Александр Дюма - Сан Феличе
— Мне хотелось повидаться с вами — вот и все.
— А была бы ты рада, если бы могла пожить еще некоторое время так, как жила до сегодняшнего дня?
— Я молила бы Бога довести меня этой дорогой до небес. Кавалер такой добрый!
— Послушай, Луиза! И все-таки ты никогда не поймешь, чего стоит этот человек.
— Не будь на свете вас, отец, я бы сказала, что не знаю никого лучше, ласковее, преданнее его! Всем известно, какой это прекрасный человек, только сам он себя не ценит, и это еще одно его достоинство.
— Луиза, уже несколько дней, вернее, с тех пор как мне остались только две мысли — о смерти и о тебе, — я думаю, что у тебя есть одна возможность прожить свой век в нашем жестоком и развратном мире, не соприкасаясь с ним. Послушай, у нас нет времени для околичностей, поэтому положа руку на сердце скажи мне: согласилась бы ты стать женою Сан Феличе?
Девушка вздрогнула и посмотрела на князя.
— Ты слышала, что я сказал?
— Слышала, отец. Но ваш вопрос так неожидан…
— Хорошо, Луиза, оставим этот разговор, — сказал князь, приняв ответ девушки за скрытый отказ. — Я старый эгоист и задал этот вопрос скорее в своих, чем в твоих интересах. Когда человек умирает, его охватывает растерянность и смятение, особенно при мысли о тех, кому еще предстоит жить. Я умер бы спокойно и был бы уверен в твоем благополучии, если бы доверил тебя человеку, обладающему таким глубоким умом, таким благородным сердцем. Оставим, однако, эту тему и позовем его… Лучано!
Луиза быстро сжала руку отца, как бы для того, чтобы помешать ему еще раз произнести имя кавалера.
Князь взглянул на нее.
— Я вам еще не ответила, отец, — сказала она.
— Так говори же! Времени у нас не много.
— Я никого не люблю, отец, — отвечала Луиза, — но даже если бы я любила кого-нибудь, желание, высказанное вами в такой момент, стало бы для меня приказом.
— Подумай хорошенько, — прошептал князь, и лицо его засветилось радостью.
— Я все сказала, отец! — добавила девушка, твердый ответ которой объяснялся, по-видимому, торжественностью минуты.
— Лучано! — крикнул князь.
Сан Феличе вошел в комнату.
— Скорее, скорее, друг мой! Она согласна, согласна!
Луиза протянула кавалеру руку.
— С чем ты согласна, Луиза? — спросил кавалер, как всегда, нежным, ласковым голосом.
— Отец говорит, что умрет счастливым, если я, друг мой, пообещаю стать вашей женой, а вы — моим мужем. За себя я дала слово.
Если Луиза не ожидала предложения подобного рода, то кавалер был подготовлен к нему еще меньше; он с изумлением взглянул на князя, потом на Луизу и растерянно воскликнул:
— Но ведь это совершенно невозможно!
Между тем взгляд, обращенный им на Луизу, ясно говорил, что если серьезные препятствия существуют, так, во всяком случае, не с его стороны.
— Невозможно? А почему? — спросил князь.
— Да ты посмотри на нас. Посмотри на нее, она стоит на пороге жизни во всем блеске юности, она не ведает любви, а еще только мечтает познать ее, — и посмотри на меня… На меня, сорокавосьмилетнего, седеющего, с головою, поникшей от научных трудов!.. Сам видишь, это немыслимо, Джузеппе.
— Она сейчас мне сказала, что только нас двоих и любит на всем свете.
— Вот так оно и есть; она любит нас одинаковой любовью. Мы с тобой дополняли друг друга: ты был ей отцом по крови, я — по воспитанию; но недалек день, когда ей станет такой любви мало. Юности нужна весна: почки распускаются в марте, цветы — в апреле, свадьбы в природе совершаются в мае; садовник, который вздумал бы нарушить порядок времен года, оказался бы не только безумцем, но и святотатцем.
— А я так надеялся! — прошептал князь.
— Видите, отец, не я, а он отказывается.
— Да, но это решение мне диктует разум, а не сердце. Разве зима откажется когда-нибудь от солнечного луча? Будь я эгоистом, я сказал бы: «Согласен!» Я унес бы тебя на руках, как в древности боги похищали нимф. Но, как тебе известно, Плутон, женившись на дочери Цереры, хоть и был богом, все же не мог подарить ей ничего другого, кроме вечной ночи, и она умерла бы от тоски и печали, если бы мать не дарила ей шесть светлых месяцев. Нет, Караманико, не помышляй больше об этом: ты думаешь составить счастье дочери и твоего друга, а на самом деле ты искалечил бы два сердца.
— Он любит меня как дочь, но не хочет, чтобы я была его женой, — сказала Луиза. — А я люблю его как отца и все-таки хотела бы, чтобы он стал моим мужем.
— Будь благословенна, дочь моя! — воскликнул князь.
— А я, Джузеппе, лишаюсь родительского благословения? Как можешь ты, — продолжал Сан Феличе, пожав плечами, — как ты, испытавший на себе все страсти, можешь до такой степени обманываться насчет великой тайны, именуемой жизнью?
— Ах, именно потому, что я испытал все страсти, — воскликнул князь, — именно потому, что вкусил от этих плодов Асфальтового озера и нашел в них только прах, я и мечтал для нее о жизни тихой, спокойной, далекой от бурь, о такой жизни, какую она вела до нынешнего дня и в какой она и полагает свое счастье! Ты ведь сказала, что до сего времени была счастлива?
— Да, отец, очень счастлива.
— Слышишь, Лучано?
— Бог мне свидетель, — сказал кавалер, обняв Луизу и целуя ее в лоб, как делал это каждое утро, — я тоже был счастлив. Бог мне свидетель также, что в день, когда Луиза покинет меня, чтобы последовать за своим супругом, я буду оставлен всем, что мне дорого в мире, всем, что привязывает меня к жизни. В тот день, друг мой, я облекусь в саван и буду ждать смерти.
— Так в чем же дело тогда? — вырвалось у князя.
— Но говорю же тебе, она полюбит какого-нибудь юного счастливца! — воскликнул Сан Феличе с такой скорбью, какая еще не звучала в его голосе. — Она полюбит, и этим избранником буду не я. Согласись, пусть она лучше влюбится, будучи девушкой и свободной, чем женщиной и стесненной. Свободная, она улетит, как улетает птичка на зов другой птички, и какое дело упорхнувшей до того, что ветка, на которой она сидела, задрожит, станет вянуть и умрет, не перенеся разлуки?
И он добавил с глубокой грустью, свойственной его поэтичной натуре:
— Если бы еще можно было надеяться, что птичка вернется на покинутую ветку, чтобы свить себе здесь гнездо!
— В таком случае, отец, я никогда не выйду замуж, ибо не хочу вас ослушаться, — сказала Луиза.
— Бесплодный отпрыск дерева, сломленного бурей, погибай же вместе с ним! — прошептал князь.
И он склонил голову на грудь. Слеза скатилась из его глаз на руку Луизы, а девушка, подняв руку, молча указала на нее кавалеру.
— Что ж, если вы оба хотите этого, я согласен, — сказал кавалер, — согласен на то, чего в одно и то же время страшусь и желаю больше всего на свете. Но при одном условии.
