Юрий Шестера - Бизерта
В кабинете повисла тишина.
— И есть ли, Александр Михайлович, какие-либо подвижки в этом направлении? — нарушив ее, заинтересованно спросил Андрей Петрович.
Тот улыбнулся, видя неподдельный интерес контр-адмирала.
— Небольшие, конечно, но есть. Особенно заметны они в отношениях с французскими учебными заведениями, в частности с Сорбонной, а также с университетом и другими высшими учебными заведениями Чехии.
— В связи с этим у нас к вам, Александр Михайлович, есть просьба личного характера.
— Слушаю вас, — директор выжидающе посмотрел на Андрея Петровича.
Тот же, открыто глянув в его глаза, произнес:
— Если вдруг, я подчеркиваю — вдруг, представится возможность направить для продолжения дальнейшего образования выпускников вашего корпуса во Францию, то мы убедительно просим вас включить в их число и Павла Чуркина. При условии, конечно, того, что этот кадет будет удовлетворять соответствующим требованиям по успеваемости, — уточнил он.
— Поближе, так сказать, к дяде? — понимающе, с хитринкой в глазах, улыбнулся вице-адмирал.
— Не только, Александр Михайлович. Дело в том, что наш отец, Петр Михайлович Чуркин, обосновался со своей семьей в Париже, и у моего племянника в этом случае не будет проблем с проживанием там. Кроме того, как сдается мне, — горько усмехнулся он, — и Степан Петрович со временем может со своей семьей тоже оказаться там же.
«Молодцы Чуркины! Дружная семья… — без тени зависти подумал Герасимов. — А как же иначе — старинная флотская династия!». А вслух уважительно заметил:
— Ваш отец — известный человек на флоте! Но не это главное в решении вашей просьбы, господа, — подчеркнул он. — Главное — интересы воспитанника корпуса Павла Чуркина. А он, как мне известно, — способный молодой человек с, соответственно, хорошей успеваемостью по всем дисциплинам. — Братья многозначительно переглянулись. — Поэтому он будет иметь вполне достаточные шансы для успешного поступления в любое европейское высшее учебное заведение, в том числе и в Сорбонну. Исходя из этого, я со спокойной совестью могу заверить вас, господа, что при соответствующих условиях, о которых вы, Андрей Петрович, уже упоминали, выполню вашу просьбу.
— Большое спасибо, Александр Михайлович! — с видимым облегчением поблагодарил тот.
— Не за что, Андрей Петрович. Я, честно говоря, буду очень рад, когда любой из моих воспитанников найдет свое достойное место в столь непредсказуемом будущем.
— Вам, Александр Михайлович, воздастся должное за вашу заботу о нашем подрастающем поколении! — проникновенно сказал контр-адмирал, пожимая руку вице-адмиралу.
— Дай Бог, чтобы и у всех моих воспитанников сложилась достойная судьба…
Директор Морского корпуса снял пенсне и протер его стекла. И было видно, как подрагивали пальцы его руки.
— А теперь вы, господа, как я понимаю, хотели бы встретиться с кадетом Чуркиным?
— Вы правы, Александр Михайлович, но только ненадолго, — предупредил Андрей Петрович.
— Что так? — удивленно спросил тот.
— Объективные причины, Александр Михайлович, — несколько смущенно ответил старший брат и пояснил: — Дело в том, что мы приехали сюда, в форт, на извозчике, который согласился некоторое время подождать нас у входа. Ведь будет, как мне кажется, не очень здорово, если контр-адмирал и капитан первого ранга будут возвращаться в город пешком по пыльной дороге.
Вице-адмирал улыбнулся:
— Выходит, что вас, господа, интересовала не столько встреча с юным кадетом, сколько со мной, директором Морского корпуса?
— Вы очень проницательны, Александр Михайлович! — рассмеялся Андрей Петрович.
— А я, признаться, надеялся пригласить вас отобедать к себе домой, в Сфаят, дабы порадовать Глафиру Яковлевну, мою супругу, знакомством и беседой со столь интересными людьми.
Андрей Петрович смущенно развел руками.
Директор нажал кнопку звонка, и в дверях появился офицер, видимо, его адъютант.
— Позовите ко мне кадета Чуркина! — приказал вице-адмирал. — И даже в том случае, если тот сейчас находится на занятиях, — уточнил он, мельком глянув на часы.
* * *Степан Петрович без стука прямо-таки ворвался в комнату флигеля, снимаемого братом.
— Слава Богу, что ты здесь! — воскликнул он.
— Что случилось, Степа?! — с тревогой спросил Андрей Петрович, видя его возбуждение.
— Кронштадт восстал! — выпалил тот, передавая ему газету.
Андрей Петрович быстро пробежал сообщение агентства «Франс Пресс» на первой странице с заголовком, набранным крупным шрифтом. Затем со злорадной усмешкой посмотрел на брата:
— Опомнились матросики, «верные рыцари революции», когда им хвосты прищемили. «Мир — хижинам, война — дворцам!», «Грабь награбленное!» — провозглашали большевики, возбуждая и используя в своих интересах низменные инстинкты оголтелой толпы. И те и грабили, и убивали так называемых господ, а в первую очередь офицеров, чему я был свидетелем, — тяжко вздохнул он, вновь переживая страшное минувшее. — А когда те же большевички по пресловутой продразверстке стали своими продотрядами подчистую выгребать так называемые «излишки» урожая, выращенного их отцами и братьями, а попросту говоря, грабить крестьян, они вдруг как-то сразу прозрели!
Он встал и заходил по комнате.
— Но ведь это же далеко не игрушки, Андрюша! — с нескрываемой радостью в голосе воскликнул Степан Петрович. — Ведь сам Кронштадт, главная база Балтийского флота, поднялся против большевиков!
— Это, конечно, так, Степа. Это, без сомнения, удар под дых большевикам. Однако их Красная армия окрепла за время Гражданской войны. Тем не менее, как мне представляется, большевикам будет очень даже опасно бросать против Кронштадта красные войска, которые могут быть разагитированы матросами и перейти на сторону восставших. Вот тогда большевикам точно придет конец. То же самое может случиться и в случае использования ими отрядов вооруженных питерских рабочих.
— Следовательно, над большевиками нависла серьезная опасность! — возликовал Степан Петрович.
— Без сомнения, — согласился Андрей Петрович. — Но при этом надо иметь в виду изворотливость большевиков, сумевших разгромить хорошо вооруженные и обученные армии Деникина, Колчака и Юденича, наступавшие со всех сторон на Москву, куда те предусмотрительно перенесли столицу. А ведь ты помнишь, Степа, как мы, изгнанники своего Отечества, рассчитывали на их успех?! Поэтому ни в коем случае нельзя недооценивать возможности большевиков. Ведь нас же с тобой учили в Морском корпусе, к чему может привести недооценка противника. Да что там далеко ходить, когда мы с тобой сами были свидетелями того, к чему привели шапкозакидательские настроения, царившие в России в начале Русско-японской войны.
