Густав Эмар - Вождь окасов
Французы последовали за ним. Вождь пригласил их садиться. Слуги положили на стол множество сигар возле прелестного филигранного brasero. Через минуту другие слуги вошли с матэ, которое почтительно подали хозяину и гостям. Тогда каждый молча начал всасывать парагвайскую траву, куря сигару. Законы ароканского гостеприимства требуют, чтобы хозяин не делал гостям никаких вопросов до тех пор, пока те сами не заблагорассудят заговорить. По окончании этой первоначальной операции, Валентин встал.
– Благодарю вас, вождь, – сказал он, – и от себя и от имени своего друга, за ваше радушное гостеприимство.
– Гостеприимство такая обязанность, которую каждый ароканец всегда рад исполнить.
– Но так как я заметил, – продолжал Валентин, – что токи приготовляется к отъезду, то я постараюсь не удерживать его долее.
– Я готов к услугам моих гостей и могу отложить мою поездку на несколько часов.
– Я благодарю вождя за его вежливость, но думаю, что чем скорее он будет свободен, тем лучше для него.
Антинапоэль поклонился.
– Один испанец поручил мне отвезти к вам письмо, вождь, – продолжал Валентин.
– А! – сказал токи странным тоном, устремив внимательный взгляд на молодого человека.
– Это письмо я буду иметь честь вручить вам, – продолжал француз.
И он хотел было вынуть из кармана бумагу, но Антинапоэль остановил его руку, говоря:
– Подождите! – потом, выслав вон служителей, он сказал. – Теперь вы можете дать мне это письмо.
Валентин подал ему письмо. Вождь взял его, внимательно рассмотрел адрес, нерешительно повертел бумагу в руках и подал ее опять молодому человеку.
– Пусть прочтет брат мой, – сказал он, – белые ученее нас, бедных индейцев... они знают все.
Валентин придал своей физиономии самое глупое выражение, какое только было для него возможно.
– Я не могу этого прочесть, – сказал он с замешательством, прекрасно разыгранным.
– Стало быть, брат мой отказывается оказать мне эту услугу? – настаивал Антинагюэль.
– Я не отказываю, вождь, но не могу исполнить вашей просьбы по очень простой причине.
– По какой?
– Я и товарищ мой французы.
– Ну так что ж?
– Мы говорим немножко по-испански, но не умеем читать на этом языке.
– А! – сказал вождь тоном сомнения.
Он сделал несколько шагов, как будто размышляя о чем-то, и прошептал про себя:
– Может быть.
Потом он обратился к французам, которые внешне оставались бесстрастны и равнодушны, и сказал:
– Пусть мои братья подождут с минуту... в моем племени есть человек, понимающий знаки, которые белые чертят на бумаге; я прикажу ему перевести это письмо.
Молодые люди поклонились. Вождь вышел.
– Зачем, – спросил тогда Луи у Валентина, – ты отказался прочесть письмо?
– Право, – отвечал Валентин, – я не сумею тебе объяснить этого; по то, что ты мне сказал о впечатлении, какое этот человек произвел на тебя, произвело и на меня некоторое действие; он не внушает мне никакого доверия, и притом я вовсе не забочусь узнать те тайны, которые впоследствии, может быть, он захотел бы отнять у меня.
– Да, ты прав; кто знает, может быть, когда-нибудь мы будем радоваться этой осторожности.
– Шш, я слышу шаги. Вождь вернулся.
– Теперь я знаю содержание письма, – сказал он, – если мои братья увидятся с тем, кто поручил им это письмо, пусть они уведомят его, что я сегодня же еду в Вальдивию.
– Мы с удовольствием исполнили бы ваше поручение, – отвечал Валентин, – но мы не знаем того, кто вручил нам это письмо, и вероятно никогда больше его не увидим.
Вождь бросил на них украдкой подозрительный взгляд и сказал:
– Хорошо! Мои братья остаются здесь?
– С величайшим удовольствием провели бы мы несколько часов в приятном обществе вождя, но время не ждет; если он нам позволит, мы немедленно простимся с ним.
– Братья мои свободны; жилище мое открыто для входа и для выхода.
Молодые люди встали.
– В какую сторону едут мои братья?
– Мы отправляемся в Кончепчьйон.
– Пусть братья мои идут с миром! Если бы они ехали в Вальдивию, я предложил бы им ехать со мной.
– Мы чрезвычайно благодарны за ваше любезное предложение, но, к несчастью, не можем им воспользоваться, потому что наш путь совершенно противоположен.
Разменявшись еще несколькими вежливыми словами, хозяин и гости вышли из хижины. Лошади французов были приведены, и в последний раз поклонившись вождю, молодые люди уехали.
Выехав из селения, Луи обратился к Валентину и сказал:
– Мы не можем терять ни минуты, если хотим приехать в Вальдивию прежде этого человека.
– Да, надо скакать во весь опор, – отвечал Валентин, – кто знает, может быть, дон Тадео с нетерпением ожидает нашего возвращения?
Они скоро возвратились к своим друзьям, индейцам, которые поджидали их, спрятавшись в лесу, и все четверо пустились вскачь по направлению к Вальдивии, не будучи в состоянии отдать себе отчета, какая причина заставляла их так торопиться.
Антинагюэль проводил гостей за несколько шагов от своего жилища; когда молодые люди с ним простились, он следовал за ними глазами так долго, как только мог их приметить; потом, когда они наконец исчезли из вида, он вернулся медленными шагами и задумчиво говоря сам себе:
«Для меня очевидно, что эти люди меня обманывали; отказ прочесть это письмо был только предлогом. С какой целью действуют они таким образом? Разве это враги? Я буду наблюдать за ними».
Между тем перед хижиной Антинагюэля воины его, готовые к отъезду, на лошадях ожидали его приказаний.
– Надо ехать, – сказал токи, – там я узнаю все... и может быть, – прибавил он голосом таким тихим, что его невозможно было расслышать, – может быть, я найду там ее? Если донна Мария не исполнит своего обещания и не выдаст ее мне, горе ей!
Антинагюэль поднял голову; перед ним стояла его мать.
– Чего хочешь ты, женщина? – сказал он. – Твое место не здесь.
– Мое место возле тебя, сын мой, – отвечала она кротким голосом, – особенно, когда ты страдаешь...
– Я страдаю? Ты с ума сошла! Ты помешалась от старости... вернись домой и, во время моего отсутствия, старательно береги все, что принадлежит мне.
– Так ты непременно хочешь уехать, сын мой?
– Я еду сейчас.
И Антинагюэль вскочил на седло.
– Куда ты едешь? – сказала мать, схватив за узду его лошадь.
– Какое тебе дело? – возразил токи, бросив на мать яростный взгляд.
– Берегись, сын мой, ты вступаешь на дурной путь; Гекубу, злой дух, овладел твоим сердцем.
– Я один судья своих поступков.
– Ты не уедешь, – возразила она, решительно став перед ним.
