Дарья Плещеева - Слепой секундант
— Погодите, сударь! — прервал отставного полицейского Андрей. — Ведь более оснований полагать, что сию интригу ведут федосеевцы!
— Одно другому не помеха. И федосеевцы могут иметь свои тайные уговоры с «малым двором». Государыня не вечна — а раскольникам и старообрядцам нужны все новые и новые поблажки. Коли есть надежда, что великий князь Павел Петрович будет к ним милостив… понимаете, какой узел тут мог завязаться? Лучше его и вовсе не распутывать. Не наше дело.
— Он правду говорит, — сказал Еремей.
Андрей ничего не ответил.
Отношения «большого двора», двора государыни, и «малого двора», двора ее сына, великого князя Павла Петровича, были под прицелом всех иностранных послов, всех имеющих хоть малое отношение к политике людей. Да и простой обыватель мог посудачить о том, что царица держит взрослого сына вдали от государственных дел, хотя по всем божеским законам ему бы на троне сидеть, а ей — отдыхать от треволнений бурной молодости.
В свое время, более двадцати лет назад, государыня купила мызу Гатчина, чтобы подарить своему фавориту, Григорию Орлову. Когда Орлов скончался — выкупила это наследство у его братьев и подарила сыну. А сын взялся перестраивать Гатчину на свой лад — объявив ее своей резиденцией, превратил в военный лагерь. Она обросла рвами и бастионами, на бастионах встали пушки. Это было не совсем игрой великовозрастного наследника в солдатики — он словно к чему-то готовил себя. И многим господам, по праву рождения и чину имеющим основания являться ко двору, пришлось сделать выбор, с кем они — с матерью или с сыном.
Вокруг Павла собирались понемногу его сторонники, а что они замышляли, кто из иностранных монархов был на их стороне, да не получали ли они откуда-то крупных сумм помимо тех, что полагались на содержание «малого двора» от государыни, — было основательной головной болью начальника Тайной экспедиции Степана Ивановича Шешковского. Слухи и замыслы переплетались самым причудливым образом, вокруг Гатчины околачивались и дальновидные честолюбцы, и отъявленные авантюристы, так что городок уже почти соответствовал поговорке о ловле рыбки в мутной водице.
Конечно, ежемесячные тридцать рублей от доктора Граве не могли повлиять на европейскую политику, но мусью Аноним очень многих обложил данью — и речь, возможно, шла о тысячах, о десятках тысяч рублей. Осторожность Мельника имела все основания.
— Андрей Ильич, — позвал дядька, когда молчание питомца затянулось. — Что делать будем?
— Вот что, — чуть ли не пять минут спустя ответил Андрей. — Первое: в счет денег, полученных господином Мельником от господина Акиньшина, пусть господин Мельник поищет следов графа Венецкого. Ежели удастся — никаких претензий к господину Мельнику нет.
— Жаль… Этот господин бы нам очень пригодился, — Еремей вздохнул.
— Вы, сударь, молоды, — сказал Мельник, — и не представляете, куда суетесь. Я помогу отыскать графа Венецкого, но хочу предупредить… Я стар и всякое повидал… Поверьте мне, плохо кончает тот, кто пытается влезть между молотом и наковальней.
И тут встрял Фофаня:
— А помощь Божья на что?! — сердито спросил он.
— Ты бы уж молчал, мародер, — был ответ. — Вот тоже проповедник сыскался!
— Второе, — спокойным голосом продолжал Андрей. — Хотя опыт и знания господина Мельника нам были бы полезны, но принуждать его не станем. Когда господин Мельник найдет убежище князя Венецкого, а коли повезет, и крепостной девки Дуни, он оставит письмо на имя капитана Соломина на постоялом дворе Семена Моисеева. Еремей Павлович, объясни ему, где тот двор. Вот и все.
— Нет, не все, сударь, — возразил Мельник. — Сейчас я начерчу план местности у богадельни и опишу все тамошние ходы и выходы. Вы ведь постараетесь выследить Демьяна, когда он понесет в богадельню корзинку с данью?
— Постараемся.
Мельник сел за работу. Чертил он ловко, все на его картинках было понятно. Напоследок он добавил:
— Неподалеку от дома Коростелевых есть трактир. Трактиришко жалкий, но зовется громко — «Город Мадрит». Там служит парнишка, звать Кузьмой. У него шашни с Фроськой, горничной госпожи Коростелевой. Он мне уже помог выследить Демьяна — при помощи Фроськи. Обратитесь к нему, скажите — дядя Иван послал, что пасочницы режет, он поймет. И от души прошу, ежели связь федосеевцев с Гатчиной обозначится совсем явно, отступите! Не позор отступить, когда противник настолько силен.
— Мы примем это к сведению, — холодно сказал Андрей. — Прошу простить за доставленные неудобства.
— Чертова ищейка! — воскликнул Фофаня, когда Мельник ушел. — Чтоб ему на Масленицу блином подавиться!
— Ничего. И без него справимся. Афанасий!
Афанасий все это время сидел в углу и молчал. Услышав свое имя, он поднялся и медленно подошел к столу.
— Ты сам слышал — дело выходит опасное. Если тебе есть где укрыться — я тебя не держу. Если негде — живи тут, сколько получится, — сказал ему Андрей. — Будешь на хозяйстве. Никуда тебя посылать не станем.
— Да куда его, труса, посылать-то? — спросил Фофаня. — От страха на полпути помрет. Страх должен быть один — божий!
— То-то ты, молодцам в лавке попавшись, босиком по снегу улепетывал, — напомнил Андрей. — Это у тебя Божий страх был — или страх ядреного кулака?.. Афанасий, я тебя ни в чем не виню — ты уже заслужил право мирно жить по-стариковски. Считай, что твой покойный барин мне тебя поручил. Я тебя не брошу.
— Андрей Ильич, — ответил на это Афанасий. — Дайте денег, сколь на дорогу надобно.
— Куда собрался?
— В Тверь.
— Хорошо. Все равно ехать в Гатчину, — вздохнул Андрей, — и узнавать про Решетникова и Вяльцева некому. Как бы ни казалось важным, отложим это до лучших времен… Еремей Павлович, стало быть, теперь богадельня. Расставь на столе солонку и что там еще имеется. Хочу понять всю эту географию… Хотя «на что география, когда есть извозчик»?
Еремей, бывавший с питомцем в театре и до слез хохотавший на комедии «Недоросль», шутку оценил, а Фофаня с Афанасием очень удивились смеху слепого барина и его дядьки.
Наутро собрали в дорогу Афанасия. Пришлось бегать к попу — доставать из сундуков разное имущество, включая порты, сменную рубаху, шерстяные чулки. Фофаня, которого не пускали в церковь из опасения, что сбежит, устроил перед образом своего небесного покровителя целый молебен — о благополучном путешествии. Потом Тимошка повез Афанасия к Московскому тракту — ждать обратного обоза. Вернувшись, он был уложен отсыпаться после бурной ночи.
— Еремей Павлович, вечером поедешь к Гостиному двору, отыщешь своего кривого знакомца, — сказал Андрей. — Мы молодцам хорошо заплатили за Граве, наверно, они не откажутся вдругорядь нам послужить. Растолкуй, что все делается для блага Афанасия.
