Николай Дмитриев - Майор из Варшавы
Здесь было прохладно, и с наслаждением бросив вожжи, Петро откинулся на спинку сиденья. Не понимая, почему остановка, Пилюк пьяно качнулся и, уставившись на резко прочерченные по воде тени деревьев, начал возмущаться:
— Ну, чого ты тут став? Я ж говорыв, до титки идьмо, а ты що не поняв, что до коханки?
— До кубеты ще встигнешь… Я тебе щось спытати хочу, а поки… — Петро вытащил из-за спинки четверть с самогоном. — Хильнем ще по чарчыни, бачишь, як тут у холодку файно!
Покосившись на почти полную четверть, Пилюк недовольно пробурчал:
— Тю, знайшов болото, и хиба в кобеты самогону нема?
— Такого, може, й нема. — Петро поглядел бутылку на свет. — Через уголь чищена, смак…
Не дожидаясь Пилюкова согласия, Петро, взяв лежавшую в ногах торбочку, вытащил из нее пару стаканчиков и свежий селянский хлеб. Положив каравай на колени, он налил стаканы и, сунув один Пилюку, коротко хмыкнул:
— Ну, друже Кобза, будь-мо!..
Пилюк сначала недоверчиво поднес стакан к носу, но потом, не отрываясь, высосал все до капли. Довольно жмурясь, отломил краюху, зажевал самогон и лениво поинтересовался:
— Так що ты там спытаты хотив?
— А, спытаты… — Петро не спеша понюхал корочку. — Та ось ганяють нас по лисах, а навищо? Мени здається, зараз одни жиды по кущах ховаються, а чи е в тому лиси парашютисты, чи нема, то бис його знає…
— Скориш за все що нема. Там дали, де бульбаши, кажуть нибы то е, а в нас ще точно немае. Так, свои вештаються, кого не зловили…
— Та про своих я знаю… А от чого нас нимци ганяють, не пойму…
— А ты не здогадуешься? — Пилюк хмыкнул и подставил стакн. — Плесни-но ще. Самогон и вправду добрячий!
Пилюк выпил и, к удивлению Петра, охмелел как-то сразу. Похоже, за дорогу по жаре он так и не протрезвел, а тут его совсем развезло. Грузно осев на сиденьи и глядя на Петра мутноватым взглядом, с едва заметной пьяной запинкой, Пилюк сказал:
— Вийськ нимцям замало, от що… За наши спины хоронытись почалы. У них в армии резерва вже понад двисти тысяч не вистачае, так що, право слово, ци паны пыхати ще до нас на поклон прийдуть…
Едва до Петра дошел смысл сказанного, как его раздражение мгновенно улетучилось. Он нутром чуял, что Пилюк говорит правду, и ради этого стоило везти его куда угодно. Стремясь вызвать «пана референта» на еще большую откровенность, Петро с жаром воскликнул:
— А чого ж воны нас того лита за нищо малы?
— Правду кажешь, друже. Хочешь, розповим як я з тим паном Хюртгеном вперше зустрився?
Раньше Пилюк никогда об этом не упоминал и, не ожидая для себя ничего интересного, Петро пожал плечами. Тем временем Кобза понюхал стакан, пожевал губами и начал:
— Мы тоди у Радзивилловом маєтку нашу полицию формували. Шинели российськи далы, а замисть пилоток мациювки пошили. Голубеньки, з тризубом! А той нимець приехав и до тризуба пальцем тыче, що то воно? Йому старший каже, що то е герб украинський, а вин й слухать не хоче, мациювки хапає, ногами топче и кричит як скаженый: «Аллес райх! Нихт Украинише!..»
— Ногами, кажешь, топтал? — Петро разобрал вожжи.
— Ага, топтал! И я цього не забуду… И не я один!
— Ну то ставь свичку, що то тильки я тебе чув…
Встряхнув вожжами, Меланюк тронул коней, колеса хлюпнули береговой грязью, и бричка, выкатившись из прохладной тени, затряслась по пыльной, расползающейся вширь, колее. Некоторое время Пилюк молча качался на сиденьи, потом до него дошел смысл сказанного, и он, повернувшись, начал трясти Петра за рукав.
— Петре, це тильки тоби, як другу… Вич на вич…
— Як другу… — Меланюк отстранился. — Я його крыю, а вин, нема щоб ранише сказаты, а так, вид самогону языка розпустыв! Ой, дывись, Кобза, через ти пьяни балачки й сам нарвешься и мене пидведешь…
— Все, на цьому все! Слово чести… — Чуть не вывалившись из брички, Пилюк едва успел схватиться за край сиденья. — Не буду вид тебе ничого ховати. Ты мени край потрибен! Йдьмо разом, не втече твоя служба!
— Не можу, — коротко возразил Петро. — Вертатысь треба…
Опасаясь, что Пилюк опять сунется под колеса, он поехал тише. Нет, с появлением отряда Малевича «друг Кобза» мог еще пригодиться…
* * *Владиславовка, село наполовину польское, наполовину украинское, началось незаметно. Просто сначала гуще пошли хутора, а затем, с очередного взгорбка, открылся вид на центральный майдан, окруженный беспорядочной толпой соломенных крыш.
Дорога, почти до конца видимая сверху, мягким изгибом спускалась вниз, и только на самом въезде ее частично закрывал здоровенный общественный амбар, сложенный из потемневших от времени дубовых бревен.
Село это стояло на самом краю Меланюковой «территории», и он появлялся здесь изредка, наездами. Здесь не было ни крупных хозяйств, ни панской усадьбы и вообще ничего интересующего «лянддинст», так что Петро заезжал сюда просто «для порядка».
Встряхнув вожжами, Меланюк лихо съехал с взгорбка, и резко заворачивая у амбара, машинально обратил внимание, что он осел в землю, а потемневшие сворки ворот были полуоткрыты и подперты кривой жердиной.
Прикидывая про себя, кому теперь может понадобиться такая «хоромина», Петро подобрал вожжи, и вдруг из темной глубины амбара его негромко, но достаточно явственно окликнул чей-то сдавленный голос:
— Меланюк!
Петро осадил упряжку и, вытянув шею, начал подозрительно вглядываться. Поначалу он решил, что вздремнул по жаре и ему просто почудилось, но там в глубине началась возня, и чья-то неясная фигура осторожно подступила ближе к свету. Недоумевая, как в амбаре мог очутиться кто-то из знающих его людей, Петро спрыгнул с сиденья и, замотав вожжи на привинченный к стене крюк, вошел в пряно пахнущий сеном сумрак.
— Не узнаешь? Это я, Ицек…
Внутри было темновато, и Петро с трудом рассмотрел жмущуюся к стене фигуру. Конечно, от того Ицека, которого он тогда отпустил, осталось совсем мало, исхудалое лицо и драная одежонка говорили сами за себя, и, в общем, никаких вопросов можно было не задавать.
— Ты дыви, вцилив-таки… — Петро дружески усмехнулся и покачал головой. — Ну, повезло тебе, опять на меня наскочил. И давно тут ховаешься?
— Пятый день… — Ицек отделился от стены и боязливо покосился на дверь. — Помоги, а?..
— Да уж придеться… — Петро посмотрел на подпиравшую крышу гору сена. — Мабуть, десь там сидиш, у середыни?
— Ага, схованка у нас там… — Ицек кивнул.
— А ти що, хиба не один? — насторожился Петро.
— Не-а… — как-то неуверенно протянул Ицек и торопливо добавил: — Но они тебя тоже знают. Мы сверху видели, как ты ехал…
