Михаил Попов - Темные воды Тибра
Марк Карма сделал вид, что обиделся, и слегка отстал.
Глава вторая
Марий
88 г. до Р. Х.,
666 г. от основания Рима
Великий полководец никак не мог понять, в какой момент его обманули, и это приводило его в состояние тихой, смертельно опасной для окружающих ярости.
Слуги прятались в самых отдаленных уголках дома, а те, кто должен был время от времени приближаться к нему, шли словно на смерть.
Старик сидел у бассейна и толстой тибрской камышиной дразнил вьющихся в его зеленоватой воде мурен. Бассейн с этими опасными, но чрезвычайно вкусными тварями был непременной принадлежностью каждого по-настоящему богатого дома. Сейчас спаситель отечества не рассматривал их как будущую еду или престижное украшение своего дворца, они занимали его внимание своей схожестью с его собственными мыслями. Зубастые, извивающиеся, хищные, черные…
Старик их подкармливал. Насаживал на кончик заостренной камышины кусочек тухлятины из стоявшей рядом серебряной вазы и опускал в воду, возбуждая в ней жуткий пенный хоровод.
Итак, надо все же докопаться до того момента, с которого он стал выглядеть в глазах голубоглазого авантюриста как легковерный, выживший из ума старик.
Когда отпустил из Рима в Нолу?
А как мог не отпустить? Армия бы взбунтовалась, и вместо того чтобы ею воспользоваться для войны с Митридатом, пришлось бы набирать другую для ее усмирения.
Когда разрешил Сулле укрыться у себя в доме?
Но если бы он этого не сделал, его бы зарезали на улицах, а легионы под Нолой обвинили бы в этом Сульпиция, а равным образом и его, Гая Мария.
Когда поверил этому сухощавому, похожему на уличного фокусника рабу?
Нет, нет, нет! Все это не то, причина не в том. Возможно, ошибка была совершена еще семнадцать лет назад, когда он позволил Сулле пленить Югурту. Нужно было Югурте позволить пленить Суллу? И зарезать где-нибудь в подвале мавританского города.
С нумидийцем все равно было бы покончено, не в том году, так в следующем.
Тихо доложили, что прибыл народный трибун Сульпиций Руф.
Марий усмехнулся. Честно говоря, он презирал этого горлодера с миллионами сестерциев в кармане и был уверен, что «народный» избранник испытывает к нему ничуть не более ласковые чувства.
В обширной тоге с пурпурной каймою – что народным трибунам не полагалось – Сульпиций, тяжело ступая громадными сандалиями по хрустящему песку, приближался к бассейну, у которого сидел полководец.
Они поздоровались без церемоний и без взаимного проявления симпатий.
Гостю тут же принесли стул, он тяжело в него погрузился. Вытер пот со лба и некоторое время с любопытством наблюдал за рыбьей возней в глубине бассейна.
– Сведения подтвердились? – спросил Марий только для того, чтобы начать разговор. Вчера ночью пришло известие, что два трибуна, посланные для того, чтобы представлять сенат при отречении Луция Корнелия Суллы от командования кампанской армией, убиты.
Оставалось узнать, как именно это было сделано.
– Побиты камнями.
Марий сердито бросил муренам большой кусок тухлого мяса. Это был самый худший вариант; если бы их зарезали по приказу Суллы, еще можно было бы на что-то надеяться. Но поскольку трибуны пали жертвою неуправляемого солдатского гнева, значит, против сената выступили не только полководец, но и армия.
– Он присутствовал при этом?
Сульпиций усмехнулся, по его громадному, оплывшему телу пробежала судорога сильного раздражения. На угловатых щеках зажегся мстительный румянец.
– Конечно, эта тварь любит публичные представления.
Помолчали, словно прислушиваясь к плеску воды в бассейне.
Сульпиций сообщил:
– Постановление сената об объявлении его вне закона уже готово. Голосование можно провести сегодня, можно завтра.
Это настолько само собою разумелось, что Марий не счел нужным отвечать.
– Любопытно было бы знать, что он собирается делать дальше, – осторожно продолжил народный трибун. Сам он и многие из его окружения придерживались того мнения, что большого зла в том, что Сулла, скажем, отправится из Нолы в Азию, нет. Если будет угодно богам, то без подкрепления из метрополии он благополучно сложит там голову, несмотря на все свои воинские доблести.
Можно сказать больше, в глубине души Сульпиций был даже рад, что кампанская армия не досталась этому стареющему интригану, возившемуся сейчас с муренами. Его трудно было бы удержать на вторых политических ролях, возьми он такую силу в свои руки. А так, сидя без войска у своего бассейна, он дает ему, Сульпицию, все, что от него требуется, – имя. Марий – это пока что еще имя.
О чем-то подобном полководец догадывался, и чем отчетливее были его догадки, тем сильнее он ненавидел политиканов и демагогов, с которыми приходилось общаться. Марий уже понял, что на их поле боя, их оружием он не сумеет победить. Поэтому он и хотел получить в руки те инструменты, которыми всегда пользовался хорошо и до сих пор пользоваться не разучился.
У него был свой план – он хотел выманить Суллу из Нолы, заставить его сделать несколько необдуманных, противозаконных поступков, чтобы сенат и народ позволили ему, Марию, собрать армию для усмирения распоясавшегося негодяя.
Идя по лезвию бритвы, да к тому же еще и извилистому лезвию, Сульпиций вывел разговор еще к одной щекотливой теме.
– Ведь у тебя в руках находится…
– У меня в руках не только жена, но и дочь.
– И я слышал, что ты хочешь отдать их в солдатский лупанарий, это правда?
Марий исподлобья покосился на осторожного говоруна.
– А ты бы не хотел, чтобы жена и дочь этого ублюдка развлекли какую-нибудь манипулу твоего войска. Не хотел бы поглядеть, как они будут стонать и корчиться от стыда и…
Сульпиций замахал огромными рыхлыми руками:
– Хотел бы, конечно, хотел бы. Слаще зрелища нет. Но прошу тебя об одном…
Марий пнул ногой вазу с тухлым мясом, и она полетела в воду.
– Не проси меня. Да, я знаю, что Цецилия – дочь верховного жреца Метелла и подобное надругательство над ней произведет нежелательный эффект.
– Да, да, – заторопился подтвердить Сульпиций. – О нас уже твердят всякие гадости, появились памфлеты и оскорбительные куплеты.
Сдерживая старческое кряхтение, Марий поднялся, то же пришлось сделать и народному трибуну как уступающему годами. – Я не отдам жену и дочь Суллы в солдатский лупанарий. – Сульпиций откровенно заулыбался, собрался было что-то сказать по этому поводу, но Марий не дал ему открыть рта. – Да, не отдам, но не по тем соображениям, которые привел ты. Сулла – не тот человек, что выходит из себя, когда издеваются над его женщинами.
