Иван Дроздов - Морской дьявол
— Балалайкин! Ты же не директор, а председатель акционерного общества. Директор у нас один — был, есть и останется: Петр Петрович Барсов.
Курицын схватил за воротник пиджака Балалайкина и, как щенка, поднял над столом. Балалайкин заверезжал:
— Что вы себе позволяете? Охрана!..
Несколько парней в пятнистой форме и с автоматами рванулись от двери к столу, но их стиснули в объятиях рабочие, отняли оружие. Кто–то ударил охранника, но Барсов закричал:
— Не трогайте его! Ребята не виноваты. Они были детьми, когда мы, взрослые, допустили к власти демократов и лишили их права на достойную жизнь.
Охранников вытолкали из кабинета. А Барсов сел на свое место и, обращаясь к Балалайкину, громко, так, чтобы слышали рабочие, заговорил:
— Наш олимпийский чемпион прислал мне на счет директора завода пять миллионов долларов. Я предлагаю рабочим не выпускать вас из кабинета до тех пор, пока вы не прикажете доставить сюда эти деньги.
Директор растворил балкон, и его появление было встречено криками: «Долой воров–акционеров! Не уйдем до тех пор, пока не выдадут зарплату!..» Барсов поднял руку, попросил тишины. И затем в усилитель стал говорить. Рассказал рабочим про пять миллионов долларов, присланных олимпийским чемпионом Русланом Луниным. И призвал стоять в пикетах до тех пор, пока акционеры и их вожак Балалайкин не привезут из банка эти деньги. В ответ раздались крики одобрения и аплодисменты.
Барсов вернулся к столу, и здесь к нему подступился Балалайкин:
— Вы у меня ответите! Вы зачинщик беспорядков!..
Барсов пригласил его в комнату отдыха для приватного разговора. За ними следом вошел и Курицын.
Директор заговорил спокойно:
— Я надеюсь, что вы, акционеры, как и мы, хотите запустить в дело завод. Москва обещает возобновить заказы; зачем же заводить конфликт с пятью миллионами?.. Теперь, когда я объявил рабочим природу происхождения этих денег, вам не удастся удержать их на своих счетах. Мы подадим в суд, и деньги у вас заберем силой, но тогда вы прослывете в глазах рабочих и всего города мошенником и вором. Решайте, Балалайкин. У вас нет шансов украсть эти деньги.
Балалайкин молчал. И тогда к нему наклонился Курицын:
— Я решения суда ждать не стану.
И он положил на стол кулак.
Балалайкин вздрогнул. И — к Барсову:
— Это что — серьезный человек, ваш Курицын? При людях хватает меня за шиворот, сует под нос кулак… С таким можно работать? Я могу с ним о чем–нибудь говорить?..
Курицын со всего размаха хватил по столу кулаком, и угол стола с треском отвалился. Балалайкин сжался и заслонил лицо руками.
— Ну-у!.. — заревел Курицын и навис всей фигурой над Андроном.
— Деньги на стол, жулик вонючий! Еще минута, и — дух вон!
Он кинулся на Андрона, но Барсов встал между ними.
— Ну-у!.. — рычал Тимофей. И так страшно вращал глазами, так грозно вертел кулаком, — и Барсов поверил, что вот–вот хватит Андрона по башке.
Андрон залепетал:
— Будут деньги. Будут. Дайте мне телефон.
Через два часа на столе директора завода лежали три мешка с пятью миллионами. Барсов приказал выплатить по двести долларов всем рабочим, мастерам и инженерам, которые не порывали связь с заводом и не получали от Андрона зарплаты. И тут же написал приказ: «Начальникам цехов, отделов и служб, а также мастерам и старшим мастерам, регулярно получавшим зарплату, представить подробный отчет о полученной сумме в текущем году и вернуть заводу все, что они получили сверх двухсот долларов в месяц».
Зарплату выдавали три дня и три ночи. Барсов и Курицын, и все другие помощники директора также получили по двести долларов. Курицын сказал:
— Нам с Владиславом хватит на три месяца.
Все эти дни и ночи Курицын не выходил с территории завода. Полина тоже получила зарплату и тоже, как Тимофей, все время находилась в цеху и помогала кассиру выдавать деньги, уточняла списки людей. Приходили матери–одиночки, вынужденные работать где–то на рынках, но время от времени появлявшиеся на заводе — им тоже платили.
Курицын ждал, что Полина скажет ему о посланных им с Владиславом деньгах для Ирины Степановны, но Полина молчала, и Тимофей решил, что Владислав явился к ним в ее отсутствие. О том, что Владислав мог не отдать деньги, у него мысли не было.
Домой он ехал в дождь и к подъезду подошел поздно вечером. На ступеньках крыльца он чуть не споткнулся о лежавшего в уголке человека. Сквозь рыдания различил голос Владислава:
— Прости меня ради Бога! Тимофей Васильевич, простите. Я заработаю и верну вам деньги. Честное слово — верну.
Курицын понял все. Стоял над жалкой фигуркой Кубышкина и не знал, что делать. Тихо, почти шепотом спросил:
— Куда же вы их дели, деньги–то?
— У меня их отняли. И одежду — тоже. Простите, ради Бога!
Курицын хотел было двинуть ногой Кубышкина, но, постояв с минуту, открыл дверь и сказал:
— Проходи.
В квартире дал новую одежду и послал скрипача в ванную комнату. Пока тот мылся, приводил себя в порядок, Курицын приготовил ужин, пригласил за стол скрипача и весело, как ни в чем не бывало, сказал:
— Я получил зарплату, два–три месяца будем жить безбедно.
И ушел к себе в спальню. И прежде, чем заснуть, подумал: «Жаль, что Ирине Степановне нечем оплатить операцию».
И еще явилась мысль: «А эту заразу, тягу к спиртному, одолеть непросто».
Владислав рассказывал: шел я с вашими деньгами, и все было в порядке, мне уж оставалось пройти метров сто, но тут меня встречают скрипачи из нашего оркестра: Семен Шпиц и Яша Меркатор. Слышали они, что я скоро вернусь к ним, — рады, поздравляют. Приглашают посидеть в сквере, на лавочке. Наперебой рассказывают новости из жизни оркестра. Сеня достает из портфеля бутылочки с пивом, подает мне. Я говорю: нет, ребята, я не пью. А они в один голос: как это ты не пьешь? Не мужик, что ли? Мужик–то, мужик, говорю, но — не пью. Они, знай, свое: не пьешь водку, мы тоже ее пьем редко, и если выпьем — самую малость, а тут — пиво. Ну, глотни за компанию раз–другой. Взял я бутылочку, глотнул и раз, и другой, хотел бросить недопитую, но жалко стало. Денег ведь стоит. Допил ее, а они суют другую, и новости рассказывают, да смешно так. Они, я вам скажу, умеют рассказать, и так, что смешно бывает. В голове зашумело, все поплыло перед глазами. Тут подумалось, хорошо бы еще и водочки. А они словно подслушали мои тайные мысли. Бутылку достают и вместе с пивом перемешивают. Ерша, значит, сделали. Я и ерша выпил, да много, один бутылку выдул. Не заметил, как они удалились, а на их месте бомжи появились, охотники, значит. Кто–то из них узнал меня, стал джинсы стаскивать, а потом и куртку, а в месте с курткой и деньги… На лавку мне свою одежду бросили. Долго я еще сидел на лавке и понять не мог, что со мной происходит. Но потом замерзать стал, оделся в их грязное вонючее старье, домой поплелся, то есть к дому вашему.
