Владимир Зазубрин - Алтайская баллада (сборник)
За поселком горы синели, как граненые ларцы, полные сокровищ. Цветные металлы и самоцветные камни праздно лежали в земле.
Мистер Фрайс зашел в кабинет к своему управляющему. Он ждал ванну. У него было пятнадцать минут свободного времени. Англичанин сел в мягкое кожаное кресло, оглядел просторную, хорошо обставленную комнату.
– Россия – страна невероятных контрастов. Однажды до революции, в гостях у помещика я почувствовал себя как в Европе. Обстановка, стол, язык и манеры хозяев были безупречны. Мне подали вечером автомобиль, чтобы отвезти меня до ближайшей станции железной дороги. На первой миле машина застряла в грязи. Мне пришлось воспользоваться услугами случайного крестьянина с телегой. Я ехал в ужасной колымаге, задрав самым нелепым образом к подбородку колени. Бородатый, вонючий мужик ни слова не понимал по-английски. Он зверски ворочал белками глаз и бессмысленно скалил зубы в ответ на мои мольбы ехать тише. У меня не было уверенности, что мой кишечник останется целым после нечеловеческого испытания на глубоких выбоинах дороги. В деревнях, которые мы проезжали, я видел отвратительное невежество, нищету и драки пьяных дикарей.
Мистер Фрайс маленькой гильотинкой обрезал сигару, закурил.
– Я не могу спокойно спать в этой стране.
Англичанин вытянул ноги, попробовал носком ботинка мягкость медвежьей шкуры.
– Мы постараемся приручить русского медведя. Мы думаем, что большевики вынуждены будут встать на путь цивилизованных народов, или они…
Мистер Фрайс не договорил до конца. Он играл кольцами дыма.
– Человечество вступило на путь разумного сотрудничества на основе справедливых договоров…
Горничная в белом чепце и переднике доложила, что ванна готова. Мистер Фрайс прекратил разговор.
* * *На совещании уполномоченных по хлебозаготовкам одним из первых слово получил Безуглый.
– Товарищи, мне кажется, что нам тут нечего разговаривать о том, для чего нужны хлебозаготовки. Грамотный коммунист не нуждается в разжевывании вопроса, давно решенного всей партией. Нам сегодня необходимо поговорить главным образом о методах, которыми мы должны производить заготовку зерна.
Безуглый не любил во время своих выступлений глядеть в пол или прятать глаза в листках конспекта. Он неторопливо посмотрел на каждого участника совещания. Среди уполномоченных было много безусых людей в защитных юнгштормовках. Коммунисту понравились серьезные лица комсомольцев. Ему захотелось говорить в первую очередь для них.
– Деревня, как вам известно, не может состоять из одних только кулаков, поэтому методы голого административного воздействия допустимы по отношению к очень ограниченной прослойке хлебосдатчиков, в первую очередь, конечно, к злостным неплательщикам. Некоторые из нас, к сожалению, забывают, что среди крестьян есть наши союзники и друзья – середняки, бедняки, батраки. Вот почему в хлебозаготовках мы должны главное внимание уделить массовой разъяснительной работе. Если нам удастся убедить середняка, что ему в конечном счете выгоднее сдача зерна государству, чем продажа его на рынке, то успех хлебозаготовок обеспечен.
Безуглый разобрал не только методы работы. Он говорил о хранении хлеба и о современной вывозке его к пароходным пристаням. Руководитель совещания – член областного комитета партии – после него ничего не смог сказать нового. Ему пришлось повторить мысли Безуглого. Уполномоченные по другим сельсоветам деловито рассказали об ошибках и удачах в прошлую хлебозаготовительную кампанию. Особенное возмущение у всех вызвали местные руководители речного транспорта, не сумевшие наладить погрузку и вывоз зерна. Некоторые вспомнили разверстку двадцатого года как образец неувязки планов. Все указывали на несоответствие в то время заготовок с возможностями перевозок и хранения продуктов.
Безуглого радовала суровая правдивость высказывания коммунистов. Он всегда был сторонником самой строгой самокритики.
Безуглый знал огромное значение хлебозаготовок. Они были первым звеном планового товарообмена между городом и деревней. Они должны были подчинить интересам страны стихию хищной личной наживы. Он поэтому решительно не согласился с предложением председателя прекратить прения. Совещание кончилось на другой день к вечеру.
* * *Управляющий рудником Замбржицкий до революции жил в Петербурге. В Лондоне он только кончил университет. Замбржицкий принадлежал к российской социал-демократической партии меньшевиков, сидел в «Крестах» и отбыл три года административной ссылки в Туруханском крае. Из России бежал в сентябре семнадцатого года.
Замбржицкому надо было увидеться с Безуглым. Управляющий беспокоился за судьбу своих закупок хлеба в Белых Ключах. Они встретились у дверей райисполкома, куда Безуглый зашел после совещания. Замбржицкий пригласил коммуниста в контору концессии. Деловой разговор иссяк быстро и благополучно.
Замбржицкий предложил Безуглому перейти к нему в кабинет. Горничная подала кофе, фрукты, сигары.
– Вы помните, Иван Федорович, анекдот о большевике и меньшевике, которых жандарм вел вешать и которые спорили так, что забыли убежать в то время, когда палач уснул по дороге к виселице? Жандарм спросонок даже веревки перепутал и повесил меньшевика на большую, а большевика – на маленькую.
Безуглый засмеялся и ответил вопросом:
– Вы разве меньшевик?
Замбржицкий долго раскуривал сигару.
– Нет, я – теперь просто я, свободная, критически мыслящая личность, а общество – лес, в который ваш покорный слуга ходит на охоту.
Безуглый отказался от сигары.
– Мне, Иван Федорович, надоели мои англичане, очень они узкие и ограниченные люди. Немцами про них хорошо сказано.
Замбржицкий пододвинул Безуглому чашку кофе.
– Один англичанин – ограниченность, два англичанина – острая ограниченность, три англичанина – мировое правительство.
Замбржицкий улыбался, блестел золотым клыком.
– Немцы и про русских неплохо говорят. Не угодно ли: один русский гениален, два русских – революция, трое русских – хаос.
Безуглый спросил:
– Вы с этим согласны?
Замбржицкий поперхнулся дымом.
– Мне это просто безразлично.
– Как вас прикажете понимать?
– Я никому не отдаю предпочтения. Я вообще ни во что и ни в кого не верю. Впрочем, вру – верю в силу своих зубов и когтей. Мне безразлично, с кем бороться и кому служить: против русского вместе с англичанами или наоборот, или против них обоих с третьим.
Замбржицкий поднялся, плотно прикрыл дверь.
– Нас никто не слышит. Я спокойно могу говорить, что угодно. Вы мне не страшны, так как у вас нет свидетелей.
