Леонид Влодавец - Рыцарь Шато д’Ор
— Я согласился.
— А чего ж не пошел?
— Так не к кому идти! Перрье-то уж помер! — ухмыльнулся Андреас.
— Ох и хитер ты! — воскликнул Франческо. — Бьюсь об заклад, что это ты провернул, чтобы узнать, что у мерзавца на уме.
— Положим, ты прав. Но ты еще не рассказал, как узнал женщину…
— Хорошо, слушай. Когда мессир отбил гарем и убил шейха, которому он принадлежал, мы стали думать, что делать с бабами. Их было шесть штук. Старшей под сорок, младшей около пятнадцати. Все они ни чуточки не жалели своего старого мужа и обожали мессира Ульриха, которого сразу же стали называть господином и считать мужем. Но дело в том, что мессир уже дал обет не касаться женщин до того, как станет владельцем Шато-д’Ор. Он тогда говорил: «Сам дьявол прислал мне этот гарем, чтобы погубить мою душу!» А бабенки были как на подбор, причем все из разных мест: одна — из Египта, другая — из Багдада, третья — гречанка-ромейка, четвертая — еврейка, пятая — не то монголка, не то китаянка, а шестая — черная, настоящая нумидийка или эфиопка. Сперва мессир сгоряча хотел их порубать, чтобы они его не смущали. Но тут ему вышло какое-то небесное видение или спьяну что-то померещилось, только рубить их он не стал. Как раз в это время в войне случился перерыв, ни мы на них не нападали, ни они на нас. Стояли мы лагерем в городе Тире, у моря, делать было нечего, еды хватало, и все было бы хорошо, да только мессир все еще не решил, что делать с бабами. Они ни ко мне, ни к Марко не подходили, никаких мужчин не желали, только к мессиру и липли, а ему они, сам понимаешь, были только в тягость. Он и так и эдак пытался их от себя отвадить, и на волю их отпускал, и порол, и заставлял делать самую тяжкую работу, но ни одна и не подумала сбежать, даже ромейка, которая вроде бы не была мусульманкой. Потом мы узнали, что они думали, будто мессир их испытывает, крепко ли они его любят. Мы решили их продать, но город этот мы уже так здорово очистили, что хороших денег ни у кого не было. Мессир Ульрих долго ждал, когда придет караван. Люди говорили, что должен приехать один богатей, у которого водились деньги, однако караван так и не пришел, потому что его ограбили не то наши крестоносцы, не то сарацины. Наконец мессир Ульрих объявил бабам, что видеть их больше не желает и ежели они не уберутся восвояси, то он их всех зарежет. Бабы, однако же, не ушли и сказали, что он уже может начинать их резать, поскольку они все равно умрут от горя. Тогда мессир дошел до отчаяния и сказал, что если они сию же минуту не уберутся, то он зарежется сам. Бабы взвыли и потребовали, чтобы он лучше перебил их всех, но сам не резался. Они вцепились в него и повалили на землю…
В этот момент узкая тропка кончилась, и юноши выехали на залитую лунным светом обширную прогалину на вершине холма. Отсюда открывался вид на окрестные леса и холмы. Днем здесь, конечно, было бы очень красиво, но ночью все выглядело таинственно и загадочно, жутковато… Франческо осекся, увидев эту безмолвную картину. Андреас тоже взволновался и невольно перешел на шепот:
— Смотри, вон видишь огоньки! Это — Шато-д’Ор.
— Далеко… А вот там что?
— Это как раз «Нахтигаль», видишь, совсем близко, только с горы спуститься.
— А вот там? Без огней, темное, прямо под луной?
— Это замок Вальдбурга, до него миль десять, но дорога все пятьдесят напетляет.
— А то?
— Это?! Это на Тойфельсберге кто-то костер жжет, либо разбойники, либо… того хуже…
— Чего? — Франческо похолодел.
— Нечистая сила… — суеверно озираясь по сторонам и осеняя себя крестом, ответил Андреас.
— Поехали скорее! — пытаясь приободриться, поторопил приятеля Франческо, трогая повод. Меринок его всхрапнул и пошел быстрее. Андреас, пользуясь тем, что можно было ехать рядом, поехал с ним стремя в стремя.
— Ну ладно! Бог с ним, с Тойфельсбергом… Давай лучше рассказывай дальше. Пока ты рассказывал, я ничего не боялся!
— Нечего меня заводить было, а то заладил: «А слабо, а слабо?» Меня на гору затащил, да сам же и трусишь… Ну ладно…
Но тут над поляной, сотрясая обступивший ее лес и даже, как почудилось юношам, все окрестные холмы, да и всю землю, послышался громовой, нечеловеческой силы голос:
— Кто нарушил мой поко-о-ой?!
— А-а-а! — заорал Франческо во всю глотку и что было силы вытянул плеткой несчастного меринка. Юноши галопом помчались через поляну, влетели в узкую просеку и, не разбирая дороги и не замечая хлещущих их веток, поскакали туда, куда несли их обезумевшие кони…
А вслед им плыл издевательский хохот, разносившийся по холмам раскатистым эхом…
— Вот так ребята! — бросая наземь жестяной рупор, усмехнулся Петер Конрад, обращаясь к своим молодцам. — Людей не боятся, а чертей опасаются! Не разбились бы только, перепугавшись-то… Ну да Бог милостив, не убьются, зато будут помнить, что с Петером повежливее надо, повежливее…
— Ты прямо как знал, что они тут проедут, — сказал кто-то из разбойников.
— Случайно вышло. Я думал, кто-нибудь нас ловить приехал, вот и решил пугнуть…
— Нас-то напугал больше ихнего, третий месяц с этой железиной бродишь, орешь ночами…
— Ну ладно, пошли спать… — зевнул Конрад и направился к краю поляны, где находилась разбойничья землянка.
ОТ «НАХТИГАЛЯ» ДО ВИЗЕНФУРТА
Все события, описанные в предыдущей главе, произошли до того момента, когда Марко приступил к своим занятиям с гулящей девкой на рыцарском столе постоялого двора «Нахтигаль». Он занялся этим довольно опасным с точки зрения гигиены и венерологии делом как раз в тот момент, когда Петер Конрад, позевывая, ушел спать, довольный тем, что все-таки напугал шато-д’оровских ребят, которые поставили под сомнение его авторитет в разбойничьей шайке. Он был, в общем-то, добрый малый, только, как верно заметил Андреас, великий лодырь. Он и мстил-то так, чтобы не прилагать особых усилий.
Однако пришло время вернуться на постоялый двор, где на рыцарском столе лежала, раздвинув ноги, голая девка, которую своим изумительным органом обрабатывал Марко. За его спиной, на лавке, рядком сидели господа рыцари, рассуждавшие о достоинствах Марко с эрудицией знатоков. Ульрих, как мы помним, маленькими глотками прихлебывал вино и ждал возвращения оруженосцев.
— У! У! У! — гулко пыхтел Марко, мощно и размеренно работая корпусом.
— Их! Их! И-их! — повизгивала девка.
— Тряк! Тряк! Тряк! — мерзко поскрипывал дубовый стол.
— Да… — тоскливо протянул Хлодвиг фон Альтенбрюкке, ощупывая что-то у себя в штанах, — этому молодцу нужно подобрать хорошую кобылицу…
