Эдуард Кондратов - По багровой тропе в Эльдорадо
— Ну-ка, поворачивайте! Нельзя сюда, марш назад! — сердито крикнул я в темноту.
— Уходим… Дорогуша Бласик, уходим… — услышал я заплетающийся голос толстяка Педро Домингеса. — Слышишь, братец, это Бла-а-ас.
— Блас? — пьяно удивился его попутчик, и я узнал жидкий тенорок Эрнандеса. — Вот так штука… получается… А знаешь, Педро, скоро мы с Бласом… того… Удерем от вас… Хи-хи-хи!.. Спрячемся у индейцев… Хи-хи-хи!.. И Мехия спрячется, и Блас…
— Ну, и удирайте, — благодушно ответил Педро. — Подохнете — и все тут…
— Надоело! — истерически завизжал Эрнандес. — К черту Эльдорадо, к черту!..
Снова раздался глухой звук упавшего на землю тела.
— Вставай, Эрнандес… Вставай! — сонно бубнил толстый Педро.
…Сердце мое лихорадочно колотилось, мысли путались. Несчастный пьянчужка, он выдал нас с головой!.. Хуан молчит. Возможно, он не придал значения сбивчивой болтовне португальца. Наверное, и наклюкавшийся Педро наутро не вспомнит ни слова.
А вдруг один из них…
Нет, вряд ли. И все же теперь надо быть начеку.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ. БИТВА С АМАЗОНКАМИ
Наконец-то немного прояснилась загадка сапожного шила, найденного мною в селении Спаленных. Индианка, которую солдаты взяли на бригантину в одном из сожженных селений, рассказала, что будто бы неподалеку отсюда, в глубине страны, живут такие же белокожие люди, как мы. Среди них есть и две белые женщины. По ее словам, все они были взяты в плен в низовьях Великой реки могущественным касиком.
Это известие вызвало на «Виктории» много толков. По мнению Мальдонадо, белые люди могли быть солдатами из отряда Диего де Ордаса — того самого Ордаса, что лет десять назад пытался разведать индейские берега с северо-запада. Дяде горячо возражал де Роблес. Ему было доподлинно известно, что у Ордаса не было в отряде никаких женщин. Оба старых конкистадора готовы были спорить об этом до хрипоты.
Впрочем, такие детали не имели существенного значения: сеньор капитан вовсе не помышлял разыскивать в гибельных лесах кучку конкистадоров. Но для меня, Мехии и Эрнандеса известие об испанцах, благополучно обитающих в лесных чащобах вот уже целое десятилетие, имело особый смысл: значит, и мы должны выжить. Уверенность в успехе нашего заговора крепла день ото дня, тем более, что ни Хуан, ни Педро не давали оснований предполагать, что они о чем-то догадываются. Правда, несколько смущало поведение Эрнандеса: рябой португалец стал пугливым и нервным, он что-то слишком часто молился, плохо спал и без аппетита ел. Я замечал, как робко ежится Эрнандес, когда на нем случайно останавливается взгляд наших начальников — капитана, альфереса или Мальдонадо. А перед Гарсией он прямо-таки трепетал: стоило тощему кастильцу пройти мимо, как португалец сутулился, прятал глаза и поспешно отворачивался. Трусоват оказался наш Эрнандес, в душе мне было стыдно за него. Еще ничего не совершив, он, похоже, уже был готов к суровой расплате.
Итак, мы терпеливо ждали удобного случая, чтобы убежать с постылой бригантины в лес и зажить там тихой, праведной жизнью среди мирных индейцев. Каждое утро мы просыпались с мыслью о побеге. Но дни шли, а планы наши так и не сбывались. Редкие стоянки бригантин в безлюдных местах не могли соблазнить нас: убежав, мы неминуемо затерялись бы в зеленом кошмаре лесов. Зато стоило «Виктории» и «Сан-Педро» показаться в виду селений, как оттуда нам навстречу сразу же устремлялись целые индейские флотилии. И все повторялось сызнова: отряд с боем высаживался на берег, бой переходил в резню и грабеж. Так мы плыли две недели.
Однажды — это было за день до праздника святого Иоанна Крестителя — мы увидели на суше впереди себя большое селение, распластавшееся вдоль бухты. Видимо, жители его были предупреждены о нашем приближении, потому что стоило бригантинам показаться из-за косы, как нам навстречу ринулись десятки каноэ с воинами.
Опять начался поединок аркебузников и арбалетчиков испанского короля с индейскими лучниками. Таких сражений на воде на нашем счету было у же множество, но никогда тучи вражеских стрел не были столь густыми, а ярость индейцев столь неистовой. Грести стало совсем невозможно, и наши бригантины вяло двигались вдоль берега, влекомые течением. Многие испанцы, в их числе и патер Гаспар де Карвахаль, были ранены. Положение наше с каждой минутой становилось все опасней. Наконец, капитан решился на смертельный риск: пренебрегая тем, что на суше толпились несметные полчища врагов, он приказал гребцам во что бы то ни стало на веслах подвести «Викторию» и «Сан-Педро» к берегу. Как уже не раз бывало, Орельяна сделал ставку на мощь испанских мечей, страшных в рукопашной схватке на твердой земле.
Когда до суши осталось около дюжины локтей, солдаты горохом посыпались в воду и, глубоко увязая в илистом дне, стали карабкаться на берег, а оставшиеся на судах стрелки продолжали вести смертоносный огонь из аркебуз по юрким каноэ. Плечом к плечу с Мехией и Эрнандесом я, подобно всем остальным окунулся в горячку рукопашного боя. Как ни претила мне мысль о том, что я снова проливаю чужую кровь, не принимать участия в битве я не мог, ибо только меч мог сейчас спасти мою жизнь.
Бой был долог и труден: никогда еще дикари но проявляли такого упорства и мужества. Тела убитых и тяжело раненных индейцев устилали берег, но конца схватки не было видно: казалось, враги твердо ре шили стереть нас в порошок. Я чуть не падал с ног от усталости, плечо ныло, правая рука становилась все тяжелее. Но я продолжал драться. Прикрываясь от стрел щитом, я все колол и рубил наседавших на меня индейцев, а когда в живых остался лишь один из них. я с хриплым криком бросился на него и обратил в бегство.
И вдруг я увидел, что удиравший от меня индейский воин резко остановился, будто наткнувшись на выросшую на пути стену, попятился и боязливо оглянулся. А рядом с ним я увидел…
Да! Да! Да! Я не боюсь, что потомки назовут меня презренным лжецом. Даже на страшном суде я готов повторить то, что говорю сейчас, ибо все слова мои — чистейшая правда. Рядом с боязливым индейцем я воочию увидел легендарную амазонку, женщину-воина. Окинув презрительным взглядом беглеца, она взмахнула короткой палицей и с силой обрушила ее на голову несчастного индейца. Тот упал к ее ногам без звука. Тогда она схватила лук, и, если бы я не пригнулся, стрела неминуемо впилась бы мне в лицо. Крик разочарования вырвался из ее уст, когда она увидела, что стрела миновала цель. И в ту же секунду, подняв над головой увесистую палицу, она отважно кинулась на меня. Краем глаза я заметил, что из лесу на помощь индейцам бегут еще несколько амазонок, вооруженных луками и палицами.
