Ирина Измайлова - Троя. Герои Троянской войны
— Хвала богам!
К чему был этот разговор? Отчего они шептались, а не говорили вслух? И все ли слова он понял правильно?
— А где Хауфра? — уже громче спросил Сети у женщины.
— Просил его не ждать: у него день будет занят до заката. А потому и я не стану с вами обедать — у вас ведь не принято, чтобы женщина садилась за стол с мужчинами, если с нею нет ее мужа.
Она бегом взбежала по лестнице и исчезла в доме, а Сети, догнав Гектора, дружески подхватил его под руку.
— Не сочти за дерзость… Вот сюда. Обед я заказал на сегодня добрый: я верил, что твои переговоры с фараоном будут успешны, и ты станешь моим гостем, а не пленником подземной тюрьмы в храме Птаха. Слышишь, как вкусно пахнет? Думаю, это — тушеная рыба с соусом из слив и винограда, мясо белой антилопы[16], зажаренное на вертеле, голуби с соком лимона, сваренные в масле бобы и вареные зерна граната. Не знаю, успели ли повара испечь нам журавля, но, в конце концов, можно съесть его и завтра. Главное, чтобы было вдоволь вина, но, видишь — Альда уже позаботилась. Поразительная женщина! Сюда, сюда! Ага! Что я говорил? Стол просто ломится!
При всем своем волнении и тревоге Гектор, как всякий молодой и здоровый мужчина, не устоял перед этим перечислением яств, а главное, перед сокрушительным ароматом, хлынувшим им навстречу из просторной комнаты, куда они входили. В комнате царил полусумрак: ставни были закрыты, чтобы спасти помещение от жары, но по углам полыхали светильники, бросая светлые блики на уставленный посудой стол. Рабы внесли воду для омовения.
— Садись же и окажи честь моему гостеприимству! — воскликнул Сети, просто соблюдая приличия: они оба уже были за столом, и вскоре изобилие на нем изрядно оскудело. Особенно досталось кувшинам с тонким фиванским вином[17].
Это вино, очень ароматное и нежное, казалось на вкус не особенно крепким, но через некоторое время било в голову почти как хлебное вино амазонок. К тому же Гектор, голодавший двое суток, боялся есть слишком много, а силы его еще далеко не восстановились, и вскоре герой понял, что коварный напиток берет над ним верх.
— Ты простишь меня, Сети, если я уйду из-за стола и попрошу позволения лечь? — спросил он, с неудовольствием замечая, что его язык слегка заплетается.
— Лучше ничего и не придумаешь! — вскричал Сети, тоже начавший хмелеть. — Мудр тот, кто ложится перед закатом и встает перед рассветом, как говорит одна из наших пословиц. Правда, я терпеть не могу ни того, ни другого, но вино умудрило и меня!
Глава 4
Гектор проснулся от очень странного звука. Точнее, не странного, а как будто незнакомого, но при этом что-то больно и остро напомнившего. Что это был за звук, он во сне даже не понял. То ли кто-то тихо-тихо заплакал и тут же умолк, то ли мяукнул котенок — не жалобно, но ласково, то ли кто-то кого-то позвал на непонятном языке.
Троянец вздрогнул, открыл глаза, осмотрелся.
Большая, с высоким потолком комната, в которой он находился, была обставлена просто и неброско: широкая кровать, два кресла из ароматного эфиопского сандала, высокий ларь с несколькими дверцами, разрисованный цветами лотоса, столик, на котором стояла ваза с цветами, и другой — с изящным кувшином и бокалом для питья. Две ниши, одна против другой: в той, что была позади постели — фигурка Изиды с младенцем Гором[18]в руке, в другой, завешенной полупрозрачной тканью — круглая ванна из темного камня. По бокам этой ниши стояли два светильника, сделанные в виде фигур бога Анубиса[19]. Вечером, накануне, они горели, это герой ясно вспомнил, но сейчас огонь в них угас. Комнату ярко освещала почти полная луна, висящая в серебряном небе за распахнутым окном. Кисейная занавеска, казалось, тоже светилась, впитывая лунный свет.
Гектор встал и, подхватив с кресла набедренную повязку, небрежно обвязал ее вокруг талии.
Ночь была тиха и тожественна. Даже цикады лишь изредка подавали голос, заколдованные луной.
И тут таинственный звук повторился. Снова кто-то пискнул, затем негромко и ласково заворковал. Это было совсем близко, где-то в соседнем помещении или сразу за ним.
Троянец приоткрыл дверь — за нею никого не было. Смежный с его комнатой покой был длинный, скорее коридор, нежели комната, с тремя окнами во внешней стене. Ставни на них были закрыты, лунный свет сочился сквозь прямоугольные прорези каждого ставня и сквозь щели.
Тихое воркование послышалось громче. Движимый необъяснимым любопытством и полуосознанной тревогой, Гектор прошел по коридору, толкнул дверь и почти сразу понял, что, вероятно, совершил ошибку: он знал, что у египтян приняты отдельные женские покои, и что появление в них постороннего мужчины может быть расценено хозяином как оскорбление.
Между тем он оказался, судя по всему, именно на женской половине дома: уютная, обтянутая кисейными занавесями, обставленная светлой изящной мебелью комната, пара женских платьев, висящих на крючках, браслеты, лежащие на отделанном слоновой костью столике, явно слишком узкие для мужской руки, — все говорило о том, что живет здесь именно женщина — возможно, это были покои Альды, а быть может, у Сети была наложница, о которой он предпочел умолчать…
Гектор огляделся. Сперва ему показалось, что в комнате никого нет. Но тут же он увидел в неглубокой нише невысокую скамью, и на ней — продолговатый предмет, невероятно знакомый, ибо почти у всех народов он выглядит почти одинаково… Это была детская колыбель! И конечно, именно из нее доносилось нежное щебетание, которое сразу привлекло внимание героя.
Понимая, что совершает глупость за глупостью, Гектор подошел и наклонился над колыбелькой. Столик, на котором та стояла, был сделан в виде качалки, и даже от слабых движений младенца она подрагивала и слегка колебалась из стороны в сторону. В колыбели, выпроставшись из тонких светлых пеленок, весело барахтался пухлый карапуз. Он был крупным, и в первый момент Гектору показалось, что ребенку около года. Но пропорции крепкого тельца, почти целиком открытого, форма головки, покрытой мягкими черными завитками, легкими, как пух, полуосознанные гримаски чудесного, похожего на персик личика, бессвязное гуканье, — все говорило о том, что это совсем крошечный малыш — не старше трех-четырех месяцев. Просто он был очень большой.
— Здравствуй! — прошептал троянец и улыбнулся. — Ты кто?
— А! — сказал мальчик и улыбнулся в ответ, осветив этой улыбкой всю комнату.
Тут легкий ветер шире распахнул полупритворенный ставень, полоса лунного света упала на колыбель, и герой увидел, что глаза малыша, казавшиеся вначале черными, сияют золотыми ласковыми искрами.
