Александр Дюма - Джузеппе Бальзамо (Записки врача)
— Нет, сударь, вы ошибаетесь, я вовсе не собираюсь жениться.
— Вот как? — удивился граф. — Что же ты собираешься делать?.. Что с тобой случилось?
— Случилось так, что меня выставили за дверь, — отвечал Жильбер.
Граф повернулся к нему лицом.
— Должно быть, ты не так взялся за дело, дорогой мой.
— Да нет, сударь, во всяком случае, я этого не думаю.
— Кто же тебя выставил?
— Мадемуазель.
— Это естественно. Отчего ты не поговорил с отцом?
— Судьба была ко мне неблагосклонна.
— Так ты фаталист?
— У меня нет средства обрести веру.
Граф нахмурился и с любопытством взглянул на Жильбера.
— Не говори о вещах, в которых ты не разбираешься. У взрослых людей это бывает от глупости, у юнцов — от заносчивости. Тебе позволительно быть гордым, но глупым — нет. Скажи ты, что не в твоей власти быть дураком, — это я способен понять. Итак, подведем итоги: что ты сделал?
— Было так. Я уподобился поэтам и размечтался, вместо того чтобы действовать. Мне захотелось прогуляться по тем же дорожкам, где я когда-то с наслаждением мечтал о любви… И вдруг действительность предстала передо мною, когда я был к этому не готов: действительность убила меня на месте.
— Не так уж плохо, Жильбер. Человек в твоем положении напоминает дозорного на войне. Такие люди должны быть всегда настороже: в правой руке — мушкет, в левой — потайной фонарь.
— Одним словом, сударь, я потерпел неудачу. Мадемуазель Андре назвала меня подлецом, негодяем и сказала, что прикажет меня убить.
— Ну хорошо! А как же ребенок?
— Она сказала, что ребенок — ее, а не мой.
— Что было дальше?
— Я удалился.
— Эх!..
Жильбер поднял голову.
— А что бы сделали на моем месте вы?
— Не знаю. Скажи мне, что ты намерен делать дальше?
— Наказать ее за свое унижение.
— Это только слова.
— Нет, ваше сиятельство, это не просто слова, я принял твердое решение.
— Однако… ты, возможно, выболтал свою тайну, отдал деньги?
— Моя тайна осталась при мне, и я никому не намерен ее открывать. А деньги — ваши, я их возвращаю.
Жильбер расстегнул куртку и достал из кармана тридцать банковских билетов; раскладывая их на столе перед Бальзамо, он внимательно пересчитал деньги.
Граф взял их и сложил, продолжая следить глазами за Жильбером, на лице которого не отразилось ни малейшего волнения.
«Он честен, не жаден… Он не лишен ума и решимости: настоящий мужчина», — подумал граф.
— А теперь, господин граф, — проговорил Жильбер, — я должен дать вам отчет о двух луидорах, которые вы мне дали.
— Это лишнее, — возразил Бальзамо. — Вернуть сто тысяч экю — благородно, возвращать сорок восемь ливров — мальчишество.
— Я не собирался их вам возвращать, я хотел только рассказать, на что я их потратил, и вы убедитесь, что мне нужна еще некоторая сумма.
— Это другое дело. Так ты просишь?..
— Я прошу…
— Зачем?
— Чтобы сделать то, о чем вы только что заметили: «Это только слова».
— Будь по-твоему. Ты собираешься отомстить за себя?
— Да. Надеюсь, это будет благородная месть.
— Не сомневаюсь. Но ведь и жестокая?
— Да.
— Сколько тебе нужно?
— Двадцать тысяч ливров.
— Ты не тронешь эту молодую женщину? — спросил Бальзамо, полагая, что остановит Жильбера своим вопросом.
— Не трону.
— И ее брата?
— Нет. И отца не трону.
— Ты не станешь на нее клеветать?
— Я никогда не раскрою рта, чтобы произнести ее имя.
— Понимаю. Однако, это одно и то же: прирезать женщину или убить ее постоянными бравадами… Итак, ты хочешь погубить ее, беспрестанно показываясь неподалеку от нее, преследуя ее оскорбительными ухмылками и полными ненависти взглядами.
— Я далек от того, о чем вы говорите. Я хочу вас попросить на тот случай, если у меня появится желание покинуть Францию, дать мне возможность бесплатно переплыть море.
Бальзамо вскрикнул от удивления.
— Ну, метр Жильбер, — произнес Бальзамо пронзительным и в то же время ласковым голосом, в котором, между тем, не угадывалось ни боли, ни радости, — мне кажется, вы непоследовательны, а ваша незаинтересованность — показная. Вы просите у меня двадцать тысяч ливров и ни одной тысячи из них не берете на то, чтобы нанять судно?
— Не могу, сударь; у меня на это две причины.
— Какие же?
— Первая заключается в том, что у меня не останется ни денье к тому времени, как я соберусь к отплытию, потому что — попрошу это заметить, господин граф, — деньги мне нужны не для себя. Я прошу их для исправления той ошибки, которую я совершил не без вашей помощи…
— Ты очень упорен! — поджав губы, заметил Бальзамо.
— Этому есть причина… Итак, я прошу у вас денег на то, чтобы, как я уже сказал, исправить ошибку, а не затем, чтобы прожить их в свое удовольствие. Ни одно су из этих двадцати тысяч ливров не ляжет в мой карман. Они предназначены для других целей.
— Для твоего ребенка, как я понимаю…
— Да, сударь, для моего ребенка, — не без гордости отвечал Жильбер.
— А как же ты?
— Я? Я сильный, свободный, умный. Я всегда сумею прожить, я хочу жить!
— Ты будешь жить! Бог никогда еще не наделял столь сильной волей тех, кому суждено преждевременно уйти из жизни. Господь позаботился о том, чтобы потеплее укрыть растения, которым предстоит пережить долгую зиму. Точно так же он одевает в стальную броню сердца тех, кому предстоят суровые испытания. Однако, мне кажется, ты упомянул о двух причинах, по которым не можешь отложить тысячу ливров. Итак, во-первых — порядочность.
— А во-вторых — осторожность. В тот день, когда я покину Францию, мне, возможно, придется скрываться… Если мне нужно будет идти в гавань на поиски капитана, потом — передавать ему деньги — я предполагаю, что именно так это обычно делается, — то я сам отдамся в руки тех, кто разыскивает меня.
— Ты полагаешь, я сумею помочь тебе скрыться?
— Я знаю, что вы это можете.
— Кто тебе это сказал?
— В вашем распоряжении слишком много сверхъестественных сил. Было бы странно, если бы вы не располагали целым арсеналом средств обыкновенных. Колдун может быть уверен в себе, только когда у него есть в запасе спасительный выход.
— Жильбер! — заговорил вдруг Бальзамо, протягивая руку к юноше. — Ты отважен, добро и зло переплетены в тебе, как это бывает обычно у женщин; ты тверд, честен не напоказ; я сделаю из тебя великого человека. Оставайся здесь: этот особняк — надежное пристанище. Через несколько месяцев я собираюсь покинуть Европу и возьму тебя с собой.
