему сказку, сочиненную суреной.
А тот, следя за ними взглядом, увидел, как они достигли расположения римлян, и, заметив движение, которое началось с их прибытием, остановил наступление.
Затем он ослабил тетиву своего лука и двинулся спокойным шагом в сопровождении старших своих офицеров в сторону Красса, протягивая к нему руку и приглашая его встретиться с ним. Солдаты, завидев эти миролюбивые демонстрации, притихли, и услышали голос вражеского генерала, который говорил:
– Римляне, царь заставил вас испытать его мужество и мощь против его воли, и потому лишь, что вы пришли искать его в самую глубь его государства; и теперь он желает доказать вам свое милосердие и кротость, отпустив вас целыми и невредимыми.
Поскольку эти слова были в полном согласии с тем, что рассказывали пленники, римляне встретили их с большой радостью.
Но Красс качал головой и не хотел снова доверяться парфянам. До сих пор любые переговоры с ними таили в себе какую-нибудь ловушку и какую-нибудь ложь, и он не видел ни одной причины, по которой парфяне могли бы так неожиданно и так невероятно изменить свое поведение.
Тогда он созвал на совещание своих офицеров, высказываясь за то, чтобы отказаться от этого предложения, каким бы соблазнительным оно ни казалось, а главное, за то, чтобы, не теряя ни минуты, начать отступать в горы, как вдруг громкие крики его солдат прервали это совещание.
