Джеймс Купер - В Венеции
— Ну, и хитрец же ты, Осия! Положим, твоя хитрость и спасает тебя.
— Это единственная защита здесь против притеснений, синьор.
— Но к делу. Я тебе ничего не закладывал, да, кажется, ничего тебе и не должен.
— Праведный Самуил! Я не виноват, что ваше сиятельство так умеете забывать свои заклады. Но весь Реальто может подтвердить наши счеты, которые теперь уже возросли до значительной суммы…
— Ну, хорошо, хорошо! Зная мое происхождение, ты выбрал неудобное место надоедать мне.
— Я никоим образом не хочу сделать неприятность кому-либо из патрициев. И молчу… Надеясь, что со временем вы узнаете свою подпись и печать.
— Люблю тебя за осторожность, Огня. Но я тороплюсь. В чем твое настоящее дело?
Ювелир оглянулся и, приблизившись вплотную к мнимому патрицию, продолжал:
— Синьор, вашей семье грозит большая утрата. Вам известно, что Сенат неожиданно освободил вашего уважаемого отца от опеки над донной Виолеттой?
Джакопо вздрогнул; но это волнение было вполне естественно для человека, заинтересованного в крупном приданом.
— Успокойтесь, синьор, всем приходится переживать подобные разочарования в юности. И меня, вот, прислали уведомить вас, что ее хотят удалить из этого города.
— А куда хотят ее отослать? — спросил с живостью Джакопо.
— Вот это-то и неизвестно. Но ваш отец предусмотрительный человек, хорошо знакомый с правительственными тайнами… Иногда я даже думаю, не состоит ли он членом Совета Трех.
— А почему бы и нет? Он из старинной фамилии.
— Я ничего не говорю против этого Совета, синьор. И никто на Риальто не отзывается о нем плохо. Всем известно, что он занимается больше доходным ремеслом, чем обсуждением разных там правительственных мероприятий… Но все равно, к какому бы совету ваш батюшка ни принадлежал, дело в том, что нам грозит опасность.
— Я понимаю тебя. Ты боишься за деньги? Я сознаю важность твоих опасений, основанных на твоем чутье…
— И на смутных намеках вашего уважаемого батюшки.
— Разве он сказал что-нибудь положительное?
— Он говорил мне иносказательно, синьор. Но я понял, что богатую наследницу собираются выслать из Венеции. И так как я лично заинтересован в этом деле, то я не пожалел бы лучшей бирюзы из моей лавки, чтобы узнать, куда ее хотят отправить.
— Уверен ли ты, что ее отправят сегодня ночью?
— Вполне уверен.
— Ладно! В таком случае я сам позабочусь о моих и твоих интересах.
Джакопо кивнул головой ювелиру и пошел через Пьяццу. Оставшись один, Осия стоял в задумчивости, как вдруг его кто-то окликнул.
— Что тебе надо от меня? — спросил ювелир, обращаясь к маске.
— Не в службу, а в дружбу, Осия. Можешь ли ты мне дать взаймы под хорошие проценты?
— С этим вопросом лучше было бы обратиться к казначею республики. У меня, правда, есть несколько драгоценных камней, которые я с охотой продал бы какому-нибудь любителю.
— Не в том дело. Все знают, что у тебя денег куры не клюют. И другой на твоем месте не отказался бы одолжить тысячу дукатов с ручательством таким же надежным, как законы республики.
— Тот, кто приписывает мне такое богатство, издевается над моей бедностью, синьор. Если вам угодно купить аметист или рубин, то я к вашим услугам.
— Мне надо денег, старик. У меня безотлагательная нужда, и мне некогда проводить попусту время. Говори твои условия.
— Синьор, тысяча дукатов не валяются на улице. Чтобы их дать взаймы, надо раньше много потрудиться над их собиранием; а тот, кто хочет их занять, должен быть хорошо известным на Риальто.
— Ты ведь даешь взаймы знатным маскам под солидные залоги, осторожный Осия. Или твоя репутация слишком широка для твоего действительного великодушия?
— Солидный залог мне дает возможность не сомневаться, если бы даже мой заемщик был так же таинственен, как члены Совета Трех. Если хотите, придите ко мне завтра, а я пошарю у себя в сундуках.
— Не могу я откладывать. Скажи прямо: можешь ли ты мне дать взаймы? Тогда назначай сам какие хочешь проценты.
— При помощи друзей, моих соотечественников, я, пожалуй, смог бы набрать нужную сумму под залог драгоценных камней.
— Этот неопределенный ответ меня не удовлетворяет. Прощай Осия, пойду еще где-нибудь поищу.
— Ах, мне хочется вам услужить, и ради вас только я, так и быть, рискну! Один еврей, Леви из Ливорно, оставил мне на сохранение кошель как-раз с этой суммой. На подходящих условиях я им воспользуюсь и верну ему деньги потом из моих собственных средств.
— Очень тебе благодарен за это предложение, Осия, — сказал незнакомец, приподнимая маску. — Это облегчит наши переговоры. Может быть, кошель из Ливорно здесь с тобой?
Осия замер от неожиданности. Оказалось, что он сообщил какому-то незнакомцу, может быть, даже полицейскому агенту, свои соображения насчет намерений Сената в отношении донны Виолетты. Мало того, он лишился единственного довода для отказа в займе молодому кутиле Джакомо Градениго, сыну сенатора, сказав ему о кошельке из Ливорно.
— Надеюсь, что прежние отношения не помешают нашему договору, Осия? — заметил бесшабашный наследник сенатора Градениго.
— Отец Авраам! Если бы я знал, что это вы, синьор Джакомо, то мы давно бы с вами покончили.
— Да! Ты притворился бы, что у тебя нет денег, как это ты делаешь с некоторого времени.
— Нет, синьор, я никогда не отказываюсь от того, что сказал. Но дело в том, что Леви взял с меня слово, что я дам эти деньги только в руки самого надежного человека.
— Он может быть совершенно спокоен: ты сам их занимаешь, чтобы одолжить мне. Итак, вот тебе в залог драгоценности. Теперь давай цехины.
Даже и решительный тон Джакомо Градениго не подействовал бы на каменное сердце ростовщика, но когда, опомнившись от неожиданности, он начал объяснять молодому патрицию свои опасения относительно приданого донны Виолетты, к его успокоению, Джакомо Градениго объявил, что занимаемые деньги хочет употребить именно на то, чтобы перевести богатую наследницу куда-нибудь в безопасное место. Это обстоятельство сразу изменило дело. Осия нашел выгодным одолжить молодому патрицию цехины своего мнимого друга из Ливорно. Когда обе стороны пришли к соглашению, они покинули площадь, чтобы завершить сделку.
Глава XXI
Наступала ночь. Музыка раздавалась слышнее среди тишины города, и гондолы патрициев снова показались на каналах. Среди этих легких гондол, быстро скользивших по поверхности воды, виднелась одна лодка, медленно плывшая вдоль канала. Ее гребцы казались утомленными, и по сильно выцветшей окраске лодки можно было думать, что она возвращалась из далекого путешествия.
